Весь вечер прошел в нервной обстановке, я рассказал Илье о том, что видел и пытался убедить его бежать отсюда поскорее. А он отмахивался от меня, считая, что я просто переутомился.
Начало здесь:
- Это все не совпадения и я в своем уме! Я знаю, что я видел ночью и сейчас! Это все из-за этого проклятого посоха!
- Нет, Дим, ты просто устал. Не было никакого мертвеца. По-твоему, я мог его не заметить, если бы он там действительно стоял? И ночью я не задыхался, а спокойно спал. Ты переутомился и тебе надо выспаться и ехать домой.
- Он нас прикончит за этот проклятый посох! Давай отнесем его обратно?
- Мертвецы никого не могут прикончить. И мы не пойдем обратно. У нас нет ни времени, ни припасов, чтобы ходить по Зольским туда-сюда. Мы сегодня поспим, и завтра пойдем в село на утренний автобус.
- Давай тогда пойдем уже сейчас?
- И что мы там будем делать посреди ночи? Сидеть на остановке до утра? Нет уж, я и так до смерти устал, давай нормально поспим.
- Да ты не понимаешь, он же ночью придет опять!
- Давай ты просто успокоишься, и все будет хорошо. Честное слово, у меня сил нет еще и это вот разгребать.
Последние слова прозвучали уже совсем недружелюбно, и я понял, что настаивать дальше бесполезно, мне не удастся его убедить. Что же мне делать?
Оставаться с ним было страшно, но и оставлять его одного никак нельзя. Теперь я не сомневаюсь в том, что на самом деле произошло ночью. Можно верить в мистику или смеяться над ней, особенно когда сидишь дома. Но отрицать то, что видишь собственными глазами нельзя. Илья забрал его посох, и он пришел за ним. И, я нисколько не сомневаюсь, придет снова. Если я уйду, Илья останется один и неизвестно, что с ним случится. Остается всего одна, последняя ночь. Пережить ее и утром мы уже будем ехать домой, сидя в автобусе. Нет, больше я не убегу.
Я глубоко вдохнул и постарался унять дрожь в ногах.
- Хорошо, Илюх. Я успокоился. Ночуем и едем домой.
Он, посмотрел на меня внимательно и подозрительно. Как врач на буйного пациента. И, развернувшись, полез в палатку. Я посидел еще минут десять, наблюдая за тем, как затухают последние маленькие угольки в, так и не раздутом костре в уже полной темноте. И полез следом.
Илья спал. Спокойное, ровное дыхание доносилось с его места. Мой спальник лежал упакованным в чехол, где-то в ногах. Я бросил его туда еще засветло, поленившись сразу развернуть и расстегнуть. Сейчас же в темноте сделать это было бы не просто. Но я не собирался его разворачивать, просто нащупал рукой тугой чехол и положил себе под голову. Спать я не собираюсь, сегодня я буду готов к ночным происшествиям. И, оставив вход, который был с моей стороны наполовину не застегнутым, вытянулся и положил руки под голову.
День выдался тяжелым. После очень утомительного перехода и без того на излете сил, после недельного похода через горы, спина и ноги ныли и гудели. Виденное мной вечером у костра вытеснило все остальное, но сейчас, лежа в палатке, я почувствовал, насколько сильно я устал физически. Конечно, лучшее сейчас, это как следует выспаться. Тут Илья прав. Но я не сомкну глаз. Не знаю, как я выдержу завтрашний день, но, то будет завтра. А сегодня, в этой пустоши, когда неподалеку бродит дух не упокоенного жреца, или кем при жизни был этот человек, спать слишком опасно и страшно.
