На одном из эфиров Диониса Каптаря с Владимиром Козаровецким, Владимир Абович зачитал вот эту стихи из "Конька-Горбунка":
И посыльные дворяна
Побежали по Ивана,
Но, столкнувшись все в углу,
Растянулись на полу.
Царь тем много любовался
И до ко́лотья смеялся.
А дворяна, усмотря,
Что смешно то для царя,
Меж собой перемигнулись
И вдруго́редь растянулись.
Царь тем так доволен был,
Что их шапкой наградил.
Тут посыльные дворяна
Вновь пустились звать Ивана
И на этот уже раз
Обошлися без проказ.
И ведущий, историк Дионис Каптарь, видимо, впервые после школы услышавший отрывок из сказки, так непосредственно отреагировал: "Да ведь это ж, ведь это ж... Грибоедов! Ведь это у него там был какой-то дядя, падавший вдругорядь!...".
Напомню всем известный со школы "монолог Фамусова":
Монолог Фамусова "Вот то-то, все вы гордецы!" из комедии "Горе от ума" (действие II явление 2)
Вот то‑то, все вы гордецы!
Спросили бы, как делали отцы?
Учились бы, на старших глядя:
Мы, например, или покойник дядя,
Максим Петрович: он не то на серебре,
На золоте едал; сто человек к услугам;
Весь в орденах; езжал‑то вечно цугом;
Век при дворе, да при каком дворе!
Тогда не то, что ныне,
При государыне служил Екатерине.
А в те поры все важны! в сорок пуд…
Раскланяйся – тупеем не кивнут.
Вельможа в случае – тем паче:
Не как другой, и пил и ел иначе.
А дядя! что твой князь? что граф?
Сурьезный взгляд, надменный нрав.
Когда же надо подслужиться,
И он сгибался вперегиб:
На ку́ртаге ему случилось обступиться;
Упал, да так, что чуть затылка не пришиб;
Старик заохал, голос хрипкой;
Был высочайшею пожалован улыбкой;
Изволили смеяться; как же он?
Привстал, оправился, хотел отдать поклон,
Упал вдруго́рядь – уж нарочно,
А хохот пуще, он и в третий так же точно.
А? как по‑вашему? по‑нашему – смышлен.
Упал он больно, встал здорово.
Зато, бывало, в вист кто чаще приглашен?
Кто слышит при дворе приветливое слово?
Максим Петрович!
Кто пред всеми знал почет?
Максим Петрович!
Шутка!
В чины выводит кто и пенсии дает?
Максим Петрович!
Да! Вы, нынешние, – нутка!
Владимир Абович в ответ на слова ведущего усмехнулся. Но, кажется, он не ответил так, как можно было бы ответить, чтобы сразить всех приверженцев автора-Ершова, - к коим прежде всего относится Ишимский исследователь жизни и творчества Ершова, - кандидат филологических наук, Татьяна Павловна Савченкова.
Она торжественно пишет в Летописи жизни и творчества П.П. Ершова, изданной к 200-летию писателя, - https://www.prlib.ru/item/1158427?ysclid=m2hgijw7yc548957632, - о цензурном разрешении на издание "Горя от ума" в августе 1833 года (21), указывая на то, что Ершов взял оттуда эпизод с посыльными дворянами.
Но! Дело в том, что Ершову на самом деле неоткуда было узнать про дядю Фамусова, Максима Петровича, который, в угоду государыне Екатерине, "отважно жертвовал затылком". Не были напечатаны именно эти стихи! (Как и многие другие).
Никак не хотели наши цари издавать самую лучшую русскую комедию, - ни Александр, ни Николай. Полный текст комедии будет издан только при царе-Освободителе, - в 1862 году.
Впервые отрывки из комедии, стараниями друга Грибоедова, Фаддея Булгарина, были напечатаны в альманахе последнего, - "Русская Талия" в январе 1825 года.
Но вот что там было напечатано, какие крохи:
Монолог Фамусова "Вот то-то, все вы гордецы", из второго действия, - которого в 1825 году вообще не напечатали.
А в 1833 году комедию издали вроде бы целиком, но с множеством купюр. И никакого монолога Фамусова там тоже нет. В этом можно убедиться, не отходя от компьютера, - слава НЭБу!
Да, было бешеное количество списков, - десятки тысяч. Да, комедию все знали наизусть. Но - что значит -"все"? Всё образованное, передовое общество. Относился ли к нему студент Ершов, прогуливающий лекции в университете и влюблённый в творчество третьестепенного поэта Бенедиктова? (см. книгу А.К. Ярославцова). Нет, конечно! Вряд ли он и слышал о комедии Грибоедова. Но даже если б и слышал, и переписывал, и знал наизусть, - зачем дразнить цензоров и вставлять эту сцену в сказку, - сцену, которая никакого влияния на действие не оказывает? Из хулиганства? Но Ершов вовсе не был склонен к такому хулиганству (см. книгу А.К. Ярославцова).
Тут все козыри - у автора- Пушкина! Поскольку ему в 1825 году в Михайловское как раз привёз пьесу его друг Пущин (видимо, список).
Кроме того, именно Пушкин именно в 1834 году, когда был издан "Конёк-Горбунке", писал в своём Дневнике, 10 мая: "Государю неугодно было, что о своем камер-юнкерстве отзывался я не с умилением и благодарностию. Но я могу быть подданным, даже рабом, но холопом и шутом не буду и у царя небесного".
Это Пушкин вращался - не по своей воле, - в придворном кругу, и видел всё то же холопство и угодничество. Как он и опасался, "раб и льстец" были приближены к престолу, а "небом избранный поэт" вынужден был молчать, "потупя очи долу". Но здесь, в сказке, отданной несмышлёному студенту, он позволил себе отыграться, - и за себя, и немного - за Грибоедова...
Вы скажете, что он подставил Ершова? Но, как видите, всё обошлось. Правда, до 1843 года, - когда сказка была запрещена, - до самой кончины Николая Первого. Видимо, тогда, наконец, очнулся Булгарин и, прочтя сказку, узнал знакомую сцену, - и донёс. Но ведь Булгарин мог прочесть это и раньше! Или ставка Автора была на то, что он (Ф.В.) был другом Грибоедова, - а лишний раз напоминать об этом царю было ни к чему (алмаз Шах получен. Дело закрыто. А был ли Грибоедов?)... Одно дело, - если бы сказка была под именем Пушкина, - ему всякое лыко пошло бы в строку...
А может, сам Николай Павлович сподобился как-то прочесть сказку, и у него случилось дежавю именно на этом месте: "Да я ведь это уже где-то видел и вычеркнул!".. .
Литератор-то он был нетвёрдый (Пушкин, Письмо М.П. Погодину, 05.03.1833), но собственные запреты и замечания помнил очень хорошо.
Продолжение: