Тревожно пиликнул телефон, пока Виктория старательно парковала машину возле своей любимой ёлки у подъезда. Иногда муж называл ее ведьмой, потому что она зачастую, еще до того, как брала трубку, уже знала или кто звонит, или что за новости прилетят. Вот и сейчас, сердце сначала замерло, а потом заколотилось до звона в ушах.
«Неужто с Ильей что-то произошло?» ― материнский инстинкт сразу начал гонять в голове дурные мысли.
Сын после окончания военного училища получил распределение на Дальний Восток и теперь выходил на связь крайне редко: то наряды, то командировки, то бесконечные сборы. Вика старалась не тревожить ребенка, понимая, что он взрослый и ответственный, командир целого подразделения, и ему некогда, да и не всегда можно обсуждать с ней свои проблемы. Но просила хотя бы по утрам писать ей дежурное: «Привет, мам, у меня все хорошо!». Чаще доводилось общаться с невесткой, от нее и получала новости о сыне и успокаивалась их женскими разговорами о том, как живут-поживают, что купили, куда сходили.
Достала телефон из сумочки, поднесла к глазам. Слава Богу, сообщение от мужа. Наверно, интуиция подвела. Скорее всего, опять напишет об очередном «совещании-завещании», как Вика, шутя, их называла. После поступления Илюхи в военный институт муж ударился в работу и стал чаще задерживаться по вечерам. Она его не осуждала, сама не всегда спешила домой ― бесконечный вечер сурка, одни и те же темы для разговоров и всегда одинаковый досуг: у нее вышивка, к которой она относительно недавно пристрастилась, медитируя над разноцветными нитками и пяльцами, у мужа ― компьютер, с которым его уже давно и прочно связывали нежные отношения.
«Вика, ты знаешь, я не люблю разговаривать, поэтому лучше напишу…»
Такое начало ей почему-то не понравилось. Сергей и правда не особо любил разговаривать, а в последнее время из него слова было не вытянуть. И если Вика хотела выяснить, что стоит за его игрой в молчанку, то муж становился грубым и неприятным. Из аргументов главным было: «Чего ты ко мне пристала, тебе чего-то не хватает?» Сказать, что чего-то действительно не хватает, было нельзя ― деньги водились в достатке, они оба хорошо зарабатывали, по дому Сергей помогал, во всяком случае, посуду мыл, мог приготовить ужин, если приходил раньше, мужскую работу выполнял исправно, хоть и не с первой просьбы, секс был регулярным, правда, пресноватым в последнее время. Но из семьи пропало тепло и чувство расслабленности. Ощущение было, будто Вика живет в коммуналке с флегматичным, но удобным и неконфликтным соседом.
«Я собрал вещи и ушел, мне надо побыть одному. Никто не виноват, просто наш брак в тупике, нам надо разобраться в своих мыслях и не мешаться друг у друга под ногами. Прошу, не звони мне, я все равно не возьму трубку. Позже сообщу о своем окончательном решении», ― наконец-то дочитала сообщение Вика и уставилась невидящим взглядом в окно.
На лобовое стекло упала капля, потом еще одна и еще. Дождь зарядил не на шутку, словно оплакивая ее брак, только что разлетевшийся к чертям. Вот это вот «побыть одному» все и всегда говорят, когда уходят к другим. Женщины обычно смелее ― сразу признаются, что полюбили другого. Мужчины хотят выглядеть в глазах окружающих д’Артаньянами в белых плащах. Он, такой молодец, ушел подумать, взял только трусы и зубную щетку, все великодушно оставил ей. А потом, внезапно, спустя три-четыре месяца знакомые встречают их, румяных и бодреньких, в компании другой женщины, как правило значительно моложе и свежее. А потом начинаются судебные тяжбы за свадебный сервиз и детские велосипеды. Старо, как мир, избито, как поеденный молью бабкин ковер. Тьфу.
Вика неожиданно для самой себя расхохоталась сквозь предательские слезы, так громко, что даже перекрыла шум дождя, отчаянно барабанящего по крыше машины.