Из открытого наполовину полога доносились звуки ночи. Где-то совсем рядом ухала сова. Подальше щебетала какая-то ночная птичка. Звенели цикады, переливаясь тональностью звука, как спелая пшеница на ветру…
Резко проснувшись, я сел, задев головой тент купола палатки. Сердце билось учащенно, дыхание сбилось. Несколько мгновений я озирался по сторонам, все равно ничего не видя в темноте. Потом спохватился и прислушался. Все таки я заснул. Организм просто не выдержал нагрузки, погрузив сознание в целебный сон. Но соображал я сейчас совершенно ясно. Нужно бояться звуков. Я замер прислушиваясь. Ни хрипов, ни других посторонних звуков с той стороны, где спал Илья, не доносилось. Это меня сначала немного успокоило, но следом, взволновало еще больше. Я прислушивался изо всех сил, но не мог расслышать его дыхания вообще. Хотя он всегда дышит шумно. Перепугавшись не на шутку, я заставил себя протянуть руку в ту сторону. Каждый миг ожидая и боясь нащупать уже холодную плоть. Сердце, уже немного восстановившее ритм, снова забилось чаще и я почувствовал, как лоб покрылся испариной. Рука тянулась все дальше, но ничего не нащупывала в темноте. Поводив рукой по полу, и нащупав пустой спальник, я отдернул руку. Куда он делся? И как мог уйти бесшумно, и перелезть через меня так, что я даже не проснулся? Я снова нащупал в кармане свой походный фонарик. Луч света высветил серый каримат, надувную подушку и смятый спальник цвета ультрамарин. Рядом, у тканевой стенки, лежал проклятый посох. Полог с его стороны был цел, значит, его никто не вытащил, он сам вылез. Через меня. Выходит он не был сонным, встав, чтобы сходить в туалет. Он был очень бодр, если сумел так осторожно выбраться, не задев меня в темноте. Что тут происходит? Полог был с моей стороны, и был застегнут наполовину, точно так, как я его и оставил. Я взялся за собачку замка и поднял ее вверх, расстегнув вход до конца, и выбрался наружу. Первое, что я увидел, посветив фонарем под ноги, были его ботинки. Они стояли также, как он их и оставил с вечера. Я перевел луч выше и поводил вокруг. Недалеко, у самого обрыва, стояла фигура. Фонарь задрожал у меня в руке. Это был Илья, он стоял спиной ко мне, наклонив голову и глядя вниз, в каньон. И не шевелился. Он никак не отреагировал на свет от фонаря, осветивший его со спины. И я, заранее понимая, что он не отзовется, позвал его по имени.
- Илюха…
Мой голос прозвучал хрипло. Мне показалось, что это было больше похоже на карканье вороны. Как во сне, как будто время замедлилось, я проживал эти мгновения. Долго и мучительно тянулось время, хотя прошло всего несколько секунд. И сейчас тоже, спустя много времени, я вижу все это в мельчайших подробностях. Как он стоит на краю обрыва, спиной ко мне, и смотрит вниз. Руки свободно висят вдоль тела, но пальцы слегка скрючены, как будто он держит что-то в руках. Что-то невидимое. Наконец он медленно повернулся ко мне. Неуклюже, как будто на негнущихся ногах. Луч фонаря высветил бледный овал лица и совершенно белые, лишенные зрачков глаза. Рот его растянулся в какой-то ужасающей ухмылке, руки поднялись и схватились за шею. Не переставая ухмыляться, он так сдавил собственную шею, что побелели пальцы. Лицо стало наливаться багрянцем. Я снова позвал его.
- Илюха…
И снова мой голос прозвучал глухо и хрипло, выдавая весь мой ужас.
Он не отреагировал, продолжая себя душить. Я не знаю, сколько времени это продолжалось. Мне показалось целую вечность. Непередаваемый ужас, который я ощущал, лишил меня возможности шевелиться. Я стоял на ватных ногах и молча смотрел. Я не смог бы пошевелиться, даже если бы прямо на меня, из темноты, бросилась та самая ходячая мумия, которую я видел вчера. Я стоял и смотрел, как стало совсем багровым, и задергалось лицо Ильи. Зрачки выкатились из-под век и на мгновение уставились на меня мутным, бессмысленным взглядом. Потом он завалился назад и упал, провалившись в темноту. И я услышал глухие удары тела выступы скал и звук сыпавшихся камней…
В ту ночь я бежал как ненормальный. Босиком, изранив и разбив в кровь ноги. Бежал и орал, пока не добежал до села и не перебудил несколько ближайших улиц. Меня поймали и потащили в чей-то дом. Я долго сидел на ярко освещенной кухне, пил какие-то капли и таблетки, которые мне давали. Все время приходили люди, мужчины и женщины, соседи приютившей меня семьи. Они смотрели на меня и пытались со мной заговорить. Но я не мог. Я сидел как в тумане, не отвечая на вопросы. На меня напала сильная икота. Потом приехала бригада скорой помощи и меня отвезли в город в клиническую больницу.
