Продолжаю рассказ о жизни и творчестве выдающегося русского художника Василия Дмитриевича Поленова (1844-1927). Подготовила для вас историю его заграничной поездки за счет Академии художеств, в письмах, воспоминаниях и картинах.
В июле 1871 года Василий Поленов окончил Петербургский университет, получив звание кандидата права, а в октябре того же года в составе золотого выпуска Академии художеств вместе с пятью блестящими выпускниками завоевал Большую золотую медаль и право на пенсионерскую поездку за границу на шесть лет.
Но высокие требования к себе и своему мастерству заставили молодого художника задержаться в России. Он решил подтянуть свои навыки в рисунке и обратился за помощью к своему любимому учителю Павлу Чистякову. Об этом мы узнаем из письма 1872 года:
«У меня есть большая просьба до Вас. Не будете ли Вы столь благодетельны и не согласитесь ли Вы давать мне и товарищу моему Левицкому уроки. Я знаю, что время у Вас теперь дорого, поэтому и думал так устроить: мы будем работать по вечерам с гипсу или с натуры, как Вы укажете, а Вы будете приходить к нам раз в неделю и наставлять нас на путь истинный. Я думаю начать работать в Академии, но там, во-первых, наставников таких, как следует, нету, во-вторых, товарищи и даже профессора на это очень странно смотрят: отзвонил свои медали, так и с колокольни долой, что еще одним мешать, а другим надоедать приходишь. Время это у Вас много не отымет – один-два часа в неделю, впрочем, если Вам удобнее не вечером, а в какое-либо другое время дня, то для нас это, наверное, все равно», – из письма В.Д. Поленова П. П. Чистякову, 1872 год
Чуть позже к занятиям у Чистякова присоединился и Илья Репин, который тоже не сразу уехал за рубеж продолжать художественное обучение. Он в это время работал над своей первой самостоятельной картиной «Бурлаки на Волге». Репин задумал картину, катаясь на лодке по Неве, и после даже специально ездил на Волгу в поисках натуры вместе с Федором Васильевым, который и организовал это путешествие.
Поленов понимал, что и ему нужны впечатления и наблюдения за жизнью, чтобы приступить к самостоятельной работе. И в начале лета 1872 года он отправился в Италию. По дороге он посетил Австрию и Германию. К счастью, как «молодой человек из хорошей семьи», Василий Поленов подробно рассказывал о своих впечатлениях от поездки в письмах родным. И из них мы теперь узнаем, что привлекало молодого художника: «горы и изредка замки, этого у нас нет. Реки быстрые и мутные. Дунай не голубой, как его назвал Штраус, а серо-коричневый».
Особенно ему понравилось в Баварии, где он сделал продолжительную остановку, поселившись на вилле своего университетского приятеля, немецкого барона, Отто Кюстера. Посещал музеи Мюнхена, побывал в мастерских местных художников: Каульбаха, Дица, Пилоти. Именно работа Карла Пилоти ему особенно понравилась, и знаменитый художник очень по-доброму отнесся к Поленову и советовал ему начинать работать на натуре, подсмотреть сюжет на улице и лишь потом браться за исторические полотна.
Восторженно Василий Дмитриевич отзывался и о Национальном музее Мюнхена: «Каждая зала или комната декорирована в стиле данной эпохи, это придает необыкновенную жизнь находящимся в ней вещам. Такой музей удивительно поучителен, каждое столетие является живым».
Семья Кюстеров также очень хорошо принимала молодого художника. В их доме звучала музыка и песни, Поленова возили по окрестностям, показывая и местный уклад жизни, и достопримечательности. Здесь у него возникла идея картины «Право господина», о чем впоследствии он написал в Академию художеств:
«Путешествуя прошлый год по Германии, осматривал старые феодальные замки, бродя по развалинам рыцарских «бургов», а потом, спустясь в долину, где крестьянское население осталось почти с теми же обычаями и в тех же костюмах, мне было представились взаимные отношения баронов с вассалами, и я задумал написать картину, взяв за фабулу одно из феодальных прав барона, а именно – право, по которому всякая девушка перед вступлением ее в замужество принадлежала барону. Право это называлось «Jus primae noctis» [Право первой ночи]», – из письма В.Д. Поленова П.Ф. Исееву от 2 марта 1874 года
Но пока, осенью 1872-го молодой художник ещё присматривался, напитывался историей и красивыми видами. Из Баварии он отправился в Венецию, по пути посещая развалины монастырей и замков, любуясь горной природой.
Из другого отчета, посланного в Академию, узнаем какой предстала перед художником Венеция:
«Из Мюнхена я отправился через Бреннер в Италию. Venezia la bella [Красавица Венеция] – и действительно красавица, но не в нашем смысле, т. е. не в смысле красоты городов девятнадцатого века, – она и грязна и воздух в ней не всегда душист и свеж, но это ничего от ее собственной красоты не отнимает, она так оригинальна со своими дворцами, церквами, каналами, черными красивыми гондолами, своей характерной архитектурой, что представляется проезжему путнику чем-то фантастическим, каким-то волшебным сном», – из письма В.Д. Поленова П.Ф. Исееву от 2 января 1874 года
Эти подробные отчеты, направляемые конференц-секретарю Академии художеств, рассказывают и нам о том, что понравилось молодому художнику за границей, а что нет, какая живопись его заинтересовала и отразилась затем в его работах. В Венеции самые восторженные отзывы он оставил о Паоло Веронезе: «Веронез имеет что-то притягательное, в него влюбляешься; сживаешься с его жизнью, или, вернее, с жизнью изображаемых им людей, потому что он изображает свою Венецию, какою она была при нем, полную одушевления и красоты. Из старых мастеров я другого не знаю столь объективного реалиста».
Также Поленову понравилась и Флоренция с её архитектурой и галереей Уффицы. К середине осени пенсионер, наконец, добрался до места назначения. Рим – то место, где ему предстояло продолжить своё художественное образование. Здесь он, вспоминая свое детское потрясение произведением «Явление Христа народу» Александра Иванова, начал работать над этюдами для картины «Кто из вас без греха».
В Риме художник посещал Академию Джиджи. В этой студии он познакомился с Адрианом Викторовичем Праховым, который по заданию Университета изучал в Риме итальянское искусство и собирал в своем доме творческих людей.
В римской квартире Праховых бывали и скульптор Марк Антокольский, и музыкант Михаил Иванов, и Савва Мамонтов с семьей, и другие русские и итальянские гости. Всем тут принято было давать прозвища, и Поленова нарекли «дон Базилио».
В этой квартире Василий Поленов встретил её – девушку, к которой у него впервые (в 28 лет) возникло сильное чувство. Её звали Маруся Оболенская. Восемнадцатилетняя девушка жила в семье своей старшей сестры Екатерины и мечтала о карьере певицы. Василий сам любивший петь и даже сочинять, легко находил с ней общий язык. Но Маруся слишком была увлечена музыкой и не терпела тунеядства, всё реже появлялась в доме Праховых и Мамонтовых.
Художник страдал, но был очень скромным и всё откладывал объяснение. Елизавета Мамонтова писала супругу: «Поленов очень изменился, сжег все свои картины, у нас у всех бывает редко, вид имеет какой-то расстроенный, предполагаем, что он страдает по одной из студенток»
Студентки, которых она упоминает в письме, – это Лиза Богуславская и Мотя Терещенко, приехавшие учиться за границу, но тут заболевшие и теперь медленно умиравшие. Маруся стала им помогать, и, конечно, Василий присоединился к ней. Из-за любовных переживаний он совсем забросил живопись, о чем сообщил своему студенческому приятелю Илье Репину:
«…не понимаю, кто мог тебе рассказать, что я шесть картин написал, я действительно хотел написать, и не шесть, а больше, по временам, а в голове у меня еще их больше, чем сколько когда-либо напишу, но теперь пока написал только одну, да и ту уничтожил, как увидел, что вздор делаю, – сначала я принялся было усердно за работу, и дело пошло недурно, но вдруг я попал в такую круговоротную струю, что совершенно завертелся в суете мирской, а об своем собственном аскетическом подвиге и забыл... теперь уж не знаю, оставаться ли в Риме или удрать. Художник, пока работает, должен быть аскетом, но влюбленным аскетом, и влюбленным в свою собственную работу и ни на что другое свои чувства не тратить... впрочем, я, может, и вру, иногда наоборот совсем бывает, а дело только выигрывает», – из письма В.Д. Поленова И. Е. Репину от 15 февраля 1873 года
Но объясниться с девушкой он так и не успел. Во время карнавала она, как и её сестра, заразилась корью от детей Мамонтовых. Все поправились и только Маруся, которая тоже уже начинала выздоравливать, не вынесла ошибочно сделанную ей прививку от оспы. Поленов каждый день приходил к её окнам и в один из солнечных весенних дней узнал, что Маруся умерла.
Похоронили княжну Оболенскую на римском кладбище Монте-Тестаччио. Марк Антокольский стал автором памятника на её могиле.
Неизвестно, что написал своим родным Василий Поленов (позже, разбирая архив, он уничтожил эти письма), но все близкие были сильно встревожены его состоянием и звали его вернуться или предлагали направить срочно к нему брата Алексея и младшую сестру Лилю. «В родной семье ты найдешь отраду.... Подумай, как ты нам дорог, побереги себя...», – писала ему матушка Мария Алексеевна. «В таких случаях можно только вместе плакать, утешать нельзя, – как утешать, человек только в себе самом может найти опору», – сестра Вера тоже готова была броситься к нему на помощь из Киева.
Но Василий решил пережить эту утрату в одиночестве. На кладбище он писал этюды могилы Маруси с кипарисами. А по фотографии, присланной ему матерью девушки, спустя два года он создал её портрет, который, к сожалению, либо утрачен, либо хранится где-то в частной коллекции. Известны лишь строки из письма матери Маруси Оболенской: «Когда я увидела портрет, то была поражена до глубины души, – мне представилось, что моя дорогая Маруся стоит передо мной во всём блеске своих восемнадцати лет, с чудным выражением ее ангельского лица! Глаза до того полны жизни, мысли и чувства, что взор их проникает в душу. Я не могла и до сих пор не могу смотреть без слёз на этот чудный портрет, и чем больше смотришь на него, тем труднее от него оторваться».
После смерти Маруси Поленов приложил все силы для того, чтобы помочь бедным студенткам, В это время у него возникла идея создания картины «Больная».
А в июне приехал Илья Репин, и они провели несколько дней вместе в Риме и потом отправились в Неаполь.
«Будучи в Неаполе, я постарался познакомиться с Морелли. Этот художник сильно увлек меня в шестьдесят седьмом году на Всемирной парижской выставке, я так мало ожидал встретить в итальянском отделе что-либо подобное, что был поражен. Но произведения Морелли хороши не потому только, что вокруг него в Италии мало художников, выходящих из ряду посредственностей, – картины его, стоя среди самых крупных произведений остальной Европы, и тут блистали, как драгоценные камни <…> Как в Мюнхене у Пилоти, так и тут испытали мы такое теплое чувство, придя к Морелли (я был с Репиным). Он показывал нам свои этюды, эскизы, начатые картины, написал нам собственноручно дозволение осмотреть галлерею Фонвиллера, где находятся почти все его самые лучшие произведения, так как иначе в эту галлерею нет доступа», – из письма В.Д. Поленова П.Ф. Исееву от 2 января 1874 года
Уже в это время у них с Репиным и Антокольским, окрыленных большими планами Саввы Мамонтова, появилась мысль всем вместе перебраться в Москву. Так зарождался знаменитый абрамцевский кружок.
Но пока, побывав на выставке в Вене, в июле Поленов вернулся в Россию, в своё любимое имение Имоченцы. В Италии стало очень жарко и плохо работалось. «Духота, жара, лень двинуть пальцем; на сквозной ветер боюсь идти, и так уж очень кашель допекает... Ах, поскорей бы отсюда…», – писал ему Репин из Неаполя.
На родной земле, Поленов писал очень лиричные пейзажи, в первую очередь, для себя.
Погостив у родителей и навестив Мамонтовых в Абрамцево, художник вновь отправился за границу. Но уже не в Италию, а во Францию, в Париж, куда к этому времени переехал и Репин. По дороге Поленов посетил музеи и галереи Берлина и Дрездена.
В отчетном письме читаем:
«Дрезденская галерея своим количественным объемом так велика, что сразу довольно трудно с ней освоиться. На первый раз я ограничился внимательным знакомством с моими любимцами <…> Хотя тут и есть хорошие вещи Рембрандта, но наша эрмитажная коллекция несравненно богаче.