Ну и прекрасно! Это же так замечательно, если посмотреть с другой стороны. Чем ей так сдался этот рудимент в виде их с Сергеем брака? Сын уже взрослый, самостоятельный и живет отдельно. Зарабатывает она очень хорошо, на себя и на свои развлечения хватит с лихвой. В конце концов, начнет путешествовать и проводить отпуск там, где захочет, а не на даче у свекрови, помогая ей с бесконечными теплицами. Со свекровью они, правда, ладили, но от регулярных встреч с ее помидорами Вику уже передергивало. А еще наконец-то сделает ремонт и выкинет весь хлам, который годами копил ее без пяти минут бывший муж-Плюшкин. О-о, больше всего она ненавидела его потребность к накопительству и покупательству всякого ненужного барахла. Дома хранилась статуя бронзового коня, на стенах висели нелепые, неподходящие друг к другу картины, а кухня была завалена настолько бесполезной утварью, что ее часто было даже неясно, как использовать, в шкафу Сергей хранил все старые штаны и футболки, даже порванные, и Боже упаси хоть что-то выкинуть ― тут же начиналась форменная истерика. Поэтому, от греха подальше и во избежание хронических скандалов, Вика принимала эту «милую особенность» мужа и смирялась с тем, что даже подруг в гости она не может пригласить из-за страха, что он начнет обвинять их в воровстве. А такое уже как-то случалось.
Вика взглянула в зеркало заднего вида. Глаза ее блестели. Короткие темные волосы выбились из-под берета и прилипли к щекам. Она забыла открыть окна в машине, внутри быстро стало жарко и душно. А тем временем дождь на улице стих, лишь редкие капли бились о крышу.
«Не сахарная, не растаю», ― мысленно приободрила себя, открыла дверь и бодро выскочила на улицу. Воздух был мокр и свеж, по-настоящему пахло осенью и какими-то сыроежками, которые вряд ли водились во дворе их дома. Уже у самого подъезда, предвкушая, как отключит вечером телефон, наберет теплую ванную и заварит себе чашку ароматного чая с травами, Вика встретила его… Нет, не так ― его!
Выразительные зеленые глаза чуть с бирюзой, смотрели в самую глубь ее души, будто вынимая все мысли из головы, бережно отряхивая с них пыль повседневности и укладывая обратно, спокойными и безмятежными. Вика остановилась как вкопанная и уставилась на него.
― Привет, ты кто? И почему ты тут один? ― ей показалось, что она произнесла это вслух, хотя это точно было сказано про себя.
― Привет, я Семен. Я просто прячусь от дождя, ― так же мысленно ответил он ей и встряхнул мокрой смоляной гривой, слегка прищурившись и хитро посмотрев на Вику.
― У меня дома хорошо и тепло, пойдем ко мне в гости, я приготовлю тебе угощение, ― на этот раз слова уже слетели из губ, хоть и очень тихо. Но Семен все услышал. Склонил голову, недолго посмотрел вдаль, потом спрыгнул с парапета, на котором сидел и вошел в дверь подъезда, которую уже держала приоткрытой Вика. Шикарным черным хвостом скользнул по ее ноге, оглянулся, будто спрашивая, долго ли она будет стоять, как швейцар, и деловито зашагал по ступеням, точно знал наверняка ее адрес.
«Быть этого не может! Ты с ума сошла? Кот? Как такое могло случиться?» ― рой вопросов к самой себе жужжал в голове ― не разогнать. Но в глубине души Виктория точно знала, что произошло. Когда-то она услышала одну простую мудрость: «Дети и коты всегда приходят сами и только тогда, когда по-настоящему нужны».
Сергей всегда был против животных, хотя они с Ильей хотели завести кошку или собаку. Дал добро он им только на рыбку, которая благополучно прожила свой рыбий век, но даже имени не обрела. Причины не заводить зверей всегда были самыми банальными ― шерсть, вонь, шум, аллергия, которой ни у кого не было. В общем, они с сыном были глубоко несчастны, потому что братика или сестричку для Ильи папа тоже не одобрял. Видимо, по тем же причинам, по которым не хотел и кота.
А теперь Сергей ушел, а Семен сидел и ждал именно ее. Ждал, чтобы уверенно и с достоинством начать осматривать свой новый дом, ждал, чтобы хотя бы на сегодняшний вечер вытеснить из головы все мрачные мысли, которые почему-то всегда приходят по вечерам. Ждал, чтобы без спроса занять любимое кресло почти бывшего мужа и дать всем понять, что новый хозяин теперь тут он ― Семен.
Пока Вика суетилась на кухне и думала, чем бы таким угостить своего нового друга, в сумке тренькнул телефон.
«Черт! Не успела», ― подумалось с досадой. Она вдруг испугалась, что это пишет Сергей, что передумал или, что еще хуже, пошутил. И вернется. Со всей ясностью Вика осознала, что совсем-совсем не хочет, чтобы так случилось. А даже если и случится, она точно не желает, чтобы они снова жили вместе. Ей так красочно и ясно уже рисовалась ее новая жизнь, что на минутку даже стало стыдно оттого, что она даже не расстроилась из-за ухода мужа и так быстро переключилась на другого.
«Мам, привет, извини, что поздно, не смог долго держать все в себе. Ты скоро станешь бабушкой! Маринка беременна, уже семь недель!»
Руки задрожали. Чтобы не выронить телефон, Вика медленно положила его на тумбочку и плавно сползла по стеночке на пол. Слезы, но не печали, а радости все-таки потекли по щекам.
Семен подошел к ней, заглянул в лицо и очень громко и отчетливо подумал: «Вот видишь, мы пришли к тебе именно тогда, когда были нужны. Не плачь, женщина, все только начинается!»
---
Автор: Елена Александровна
---
Ненавистный брат
Опять этот запах. Отвратительный запах несвежего тела, перегара и табака. Он преследовал Юльку всегда и везде вот уже несколько месяцев подряд. Тошнотворная вонь выбивала из колеи, лишала последних сил, валила с ног. Снова к Юльке тянулись корявые руки с грязью под ногтями, снова она слышала мерзкое хихиканье, снова на нее наваливалась тяжесть, такая, что и дышать невозможно, будто каменная плита на упала на маленькую, птичью Юлькину грудь. Ей не хватало воздуха, она пыталась закричать, но не смогла – плита давила, давила, давила… Вот-вот умрет Юлька, вот-вот провалится в черную, воронкой закручивающуюся муть… Она падала, падала, падала…
И проснулась. В окно били лучи летнего улыбчивого солнца. Свежий ветерок легонько колыхал тюлевую штору, из кухни доносился запах жареных оладий и кофе. Значит, мама давно проснулась, приготовила завтрак и пьет свежезаваренный кофе со сливками.
Юльке кофе совсем не хотелось. А ведь раньше она и дня прожить не смогла бы без обожаемого напитка. Теперь тягу к кофе отбило напрочь. Хорошо, что от запаха не тошнит, как тошнило от жареной печени, рыбы, котлет… В общем, Юльку тошнило от всего. И есть она могла только яблоки. Яблоки всякие: антоновку, ранет, медовое, осеннее полосатое… Килограммами, корзинами, круглосуточно и круглогодично.
Существо, поселившееся в Юлькином животе, предпочитало только этот фрукт. Поэтому Юлька за почти девять месяцев превратилась в абсолютную доходягу. Тощая, с синими кругами под глазами, с тоненькими палочками рук и ног, с круглым беременным животом Юлька выглядела, как насосавшийся клоп. Или комар.
«Точка, точка, огуречик – вот и вышел человечек»
Невесело.
Юлька поднялась с постели. Вставать не хотелось. Она бы с удовольствием провалилась в сон – при утренних лучах ночные кошмары растворяются, и тошнота уже не так мучает, но… Мама не разрешает досыпать. Ей кажется, что от переизбытка сна Юлькины отёки совсем доконают ее слабый организм. Юльке лучше погулять на свежем воздухе – это полезно для будущего малыша.
Мама очень любит существо, шевелившееся в Юлькином животе: заботится о нем, переживает, рыщет по рынку в поисках самых свежих, самых полезных продуктов. Заставляет Юльку соблюдать режим и читать добрые сказки вслух. Таскает ее по театрам и выставкам. Называет существо – крошечкой и лапушкой:
- Что, лапушка, тесно тебе? Скоро, скоро увидишь Божий свет, не волнуйся! – говорит мама, легонько прикасаясь к Юлькиному чреву.
Да. Любит. И ждет так, будто сама его зачала.
А Юлька не ждет. Юлька ненавидит существо так, будто под сердцем не человеческий детеныш, а чудовище из страшной сказки. Будто оно явится на этот «Божий свет» не так, как рождаются обычные, желанные дети, а как монстр – через кровавую рваную дыру в груди, с визгом и клекотом.
Потому что, зачат этот ребенок был не в любви, не на брачном ложе, а в страхе, ненависти, в канаве, заросшей тальником. И отцом этого детеныша был не молодой и прекрасный принц, а грязное, потное чудовище, насильник.
От осинки, как говорится, не рождаются апельсинки. Юлька физически не могла переносить «ЭТО» в себе. Она видела кошмары по ночам, кричала, дергалась, умирала, мечтала избавиться от плода ненависти и насилия и не могла. Потому что – мама, словно тюремная камера, не давала ей освободиться от кошмара.
- Доченька, но ведь это – твой малыш, - плакала она, - твоя кровь. Прими его и полюби. Он ни в чем не виноват, пойми! Пожалуйста!
Легко сказать – полюби, прими, прости, пойми...