Там мне делали уколы и уложили на койку, где я сразу же забылся беспокойным сном. А утром ко мне приехали полицейские. Они задавали мне вопросы о том, где мы были с Ильей. По какому маршруту шли, сколько дней. Был ли с нами еще кто-нибудь.
Спрашивали, как погиб Илья. Почему мы поставили палатку так близко к обрыву. Что я видел и почему прибежал в село посреди ночи.
Я уже достаточно пришел в себя и отвечал, что Илья вышел ночью из палатки, видимо по нужде. А потом я услышал звук падающего тела и каменной осыпи со стороны обрыва. Я выскочил из палатки, посветил фонарем и никого не увидел. Я понял, что он сорвался вниз. Это напугало меня так сильно, что я побежал в село и звал на помощь. Видимо, от стресса слегка помутился рассудок.
А какой смысл был рассказывать им правду? Кто бы мне поверил?
Они допрашивали меня много раз. Меня знакомили с материалами дела, среди которых была подробная опись вещей, найденных в нашем маленьком лагере. Небольшой топорик у потухшего костра, без следов крови. Две пары обуви. Палатка, внутри один развернутый и один упакованный спальные мешки. Две надувные подушки, два каримата. Рюкзаки, описи содержимого рюкзаков. И я совершенно не удивился тому, что нигде не было упоминания о деревянном посохе, из кизиловой ветви. Он пропал.
С тех пор прошло уже больше трех лет. Я ни разу не ходил в горы. И никогда не пойду. А при упоминании о Зольских пастбищах, у меня до сих пор по спине пробегает мороз.
Больше со мной не происходило ничего странного, все осталось там, в том месте и ушло в прошлое. Я не брал его посох. И я пытался отговорить от этого Илью. Видимо, поэтому я избежал похожей участи.
Иногда я забываю о том происшествии и подолгу, по несколько недель живу в привычном материальном мире. Но все равно, время от времени, я возвращаюсь к тем событиям и вспоминаю. Что жизнь на самом деле сложна и непостижима. Что мир, в котором мы живем, лишь ширма нашего коллективного сознания. Где нормальным считается только лишь усредненное видение большинства. Мы сами создаем этот мир, как замок из песка, сознательно скрывая от самих себя то, чего мы боимся.
Недавно, прогуливаясь по ярмарке на площади Абхазии, я повстречался со старым знакомым. Алан, бывалый походник и любитель гор, с которым вместе мы в былые времена прошли не один маршрут, сильно изменился за те несколько лет, что мы не виделись. Он похудел, в недельной щетине на лице и на висках появились белые нити седых волос. Но глаза горели все также, а бронзовый «индейский» загар, говорил о том, что он, по-прежнему, проводит все выходные в горах.
Мы отошли в тень деревьев у стены стадиона нальчикского «Спартака», где стояла бочка с квасом и работница, бойкая девчонка, школьного возраста, то и дело смело и очень метко подшучивала над прохожими, вызывая общий смех и получая щедрые «чаевые». Мы купили у нее по стакану кваса, получив и свою порцию острот, вызвавшую у нас искренние улыбки. Медленно прогуливаясь вдоль ряда «барахолки», собиравшейся под этой стеной и разглядывая разложенные на земле артефакты, от монет царских времен, старинных самоваров, до сковородок и граммофонов советской эпохи, я слушал Алана. Он рассказывал о найденных им недавно интересных вещах в одной из пещер с южной стороны Белой Скалы. Остатки кинжала и рассыпавшееся от времени седло.
- Видимо, там было убежище какого-то абрека. – Рассказывал он. – Зачем бы еще кому-то прятать вещи в пещере? Она совсем небольшая, там не поживешь. Так, только от дождя укрыться, или засаду устроить. Видимо однажды он погиб и не вернулся за свои добром. И представляешь, его за столько лет никто не нашел! Ну, никак не меньше ста! Так жаль, что вещи в таком состоянии, что можно только понять, что это было. Эх, если бы они сохранились получше!