В Берлине и Дрездене как итальянские, так и германские школы очень интересно сгруппировались. Берлинское собрание богато особенно древними мастерами, т. е. художниками первой эпохи Возрождения, а Дрезденская – второй эпохи и позднейшими», – из письма В.Д. Поленова П.Ф. Исееву от 2 марта 1874 года
В начале зимы 1873 года Василий Поленов добрался до Парижа. В столице Франции его поразило многообразие разных стилей и направлений, в которых работают здесь художники «Работают себе каждый в своем роде в самых различных направлениях, что кому по душе, и все это ценится и все оплачивается», – писал он Крамскому. И добавлял: «Но, главное, чем я тут восхищаюсь, – это уменьем их осуществить свои силы и способности».
На первое время Поленов поселился у Репина, который уже обустроился на Монмартре вместе с женой и маленькой дочкой. Они очень сдружились за это время, и свою мастерскую Поленов обустроил по соседству. Он уже активно работал над картиной «Право господина», торопясь успеть к ежегодному парижскому Салону.
К концу зимы в Париж вернулся Алексей Петрович Боголюбов, который опекал во Франции молодых русских художников, помогал им разобраться во всем многообразии французского искусства. В его доме устраивались музыкальные вечера, чтения и постановки, в чем активно участвовал и Василий. Боголюбов быстро нашел с Поленовым общий язык и даже некоторое время работал в его мастерской. И молодой художник, воодушевленный такой творческой атмосферой успел завершить свою работу и отправить её на конкурс. И она этот конкурс выдержала и была отобрана в число 1800 произведений из 7500 поступивших картин. Но ещё больший успех заключался в том, что картину приобрел Павел Третьяков.
Интересно, что уже после Салона и покупки картины Третьяковым, Василий Поленов продолжил её дорабатывать.
«Вы спрашиваете меня, что именно я оканчиваю в своей картине? Композиция, рисунок и распланирование предметов остаются нетронутыми, такими как Вы их и видели. Но во-первых, я так как спешил к прошлогоднему салону, то не успел хорошенько закончить некоторые подробности, как то: кисти рук у иных фигур, голову старика и крайней девушки, некоторые подробности костюма сделаны небрежно, все это я дополняю и исправляю. Во-вторых выставив картину, я увидел в ней много черного, особенно в фоне, т.е. в зданиях мало воздушной перспективы. В фотографии все это скрадывалось. Теперь она окончена и, по мнению моих друзей Репина, Боголюбова, да и на мой личный взгляд, картина очень выиграла в колорите, в воздушности и светотени», – из письма В.Д. Поленова П.М. Третьякову, 1875 год
Всё это говорит о том, что художник по-прежнему предъявлял очень высокие требования к своим работам.
Вместе с этой картиной он начал ещё несколько произведений на историческую тему, ведь как «классный художник по исторической живописи» он должен был привезти в Академию из заграничной командировки именно такие полотна.
Одним из задуманных произведений было «Пир блудного сына». Своим замыслом Поленов поделился с Павлом Чистяковым. «Слышал я, многоуважаемый Василий Дмитриевич, что Вы начинаете картину «Блудный сын с друзьями объедалами». Сюжет выгодный, особенно для Вас… Не забудьте по сюжету и живопись. Сюжет певучий, роскошный и живопись такая», – одобрил его идею учитель. Чистяков ценил своего ученика, как талантливого колориста.
И в этой начатой работе Поленова чувствовалось влияние испанского художника Фортуни, который при четком рисунке любил контрасты светлых и темных красочных пятен, добиваясь вместе с тем сложных цветовых градаций. Такой поиск точного цветового решения можно увидеть в сохранившемся эскизе к картине «Блудный сын». Это правило – начинать работу с поиска точных световых и цветовых отношений сохранится у Поленова на всю жизнь.
В доме Боголюбова Василий познакомился с Алексеем Толстым, Валентиной Серовой (матерью художника), Иваном Сергеевичем Тургеневым. Тургенев пригласил его в салон Полины Виардо, где он встречался с Эрнестом Ренаном и Эмилем Золя. Также он был приглашен в салон генерал-майора Дмитрия Александровича Татищева. Все эти знакомства значительно расширили кругозор молодого художника.
