Найти тему

Роман " Лабиринты судьбы "

Автор Эльмира Ибрагимова

22 глава

Изображение сгенерировано в приложении " Шедеврум " автором канала Дилярой Гайдаровой
Изображение сгенерировано в приложении " Шедеврум " автором канала Дилярой Гайдаровой

– Почему вы так быстро уходите? – спросила удивленная Фатима. – Оставайтесь, скоро придет Марат, будем ужинать. Он все время о вас спрашивает. Хотя бы Муслишку оставьте у нас, мы так по нему соскучились.

– В другой раз Фатима, в другой раз. А сейчас к нам гости должны прийти, я совсем о них забыла. Муслим мне поможет, в магазин его послать собираюсь. Мы обязательно зайдем к вам еще.

– Вы чем-то очень расстроены, Антонина Сергеевна? И Муслим, кажется, тоже? Что случилось? – спросила Фатима, увидев, как изменилось настроение соседки.

– Тебе показалось, девочка моя. Я озабочена тем, что сейчас придут гости, а я о них забыла. А Муслиму просто уходить от вас не хочется. Но мы зайдем, а ты передавай наш привет Марату.

После того дня ни Антонина Сергеевна, ни Муслим не приходили к ним больше. В свое время привыкшая к их частым визитам Фатима позвонила им сама, но Антонина Сергеевна успокоила девушку: все у них в порядке, только много разных дел накопилось, и в ближайшее время она с Муслимом обязательно зайдет к ним. С тех пор соседка только регулярно звонила, чтобы узнавать о состоянии Фатимы. Зная, что будущая свекровь девушки почти поселилась у них и бывает там весь день, Антонина Сергеевна всегда старалась поскорее закончить разговор.

Сейчас, услышав звонок в дверь и подумав, что пришла Калимат Расуловна, Фатима почувствовала, как неприятны ей ежедневные визиты будущей свекрови. Девушка тут же осудила себя: неблагодарная она, мать Марата возится с ней, беспокоится о ее здоровье, об их будущем ребенке. Хотя о чем теперь беспокоиться, если Фатиме придется сделать аборт? В довершение всех своих доводов в пользу аборта мать Марата принесла ей распечатки какой-то статьи из Интернета. Девушка даже не стала читать, достаточно было посмотреть на фотографии неполноценных детей и их уродства. Фатима содрогнулась, инстинктивно закрыв ладонями глаза.

– Я не хочу тебя пугать, деточка. Но надо реально понять, на что ты можешь обречь себя, Марата и этого ребенка, если не избавишься от плода. Я вижу ты вся еще в сомнениях, хотя о чем тут думать? Отсрочка твоего материнства не значит, что ты будешь бездетной. Это лишь возможность полноценно подготовиться к более благоприятной беременности и при этом соблюсти приличия. Ты меня понимаешь?

Увидев на пороге Антонину Сергеевну, Фатима неожиданно для себя бросилась к ней и расплакалась.

– Ну что с тобой, моя девочка? – с тревогой спросила соседка, обнимая ее вздрагивающие от рыданий плечи. – Рассказывай, что там у вас случилось? Небось, мегера эта, твоя будущая свекровь, тебя чем-то обидела?

– Нет, она тут ни при чем, и сама, наверное, расстроена. До этого она ходила со мной по врачам и не раз говорила, что с радостью ждет внука. Правда, однажды ради родственников своих просила меня аборт сделать. Не хотела, чтобы они нас осуждали за отношения внебрачные. Но потом вроде смирилась с ребенком, сама нашла хороших врачей и ходила со мной на обследование.

– Что же тогда, милая? Марат тебя обидел? Или просто капризничаешь, как все беременные? Что с тобой, поделись, тебе легче станет!

Фатима рассказала Антонине Сергеевне обо всем.

– И ты не будешь рассказывать об этом Марату? – удивилась Антонина Сергеевна.