Я хорошо понимал его чувства. Я испытывал такие же тогда, в том самом последнем походе. И наша с Ильей жадность и алчность обернулись в итоге ужасной трагедией. Ведь если бы мы их не трогали, если смогли хотя бы остановиться вовремя, все было бы совсем по-другому. Все подробности того происшествия, вернее той версии, которую я рассказал, были известны половине Нальчика. И, конечно же, всем без исключения моим знакомым, так же как и я раньше, болеющим горами. Все знали о моем помутнении рассудка и о том, что я месяц пролежал на реабилитации и ко мне до сих пор заходит участковый врач. Поэтому Алан не звал меня в горы, как раньше и старательно обходил стороной тему того, последнего похода. Это вызывало у меня и чувство благодарности и грусть одновременно. Кто знает, может быть, я еще сумею излечиться от этой нервной болезни и однажды вернусь туда. Увидеть розово-золотой рассвет на холодных заоблачных вершинах. А пока мне больно говорить об этом.
Мы молча прошли до конца ряда, где на углу, пожилой, очень смуглый мужчина с длинными обвислыми усами, расставил на расстеленном прямо на земле пледе, с десяток кастрюль и разного размера эмалированных ведер. Впереди стояли три алюминиевые, начищенные до блеска кастрюли, большая, средняя и маленькая. На них висели бумажки с написанными от руки пояснениями. На самой большой красовалась надпись «Гаструл». На средней «Гаструлка» и на самой маленькой «Гаструлчик». Я пихнул Алана в бок, молча указывая на эту витрину, и мы оба прыснули. Поймав рассерженный взгляд усатого продавца, я постарался сделать серьезный вид, поймал Алана под локоть и потащил обратно. Мы молча прошли с десяток шагов. Вдруг Алан резко развернулся ко мне и спросил:
- А ты слышал, что недавно нашли на Зольских?
У меня сердце провалилось куда-то вниз, в пустоту. Сделав над собой страшное усилие, я повернулся к нему и снова встретил этот знакомый горящий взгляд.
- Нет.
- Большое курганное захоронение! Видимо был оползень несколько лет назад, там с холма сошел пласт почвы. А внутри каменные гробы! Никогда о таком не слышал! Говорят, весь холм рукотворный, там просто ярусами могилы. Ящики из каменных плит, внутри мумии. Высохшие. Ты представляешь? Оказывается когда-то на Зольских жил какой-то народ. Там холм, говорят, с девятиэтажку и весь насыпной. Могил там тысячи! Мне Эдик рассказывал, он сам там был, видел. Говорит, все травой и кустами заросло, давно этот оползень был. Но кто-то там уже покопался. Самый верх холма разрыт, там тоже каменный гроб. Обкопан со всех сторон и крышка сдвинута. Пустой.
Я почувствовал, как сердце очень ощутимо кольнуло. Изо всех сил стараясь изобразить удивление, я покачал головой.
- Ничего себе! Я бы никогда не подумал, что на Зольских жили люди. Не лучшее место для жизни.
- Да! Я бы тоже не подумал. Но климат на Земле меняется, и во времена, когда они жили, там могли быть совсем другие условия. Хотя в таком случае, надо представить, что жили они очень давно. Прям очень!
- И кто-то раскопал эти могилы?
- Эдик говорит, что это не раскопки, а точно оползень. Но самых верх именно разрыт. Как будто кто-то рыл всего одну могилу. Вырыл, открыл ящик и забрал то, что там было. Представляю что! Там, наверное, в каждом ящике на квартиру!
- То есть там только скелет остался?
- Нет, сказал пустой ящик. Видимо скелет выкинули, чтобы не мешал, когда грабили. Хотя он говорит, что там высохшие мумии, не скелеты и кости. Тоже удивительно! Наверное добра в ящике было столько, что даже не стали разрывать все остальные. Утащили то, что смогли.
- Ничего себе! А ты сам туда не собираешься сходить?
- А все уже, все в курсе. Законсервировали тот холм. Будет ждать раскопок.
- Понятно. Ладно, мне уже пора, я совсем забыл, что мне на работу еще. Блин, я уже опаздываю!
- Ага, ладно, давай. Не пропадай!
Я пошел быстрым шагом в сторону центра, не оглядываясь по сторонам. Мне хотелось как можно быстрее оказаться дома и закрыться на все замки. Что же мы разрыли с Ильей?
С той встречи прошло уже больше месяца. Я узнал все, что можно было узнать о найденном захоронении. Еще от нескольких людей я узнал, что верхний ящик оказался совершенно пустым. Я надеюсь, на этом все закончится, и я никогда не услышу о странных и таинственных происшествиях на Зольских. Очень надеюсь...
Конец.
19.09.2024. г. Нальчик.
Что ещё почитать похожее? Рассказ "Стук" в четырех частях: