Ремонт, как известно, закончить нельзя. Его можно только прекратить. Обычно ремонт прекращается, когда кончаются деньги. У нас с Левушкой они закончились, когда в ванной были выложены плиткой пол и стены. Что сделать с потолком, мы еще не решили, и это упрощало ситуацию. Но пользоваться ванной без зеркала и полочек было затруднительно. Все вышеперечисленное было куплено и установлено. Кроме последней полочки.
Так уж получилось – именно там, где ей надлежало угнездиться, потекла замурованная в стену ванной труба. Стену дважды расковыривали, плитку то отдирали, то вновь наклеивали – полочкой было заняться недосуг. Потом сдохла дрель, потом пришел Новый год, потом повалили чередой дни рождения…
Время от времени я вспоминала про полочку. Совершенно не вовремя - с утра пораньше, в спешке перед выходом на работу, либо поздно вечером, когда мужчина одновременно смотрит футбол и первый предполуночный сон. Приступ трудового энтузиазма в такие моменты у него по определению невозможен. И вопли о не прибитой полке не будут услышаны, даже если это будет ваш предсмертный крик. А другого случая покричать на эту тему не представлялось. Ну, не складывались обстоятельства.
И в течение года раз-два в неделю я выступала, считай, сама перед собой. Строй сгруппированных ввиду отсутствия полочки прямо на раковине баночек, тюбиков и флакончиков с грохотом валился на пол в самый неподходящий момент. К примеру, когда я опаздывала на работу. Сгребая их в спешке, я заводила песню в стиле: «Будь проклят тот день, когда…». Левушка же в такие моменты всегда как-то очень вовремя оказывался вне пределов досягаемости издаваемых мной звуков. Раз я пошла ва-банк – прямо за завтраком брякнула неделикатно: «Если бы я была мужчиной, мне было бы стыдно…», - ну, и так далее. За ужином Лев искренне признался, что ему стыдно, и еще как: «Ну действительно, думаю, сколько уже времени баба мучается. Я поехал вечером за дрелью, так эти… мои подчиненные ее как раз сегодня сломали». Ясен пень, больше я в этом духе не выступала – как можно ставить человека в неловкое положение. Ведь хотел сделать, старался, а эти… Тьфу, да как он вообще с такими олухами царя небесного справляться умудряется? Бедный, бедный Лев!..
В общем, юбилей свой полочка справила спустя год на окне. А с раковины на плиточный пол грохнулся полный флакон дорогущего японского шампуня фирмы «Шизейдо». Поминая япону мать, я его собрала тряпкой и бездарно спустила в канализацию. После чего схватила мобильник и честно предупредила Льва: «Не повесишь сегодня же полку – все узнают, что не Лев ты, а козел бессовестный. Раз уж пропал японский шампунь – я и помаду не пожалею, любимой «Шизейдой» тебе на лобовом стекле подробное напоминание про полочку изображу. Помада хорошая, жирная, ты ее долго и мучительно смывать будешь, как я шампунь с пола!».
- Угу, - пороворчал Лев. – Ты у меня получишь… полочку. И отключился.
К вечеру, почти шизанувшись на почве воспоминаний о шампуне, я подрулила к дому. Из-за знакомой «двенашки» выскользнул Лев, куривший на улице в ожидании моего приезда: «На фиг мне такая баба, которая шляется до ночи неизвестно где?.. Я ключи забыл и жрать хочу!». Про полочку он явно не помнил. Прикинув, что спускаться под осенний дождь после позднего семейного ужина мне не захочется, я выдернула из машины пакет с какой-то лабудой: «Сердечко мое, ужин готов, разогреть – пять секунд, выкинь, пожалуйста, мусор, а то второй день его уже вожу. А я пока достану из-под сиденья пиво – куда-то закатилась бутылка твоего любимого «Варштайнера»…
Лев послушно побрел к мусорным ящикам. А я в потемках номер машины не разглядела, но убедилась, что машина эта – Левушкина, поскольку на полке перед задним стеклом лежит красная подушка, которую я любимому сама дарила. Достала «Шизейду» и намалевала размашисто: «Повесь полку, не лев ты, а козел!!!». Схватила пиво и с нежной улыбочкой – навстречу своему котику…
Пока ехали в лифте, я испытывала эйфорию. Каково смывать помаду со стекла, я знала хорошо, потому как однажды, колупаясь в поисках ключей в сумочке, раскурочила тюбик, а потом, как водится, перемазала его содержимым всю окружающую среду. Так вот, чтобы стереть розовый жир с лобовухи, я тогда перевела и лосьон, и ацетон, и бутылку минералки, и пачку специальных салфеток немецкого производства, производитель которых гарантировал избавление от любого жира. А жирные разводы на стекле исчезли только после второго посещения автомойки - до тех пор езда по вечерам была сплошным мученьем, поскольку фонари в засаленном стекле рассыпались на мириады блесток. Жестокая месть за все мои муки удалась, полагала я.
Наивная! Утром, едучи в лифте, я намекнула Левушке на ожидающий его сюрприз. «Красоту, - сказала я, - увидишь ты сейчас нечеловеческую». Ага. Он мимо машины с этой красотой как неродной прошел – не глянул. И тут я увидела, наконец, номер машины. «Двенадцатая», как и Левкина, была романтического цвета «золото инков». И такая же грязная, как у него. И с подушкой. С красной – на этом сходство заканчивалось. Номер был другой.
Поскольку я застыла, как соляной столп, Левка, успевший дойти до своей «ласточки», которая стояла в двадцати метрах от соседской с девственно чистым лобовым стеклом, завел машину и вернулся: «Ну, ты чего?..». Проследил направление моего взгляда. Прочитал. Посмотрел шалыми глазами, подтолкнул к моей машине: «Заводись, поехали». Прыгнул в свою и укатил.
С дороги я ему позвонила. Сказала, как мне жаль бедного мужика, который теперь долго будет отмывать стекло от моей «Шизейды». А Левушка ответил: «По-настоящему тебе его жалко станет, когда ты представишь, как он спустился к машине вместе со своей женой». Мне стало тошно…
Конец этой истории я узнала спустя полгода совершенно случайно. Мы с подружкой Маринкой сидели в кафе в большом торговом центре. День был выходной, дождливый. Как раз такой, когда девушки вроде нас поправляют пасмурное настроение шопингом. Свободных столиков не было, и официант подсадил к нам двух таких же подружек. Мы допивали чай, им только-только принесли пиццу. И одна другой рассказала, как ее бой-френд однажды вечером приехал без звонка, ворвался в квартиру в состоянии бешенства с дрелью в руках и… повесил полку, которую никак не мог повесить года два, хотя при каждой встрече клятвенно обещал сделать это «завтра».
На вопрос, что на него нашло, бой разразился такой руганью, какой она от него, интеллигентного человека, никак не ожидала. И только позднее, отмякнув немного за рюмкой коньяку и ужином, рассказал, как прочитав поутру надпись на лобовом стекле, он вернулся домой и вешать на кухне полку, а на вопрос жены, что на него нашло, заявил, что только последняя дура способна из-за какой-то полки так изгадить машину. Жена, не будь дура, пошла к машине - полюбоваться. А поскольку он, по извечной мужской привычке, надпись сразу не стер, она узнала о муже много нового и интересного.
Что было дальше, я не знаю. Заметив, что Маришка, давно посвященная в историю с «Шизейдой», смотрит на соседок по столу остановившимися глазами и корчит дикие гримасы, я ее поспешно из кафе под благовидным предлогом увела. Последнее, что мы слышали: «Одно никак не могу понять – откуда та тварь, которой он тоже не прибил полку, знает, что я своего Славика Львом иногда зову?».
© Инна Серова.