– Так надо, ему нельзя этого знать. Он так ждет нашего ребенка, эта новость может все испортить! Если Марат узнает о причине моего аборта и о своей вине, он точно сорвется. Я же рассказывала вам, через что мы с ним прошли…

– Ты с ума сошла совсем, Фатима! Давай сходим с тобой к моей Ляльке прямо сегодня! Не верю я этой твоей врачихе, тут явно что-то не так! Марат уже давно ничем этим не увлекается, почему это должно повлиять на ребенка? Я ничего не понимаю. В общем, собирайся, мы сейчас же идем к моей Ляльке.

Фатима в нерешительности, но с внезапно появившейся робкой надеждой посмотрела на Антонину Сергеевну, но в ту же минуту раздался звонок в дверь. Пришла Калимат Расуловна и, увидев в прихожей Антонину Сергеевну, холодно кивнула ей и прошла в комнату. Проводив соседку, Фатима вернулась в комнату. Калимат Расуловна стояла спиной к ней и смотрела в окно, видимо, на уходящую через двор Антонину Сергеевну.

– Что у тебя с этой старой калошей может быть общего? Я этого, как ни стараюсь, никак понять не могу, – раздраженно сказала она Фатиме.

– Она хорошая женщина, добрая, отзывчивая, – не желая ссориться, но, в то же время, оскорбившись за Антонину Сергеевну, ответила Фатима. – И Марату она тоже нравится.

– Это понятно, он с некоторых пор смотрит на мир только твоими глазами, – недобро сказала Калимат Расуловна и тут же с тревогой спросила:

– Надеюсь, ты не делилась с ней своими последними новостями? Я предупреждала: никому ни слова. Мы не имеем права подводить человека, который нам помогает. Другому врачу было бы безразлично, кого ты родишь и как будешь потом с ним мучиться. А эта женщина, за определенные деньги, конечно, смотрит дальше, чем ей как врачу положено. И мы должны ей быть благодарны за это.

– Я ничего никому не сказала, – солгала Фатима и решила сегодня же предупредить Антонину Сергеевну. Кто знает, вдруг она и в самом деле станет обсуждать их проблему со своей Лялькой, а та потом расскажет о ней другим. Нет, нельзя этого делать – самой же Фатиме хуже будет, если Марат узнает – он ее никогда не простит. И себя не простит, узнав о причине аборта.

В тот же вечер Фатима позвонила Антонине Сергеевне и попросила:

– Прошу вас, не говорите ни о чем вашей Ляле. Нет необходимости, и вообще не говорите об этом никому.

– Нет необходимости? – обрадовалась, неправильно поняв ее слова, пожилая женщина. – Значит, ты решила оставить ребенка! Слава Богу, Фатимочка! А то ведь я расстроилась и сразу же Ляльке своей позвонила. Не называя имен, спросила ее о твоем случае. А она ответила, что в каждом отдельном случае надо разбираться отдельно. Но сказала, что я, вероятно, что-то не поняла или перепутала. И вряд ли врач в консультации такое мог предложить. По поводу прогнозов тоже усомнилась, удивилась даже: что-то тут не так! Приводите, говорит, свою знакомую, разберемся. А вы, значит, со своей будущей свекровью сами к этому пришли? Ну и ладненько. Я никому ничего не скажу, и зачем теперь. Как же ты меня порадовала, детка!

Фатима не стала переубеждать свою пожилую соседку, решив, что скажет ей обо всем потом. А вечером попыталась еще раз поговорить с Калимат Расуловной:

– Я хочу вас попросить, – еле сдерживая слезы и чувствуя дрожь во всем теле, сказала она, – может быть, мы с Маратом еще раз обследуемся? Может, Тамила Саидовна ошибается и не все так плохо, как ей показалось? Марат давно оставил наркотики, а срок у меня совсем небольшой. Вот я и думаю: как бывшее пристрастие Марата к наркотикам могло повлиять на плод? Давайте сходим с вами к одной моей знакомой, она врач с опытом, заведующая отделением, – несмело начала девушка, волнуясь и стесняясь своих слов. Ей всегда было неловко говорить о будущем ребенке с матерью Марата.

– А не кажется ли тебе, дорогая моя, что ты себе слишком много позволяешь?! Не надо принимать за слабость мое доброе к тебе отношение, я тебя предупреждаю! Еще раз объясняю то, что ты давно должна была понять: если бы у вас с Маратом был шанс иметь здорового ребенка, я бы никогда не предложила от него избавиться. Смирилась бы с позором и сыграла свадьбу с беременной невестой. Я была уже готова к этому, но не хочу, чтобы у моего сына родился урод, который потом погубит и его самого окончательно. Понятно тебе это?

– Понятно, – обреченно сказала Фатима и больше не спорила с матерью Марата.

Марат долго не соглашался ехать в Москву, хотя очередная командировка предполагалась всего на два-три дня.

– С ней что-то не так, – с тревогой говорил Марат матери о Фатиме. – Разве сама не видишь? Фатима совсем сникла, побледнела, не ест, не спит, ходит как неживая. Может быть, нам ее показать профессору какому-нибудь опытному? Или с собой в Москву взять?

– А я, по-твоему, Фатиму стажеру показывала? Эх ты, неблагодарный, ее наблюдает одна из знаменитостей, она сто лет работает и наукой занимается. Какого же еще специалиста вам найти, чтобы вы с твоей Фатимой были довольны?

Калимат Расуловне удалось уговорить Марата не срывать командировку, а уже назавтра, после его отъезда, Фатима послушно пошла с ней к Тамиле Саидовне. Та дежурила в тот день в больнице и позвала их туда. А до этого, накануне вечером, Фатима приняла лекарства, которые передала для нее Тамила Саидовна.

– Что это? Зачем? – спросила девушка, когда будущая свекровь выдала ей несколько таблеток и объяснила, как ей их принимать.

– Я не врач и не все могу тебе объяснить об этих лекарствах. Но о чем тебе беспокоиться? Их послала для тебя Тамила Саидовна, они помогут легче решить нашу проблему. Надеюсь, ты не думаешь, что я хочу отравить невесту собственного сына?

Фатима растерянно взяла из рук Калимат Расуловны пакетик с лекарствами.

«Я убийца и сама буду травить собственного ребенка, помогу ему погибнуть», – подумала девушка, и глаза ее заполнились слезами. Господи, что она скажет Марату, если тот обо всем узнает? Как она будет смотреть ему в глаза и говорить неправду об их погубленном ребенке?

Калимат Расуловна внимательно следила за выражением лица Фатимы и старалась уловить оттенки ее настроения. И очень старалась не показать девушке своей ненависти, презрения, злобы. Она хорошо понимала, что сейчас беспокоит Фатиму, и потому сама ответила на ее незаданные вопросы, стараясь быть при этом ласковой.

– Ни о чем не беспокойся. Тамила Саидовна сама обо всем позаботится, – сказала Калимат Расуловна Фатиме по дороге в больницу. – Она оформит тебя как обратившуюся с кровотечением и положит в палату вроде бы для того, чтобы предотвратить выкидыш и сохранить плод. Для вида подержит тебя до утра, одним словом, сделает все, как надо. Ни Марат, ни кто-то другой не узнает о том, как все было на самом деле. Обо всем будем знать только мы трое – ты, я и врач. Никому из нас невыгодно раскрывать эту тайну. Мы с тобой будем молчать ради Марата и его спокойствия, а Тамила Саидовна рискует больше всех, она при случае и пострадает больше. Не переживай, Фатима, все обойдется – Марат поверит, что случился выкидыш, и смирится с этой неприятностью, такое бывает. А потом, через некоторое время, у вас будут дети, рожденные в браке. К такому шагу надо готовиться серьезно, ребенок – не котенок.

Фатима почти не слушала Калимат Расуловну. Девушка равнодушно смотрела на дождь через окно такси, и капельки дождя на стеклах казались ей слезами. Она изо всех сил старалась держаться и не плакать. Думала: может, и в самом деле у нее нет другого выхода? И если ребенок, по прогнозам врача, будет неполноценным, зачем обрекать его на муки? Зачем создавать проблемы всей семье Марата и ему самому? Даже мать Марата намекнула, что такие злоключения часто случаются с детьми, зачатыми в грехе, до брака. Сказала, что Аллах таким образом, через детей, наказывает грешных родителей. Сама Фатима смогла бы принять такой удар судьбы как должное – ей не привыкать к трудностям, но Марат может не выдержать, сорваться.

Тамила Саидовна встретила Фатиму и Калимат Расуловну в приемном покое больницы и после заполнения необходимых бумаг проводила девушку в отделение до самой палаты. По пути еще раз предупредила никому ни о чем не рассказывать и по любому поводу обращаться только к ней самой.

– Я сегодня дежурю, среди поступивших много тяжелых. Немного освобожусь от текучки и займусь тобой, – спокойно сказала она Фатиме, уложив ее в палату. И тут же отошла к другой девушке, лежавшей на соседней кровати. Та, уткнувшись в подушку, горько плакала.

«Интересно, а какая у нее проблема?» – со страхом глядя на плачущую девушку, подумала и без того расстроенная Фатима. Из разговора той с Тамилой Саидовной поняла: молодая женщина поступила в больницу с угрозой выкидыша. Сейчас врачи делают все, чтобы сохранить беременность, но надежды мало. И все же Тамила Саидовна пыталась успокоить расстроенную женщину и дать ей надежду.

– Ну чего ты заранее убиваешься, девочка моя? Мы делаем все, чтобы сохранить твоего ребенка, а ты устраиваешь истерики!

Подумав немного, Тамила Саидовна решила на всякий случай подготовить женщину к худшему:

– А если выкидыш все-таки случится, разве это конец света? Ну, сколько тебе лет, чтобы так переживать? Это не последний твой шанс родить. Перестань плакать, у нас еще есть надежда спасти твоего малыша, если ты нам мешать не будешь. Не ты первая в такую ситуацию попала, не ты последняя. А что тогда делать бесплодным женщинам, у которых даже надежды на беременность нет? Не гневи Бога…

«Правильно она говорит, все познается в сравнении, – грустно подумала про себя Фатима. – Что и в самом деле делать бесплодным женщинам, которым Бог не дал детей? Или что делать таким, как я? Как я буду жить потом, зная, что сама вынесла своему ребенку смертный приговор? Родился бы он больным или здоровым – это только Бог знает. А я, выходит, на всякий случай от него избавляюсь». Глаза девушки опять наполнились слезами: сама она никогда не стала бы избавляться от ребенка, даже зная, что он обречен. Фатима уже заранее любила его таким, какой он есть или каким мог бы быть – больным или здоровым, красивым или не очень. Это ее ребенок, дитя ее любви, только не может она противостоять матери Марата, ее давлению, натиску, угрозам. И уступает ей ради Марата, думает о том, как ему будет лучше. У Фатимы нет никого на этом свете ближе любимого, и ради него она пойдет на все.

Тамила Саидовна перевела взгляд с безутешно плачущей женщины на Фатиму, глаза которой также были наполнены слезами, и покачала головой:

– Ну что мне с вами делать, девочки? Перестаньте наконец плакать, никому и никогда это не помогало в решении проблем!

Фатима плохо помнила все то, что случилось потом, поздней ночью. Она пробыла в палате до утра, и эта ночь показалась ей бесконечной.

«Скорее бы уже, не могу я больше. У меня сердце разрывается», – переживала она, даже не жалуясь на усиливающуюся боль внизу живота и пояснице. По-настоящему ее мучила другая боль, более сильная – как открытая рана, на которую сыплют соль, болела ее душа. Фатима с удивлением открыла для себя, что душа находится где-то в середине груди. Воспаленный мозг плавился от обилия кипящих в нем мыслей, вопросов, поисков решения.

«Может, мне просто встать и уйти отсюда?» – посетила ее шальная мысль. И будь что будет. Но тут же девушка подумала обо всем трезво: поздно, процесс уже пошел, и именно поэтому ее тело скованно дикой, нестерпимой болью. Те убийственные таблетки наконец-то подействовали, все идет своим чередом, как и было запланировано.

Тамила Саидовна заглянула в палату и, увидев скорчившуюся от боли Фатиму, тихо сказала ей:

– Ну, наконец-то. А я уже хотела спросить – принимала ли ты таблетки? Слишком уж долго они на тебя действовали. Но теперь все нормально, скоро все закончится. Потерпи, детка, я понимаю: тебе нелегко.

Фатима промучилась от боли всю ночь, плохо помнила все, что с ней происходило дальше. Словно кто-то свыше послал ей это спасительное забвение и апатию, она на время выпала из жизни и наблюдала за всем происходящим с собой словно со стороны. Видела, как суетится вокруг нее Тамила Саидовна. Измучившись вконец от боли и схваток, девушка закрыла глаза и отвернулась к стене. Она слышала, как к ее кровати вместе с Тамилой Саидовной подошла другая врач.

– Ты у нас, Саидовна, конечно, передовик производства, но медаль тебе все равно не дадут. У тебя очень усталый вид, сегодня ты набегалась, как никогда. Может, отдохнешь? Не беспокойся, я займусь твоей девушкой, – предложила она, кивнув на Фатиму.

Но Тамила Саидовна покачала головой:

– Нет, Симочка, не тот случай, чтобы перепоручить эту девушку. Ее свекровь – моя лучшая подруга, из рук в руки передала мне ее, под личную ответственность. Знаю, ты все сделаешь не хуже, но подруга обидится. Она и так переживает. Очень уж хотели они сохранить ребенка, но поздно обратились. Пациентка поступила к нам с сильным кровотечением, а я, как ни старалась, так и не смогла спасти ребенка.

– Жалко, конечно. Для первородящих это всегда трагедия. Хорошо еще, что срок не очень большой – осложнений будет меньше, и быстрее успокоится. А есть и такие, которые носят ребенка почти весь срок, а потом теряют.

Фатима зажмурилась: ей хотелось куда-то пропасть и не видеть больше этот спектакль, в котором она искусно сыграла одну из главных ролей. Ведь ей даже сочувствуют, соболезнуют. Откуда им знать, что она пришла в эту больницу не для того, чтобы спасти своего ребенка, а для того, чтобы его погубить?

Утром Фатима проснулась опустошенная и обессиленная. Она посмотрела на белые стены палаты, пустые кровати, стоящие рядом, и не сразу поняла: что это за комната и почему она здесь находится? Уже через минуту-две сознание услужливо напомнило ей обо всем. И постепенно Фатима вспомнила события прошедшей ночи, все, до мелочей. Все закончилось, у меня нет ни дикой боли, ни ребенка. У меня вообще ничего нет. В палату заглянула довольная собой Тамила Саидовна – ночь выдалась не из легких, но все обошлось – дежурство прошло без ЧП. Больше всего она переживала за Фатиму, а точнее, за себя, принявшую участие во всей этой рискованной афере.

– Как ты себя чувствуешь, Фатима? Все хорошо, милая? А ты боялась. Я знала, что обойдется, как надо.

– А как было надо? – еле шевеля запекшимися губами, прошептала Фатима. – Кому это было надо?

– Ну, не знаю, – тревожно посмотрела на девушку Тамила Саидовна и понизила голос. – Мне сказали, что вы на семейном совете все обсудили и ты согласна. А что сейчас изменилось?

Оставив вопрос Тамилы Саидовны без ответа, Фатима спросила ее:

– Скажите мне честно, хотя это уже не имеет значения, – мой ребенок обязательно был бы больным, дефектным? Вы могли это знать наперед и наверняка по анализам, еще каким-то признакам?

Лицо Тамилы Саидовны стало испуганным:

– Не понимаю твои вопросы, девочка, я обо всем подробно говорила с твоей свекровью. Разве вы потом не обсуждали все это с ней? Никто, никогда и ничего не может знать в таком случае наверняка. Но твоя свекровь требовала гарантий, спрашивала, будет ли ребенок здоровым, а таких гарантий дать я не могла.

На самом деле все было не так, но Тамила Саидовна не знала, как ей себя сейчас вести с Фатимой, что ей говорить. Настроение девушки пугало ее.

– У меня и вправду были плохие анализы? Почему же тогда врач на УЗИ сказала, что все у меня в порядке?

Вопросы Фатимы всерьез разозлили Тамилу Саидовну. Она строго посмотрела на девушку и сказала:

– Ты уж меня прости, девочка, но это надо было спрашивать раньше. Времени на бесполезные дискуссии с тобой у меня нет. Повторяю: я все не раз обсуждала с твоей свекровью. Она и сказала мне, что это ваше обоюдное и окончательное решение. И что же слышу вместо благодарности? Ты меня как будто бы упрекаешь. Нехорошо вы со мной поступаете. А я, между прочим, рискуя своей безупречной репутацией, помогла вам.

Фатима промолчала, у нее уже не было сил говорить, в горле стоял комок, а к глазам подступали слезы.

– Ладно, успокойся. Фатима. Я тебя понимаю, это стресс, но держи себя в руках. Не за горами день, когда я с радостью приму у тебя роды, и ты родишь здоровенького ребенка. А пока успокойся и береги себя. Отдохни, поспи, а вечером свекровь заберет тебя домой.

Фатима закрыла глаза и услышала, как Тамила Саидовна сказала палатной медсестре:

– Сделай ей успокоительное, пусть поспит, она совсем ослабла.

После укола Фатима и не заметила, как провалилась в сон, словно в обморок. Уже поздним вечером она сквозь дрему услышала, как кто-то будит ее, зовет, теребит за руку. Фатима узнала голос Калимат Расуловны. Та стояла в накинутом на плечи белом халате и пыталась разбудить ее:

– Фатима, Фатима…

Девушка не сразу открыла глаза, ей так не хотелось видеть в эту минуту будущую свекровь. Та, как никогда, была ей сейчас неприятна, даже ненавистна.

«Это она заставила меня избавиться от ребенка, она не дала мне возможности посоветоваться с Маратом, подумать обо всем спокойно, проконсультироваться еще раз с более опытным врачом. Она убила моего ребенка. Парализовала мою волю, загипнотизировала и сделала со мной и моим ребенком все, что хотела. Как же я ее ненавижу», – думала Фатима, лежа с закрытыми глазами.

– Ты что, не слышишь меня? – раздраженно прервала мысли Фатимы Калимат Расуловна. – Вставай и спускайся вниз, машина нас ждет. Ты и так, говорят, проспала более десяти часов подряд, более чем достаточно. Нам надо домой, там отдохнешь, если тебе все еще нездоровится. Завтра Марат прилетает.

Воспоминание о Марате доставило Фатиме новую волну боли. Сердце сжалось от жалости к нему, к себе, к их нерожденному ребенку. Что она завтра скажет любимому?

Фатима молчала всю дорогу, хотя Калимат Расуловна все время обращалась к ней с самыми разными вопросами. Но девушка упорно молчала. Она, как робот, выполняла все распоряжения будущей свекрови: поднялась по ее команде с постели, спустилась к машине, дала себя увезти.

Фатиме не хотелось заходить в квартиру – все здесь, в их с Маратом совсем еще недавно любимом и уютном гнездышке, было ей чуждо и напоминало о том, что произошло накануне. Она с трудом заставила себя войти и сразу удалилась в спальню – легла на кровать, не расстилая ее, поверх покрывала. Заглянувшая к ней Калимат Расуловна поморщилась:

– Не веди себя как тяжелобольная и несчастная жертва. Завтра ты должна выглядеть бодрой и спокойной. Должна поддержать Марата и сказать, что все случилось неожиданно. Что приняла это спокойно и без отчаяния, и ему советуешь сделать то же самое. Скажи, что вы еще успеете родить детей и после свадьбы. В общем, ты меня поняла – приведешь себя в порядок, упаси тебя Бог быть перед ним такой бледной и грустной, нельзя его расстраивать. Нельзя, чтобы он смотрел на случившееся как на трагедию.

– А это не трагедия. Это была комедия, настоящая комедия. Только финал не смешной, – сказала Фатима, отвернувшись к стене.

– Что ты сказала? – не на шутку рассердилась на ее слова Калимат Расуловна. – Это ты меня комедианткой называешь что ли? Значит, я виновата в том, что ты легла с парнем в постель до свадьбы и даже умудрилась забеременеть? Заманила моего сына в свои сети, а теперь жертву из себя строишь, пытаешься острить.

– Я ненавижу вас, – чеканя каждое слово, сказала Фатима, повергнув этими словами в шок Калимат Расуловну. – Вы даже не представляете себе, как сильно я вас ненавижу.

Не зная, как реагировать на сказанное, Калимат Расуловна некоторое время растерянно молчала, хотя понимала: она должна что-то сказать в ответ.

Фатима молча отвернулась к стене. Ей было уже все равно, как отнесется мать Марата к ее словам, что теперь решит предпринять. В ней со вчерашнего дня словно умерла прежняя Фатима, которая до последнего времени по-своему даже любила мать своего возлюбленного. Девушка прощала ей все: придирки и ворчание, с удовольствием отмечала внешнее сходство сына и матери. Представляла любимого на руках этой женщины маленьким, беспомощным грудничком. Фатиме иногда казалось, что она испытывает особую нежность к будущей свекрови, этой непростой женщине, только за то, что она дала жизнь Марату. Нередко Фатима, замечая раздражительность Марата по отношению к матери, просила его быть терпимее, ласковее с ней. Только иногда с недоумением вспоминала то время, когда Калимат Расуловна не захотела помочь сыну, попавшему в сложную ситуацию. Но Фатима никогда не говорила с Маратом об этом, даже здесь она пыталась понять и оправдать Калимат Расуловну. Наверное, она не представляла себе, какая опасность нависла над ее сыном.

– Нехороший ты у меня, Марат, недобрый, не понимаешь: ты для матери своей – свет в окошке, – часто говорила Фатима любимому. – Она боготворит тебя. А быть единственным у родителей – большая ответственность. Вот и думай – кто согреет их сердце и будущую старость. Неблагодарный ты, я тебе завидую. Была бы у меня мама, я бы ей все на свете простила, ноги бы ей целовала.

– Родная моя, теперь у нас с тобой одна мама на двоих. Отношения у вас с ней, слава Богу, наладились, я очень этому рад. Понимаешь, мама неплохой человек, только никак не поймет, что пуповина между мной и ею давно перерезана и слишком уж активно вмешивается в мою жизнь. Но ее понять можно, слишком долго я дурака валял, есть у нее право не совсем мне доверять.

Марат и в самом деле был безмерно счастлив, что отношения матери и Фатимы наладились. И не переставал удивляться любимой: какая она у него благородная, добрая, не по годам мудрая.

Марат большую часть времени проводил на работе и редко бывал дома, но замечал, как порой несправедлива к Фатиме мать, как старается задеть и даже обидеть его невесту.

«Зачем все это нужно моей матери, если она смирилась с нашим решением пожениться? – размышлял парень. – Разве ей плохо от того, что сын счастлив? Как мать может не оценить всего того, что сделала для меня эта девушка? Фатима спасла меня, вытащила из пропасти, боролась до последнего и даже тогда, когда другие потеряли веру».

Марат часто задавался вопросом: чем Фатима не угодила его привередливой матери? «Мама, видимо, просто ревнует. Слишком меня любит, болезненно, а я и вправду мало времени ей уделяю. Вот она и срывается на моей невесте», – успокаивал себя Марат.

Марат вернулся из Москвы вечером следующего дня. Он позвонил уже из аэропорта, сразу, как только приземлился самолет.

Продолжение следует...