А родные были сильно обеспокоены, ведь они так старались уберечь сына от различных вольнолюбивых взглядов. «Признаюсь, что высказанный тобою образ мыслей нас очень огорчает, и тем более, что все это навеяно на тебя какой-то нездоровой атмосферой», – пишет ему Мария Алексеевна.
А осенью 1874 года семья навещает Василия во Франции. Правда, все старания семьи в это время были направлены на то, чтобы «уберечь» младшую дочь Лилю от любви. И несмотря на то, что Василий был в очень доверительных отношениях с Еленой Дмитриевной, этот вопрос был больше возложен на старшую сестру Веру. А Василий лишь поддерживал, отвлекал и развлекал.
В эти дни в Париже он пишет портрет своей сестры-близнеца Веры.
Но наиболее значимым временем всей пенсионерской поездки для Поленова стали полтора месяца, проведенные у моря в Нормандии. На север Франции в местечко Вёль молодые художники поехали по совету Алексея Боголюбова, который и сам был увлечен пленэрной живописью, и заинтересовал ею своих подопечных. Репин уехал в Вёль ещё в начале лета 1874 года и настоятельно приглашал Поленова: «Так хорош Вёль. Места во всяком роде восхитительные! В первое же утро я окунулся в поле: земля была влажная от мелкого дождика; колосья высокой пшеницы и риса скрывали от меня горизонт; только по темносинему, сероватому небу неслись белые хлопья облаков, а узкая дорожка вся украшена полевыми цветами и маком – прелесть, прелесть!»
Когда Поленов приехал в Вёль, в конце июля, там было уже много художников: Боголюбов, Савицкий, Беггров, Добровольский. И конечно, Репин, в домике которого и поселился Василий Дмитриевич.
Родным он писал:
«...Теперь я нахожусь в Нормандии, на берегу моря, в маленьком городке, называемом Veules [Вёль]. Живу вместе с Репиным в домике, находящемся в лесу, т. е. в лесу не в лесу, а между деревьями, на берегу быстрой и прозрачной, как кристалл, речки; она течет не более как полторы версты, а на ней находится три фабрики и восемь мельниц, постоянно работающих. Пишу этюды и вспоминаю Имоченцы…» – из письма В.Д. Поленова семье, от 1 августа 1874 года
В Нормандии Василий Поленов написал множество пейзажей: «Белая лошадка. Нормандия», «Мельница в Вёле. Нормандия», «Старые ворота. Вель. Нормандия», «Рыбацкая лодка. Этрета. Нормандия» и многие другие.
В это время в Париже проходили первые выставки импрессионистов. Картины барбизонцев художник видел в галерее Виардо и Тургенева. Поэтому, неудивительно, что Поленова увлекла и работа на натуре, и создание целой серии картин с изображением старых ворот с разного ракурса, в разное время суток и даже года.
Считается, что именно вёльский период помог раскрыться у Поленова таланту пейзажиста. Его палитра стала более яркой и переливчатой.
Но лучшими Нормандскими этюдами стали изображения белой лошадки. Особенно интересна сохранившаяся работа, где белая лошадка стоит на фоне белой стены в лучах яркого солнечного света. В этом этюде Поленова наиболее сильно проявился его дар колориста.
Вернувшись в Париж, Василий Поленов узнал, что будущий царь, Александр III, осматривал картины молодых живописцев в их отсутствие и уже приобрел его неоконченную работу «Арест гугенотки». Осенью художник работал над её завершением и к февралю 1875 года картина была готова.
Других своих больших задумок он так и не дописал. Исторические сюжеты его больше не вдохновляли, пока не вдохновляли. Но осталось множество эскизов и зарисовок. Также он работал над рукописью теоретического курса по перспективе. Все время своей заграничной поездки он интенсивно занимался решением проблем световоздушной перспективы.
Портрет «Венецианский дож» был написан с художника Алексея Харламова и подарен Боголюбову для его музея. А в письме семье Поленов так описывал костюмированный бал в салоне Полины Виардо: «…первый приз, как костюм, взял Харламов, портретист, про которого я Вам говорил; одет он был венецианским элегантом конца XV века. Весь костюм был сделан из материи того времени, удивительно хорош, точно с картины Карпаччо пришел».
Надо сказать, что окружающие, особенно художники, очень настороженно относились к Поленову из-за его дворянского происхождения и аристократического воспитания. Но лишь до тех пор, пока не узнавали его ближе. Для многих он становился самым близким другом.
Так произошло с Константином Савицким в тяжелый для него период. Жена художника покончила жизнь самоубийством, отравившись угарным газом. Причиной стала необоснованная, по мнению Поленова, ревность. Для Савицкого произошедшее было страшной трагедией, и наибольшую поддержку он получил от Василия Дмитриевича. Когда Савицкий уехал в Петербург, Поленов попросил своих родных пригласить его на обед и поддержать в его горе. Известны слова, произнесенные Савицким в доме у Поленовых: «тут только и узнаешь человека, никогда не забуду того, что сделал для меня в эти дни Василий Дмитриевич».
В 1875 году Василий Поленов продолжал жить и работать в Париже, но также и путешествовал. Он побывал в Лондоне и своими впечатлениями поделился с семьей:
«Прелюбопытный городина этот Лондон! Сколько дыму! Погода чудесная, и ветер сильный, а солнце светит красно- бурым светом, вроде того, как у нас во время лесных пожаров, только запах не горелый, а удушливый от каменного угля. <…> Дома в Лондоне низки, редко в четыре этажа, и почти все сделаны по одному шаблону: например, сорок или пятьдесят домов одинаковых, далее столько же с маленькими изменениями и т. д. Почти все дома, за исключением торговых улиц, о трех окнах и трех этажах, с крылечком, и обитаются одной семьей. Трубы домов, – а их множество, – как будто подстрижены под одну высоту, а над ними возвышаются телеграфные и железнодорожные сигналы различных устройств и фабричные трубы, и все это прокопчено дымом и облито сажей. Улицы кривые и грязные; снаружи дома из простого и темного кирпича, некрасивы и скучны, магазины – маленькие и случайные. Словом, все безвкусно, буднично, сумрачно и фабрично, но весьма оригинально и строго…», – из письма В.Д. Поленова семье от 3 июня 1875 года
А уже в середине июня художник пишет родным из курортного городка Виши, где на лечении находился его крестный, ставший и добрым наставником молодого человека, – Федор Васильевич Чижов.
«Теперь я в Виши, пишу портрет с дяди Федора Васильевича и отдыхаю немного от парижской работы. Тут очень недурно: музыка играет, бомонд гуляет, липы цветут и духи распускают пресладкие. Есть речка, вроде Ояти, с некоторыми, однако, изменениями...», – из письма В.Д. Поленова семье от 16 июня 1875 года
Портрет дяди, над которым работал Поленов в Виши, понравился и самому Чижову, и всем парижским друзьям. Особенно хвалил его Иван Тургенев: «Да это Федор Васильевич. Очень похож! Только я его знал темным». Писатель был знаком с молодым Чижовым, ещё до того, как он стал седым.
Весной 1876 года картина была представлена в Салоне.
Также высокую оценку получила картина, написанная в Париже и отправленная затем в Академию на выставку, с изображением печальной молодой женщины, про которую художник писал: «Название картины сией будет франкское «Le rossignol en détresse» [Cоловей в беде], а изображает она девицу, заимствованную из окрестностей града Парижа … а на гитаре она играет не поразительно, но поет зато весьма чувствительно, нравом обладает весьма приятным, обстоятельства ее не особенно статейные, но ведь могут поправиться». Это письмо было адресовано Елизавете Мамонтовой, жене Саввы Ивановича, который приобрел эту работу для свадебного подарка родственникам.
Адриан Прахов писал об этой картине: «По мастерству исполнения, по быстроте кисти и блеску красок эта «Стрекоза» есть своего рода шедевр, который вырвался из-под кисти в счастливую минуту и которого обыкновенно нельзя повторить даже и самому мастеру».
Для картины Поленову позировала натурщица Бланш Ормье.
В это время в России получили широкое распространение народно-освободительные идеи, и в Париже молодые художники интересовались существующим на Западе рабочим движением. Так в конце 1875 года Поленов попал на лекцию в рабочем клубе, где объяснялись взгляды философа Лассаля. И у художника, захваченного коммунистическими идеями, возникло желание написать картину «Заседание Интернационала», или «Публичная лекция Лассаля». Им было сделано множество портретных набросков и зарисовок, но картина так и не была написана. Почти через пятьдесят лет художник вернется к этой идеи, создав небольшой эскиз.
А в 1876 году он пишет Лиле: «коммуна есть самое рациональное рабочее учреждение, и, пока до нее не дойдут, ничего общего и стройного не будет, поэтому vive la commune».
Весной 1876 года в Париж приехал Виктор Васнецов. Василий Поленов пригласил его работать в своей мастерской. Втроем, Поленов, Репин и Васнецов, ходили по музеям и выставкам, гуляли по Парижу и его окрестностям, обсуждали будущее русского искусства и необходимость его обновления. В мастерской Поленова у Васнецова родилась идея картины «Богатыри», и он создал эскиз картины маслом.
«Нарисовал в единочасье, поднёс Васе в подарок, а тот поглядел и сказал строго, по-чистяковски, это в нём было, чистяковское – за всё искусство ответ держать и о каждом рисунке заботиться», – вспоминал Виктор Васнецов. Поленов согласился принять подарок только после создания большой картины. Так и случилось: Васнецов подарил этот эскиз Поленову, но уже в 1898 году после написания большого полотна.
А художникам-пенсионерам уже очень хотелось вернуться на родину, и они стали просить Академию о досрочном завершении своей поездки. Поленов по результатам своего заграничного обучения предоставил Совету Академии две большие работы и около пятидесяти парижских этюдов, за что и получил звание академика.
Сам Василий Поленов, ожидая разрешение от Академии покинуть Париж, так подвел итог своего четырехлетнего пребывания за границей:
«Нельзя ли как-нибудь узнать у Исеева, намерен ли он мне отвечать или нет и какой будет его ответ – положительный или отрицательный; во всяком случае, я за границей больше не останусь. Пользу, однако, она мне принесла во многих отношениях, а главное, в том, что все, что до сих пор я делал, не то, все это надо бросить и начать снова-здорово. Тут я пробовал и перепробовал все роды живописи: историческую, жанр, пейзаж, марину, портрет головы, образа животных, nature morte [натюрморт] и т. д., и пришел к заключению, что мой талант всего ближе к пейзажному, бытовому жанру, которым я и займусь…», – из письма В.Д. Поленова семье от 30 июня 1876 года
На самом деле, за время этой поездки в молодом художнике произошли большие перемены. Всё случившееся – первая любовь и смерть любимой, сочувствие к студенткам-нигилисткам и социалистические идеи, западноевропейские музеи и посещение мастерских знаменитых живописцев, общение с Мамонтовым, Праховым, Антокольским и дружба с Репиным, Васнецовым, работа рядом с Боголюбовым и участие в различных мероприятиях «русского кружка», пребывание в салонах Татищева и Виардо, беседы с Тургеневым и страстные споры об искусстве – оказало огромное влияние на личность Поленова и на его дальнейшую художественную деятельность.
В июле 1876 года Поленов и Репин покинули Париж. Остаток лета Василий Дмитриевич провел в Имоченцах: «Как Европа ни хороша, а Россия в деревне мне милей в сто тысяч раз, а кроме того, прямо подло жить в Европе, когда в России надо работать, особенно если здоровье не гонит вон…».
И художник активно взялся за работу: начал картину «Семейное горе», этюд «Горелый лес» и написал очень удачный портрет «Сказитель былин Никита Богданов». Но сам он не придал этой картине большого значения и не стал демонстрировать её на выставке Передвижников, а небрежно сообщил Крамскому: «Начал я работать в деревне, сфотографировал мужичка и кое-что другое. Репин одобрил, говорит, что другой человек писал, что парижские вещи сравнительно с этими фотографиями – без натуры писаны».
А уже в сентябре Поленов принял решение отправиться добровольцем на Сербо-черногорско-турецкую войну. Ещё в Париже он узнал о событиях, происходивших на Балканах и даже создал несколько работ на эту тему.
Но теперь он хочет на деле оказать помощь народу, сражающемуся за свободу. Всё время пребывания на фронте Поленов вёл путевые заметки, а также и принимал участие в боевых действиях. Был награжден медалью «За храбрость» и золотым Таковским крестом. Для журнала «Пчела» делал зарисовки.
В ноябре Поленов вернулся в Петербург. К этому времени он узнал о присвоении ему и Репину звания академика и стал задумываться о своей дальнейшей художественной деятельности.
О том, как Василий Поленов перебрался в Москву и стал выдающимся пейзажистом, – в следующей статье:
С любовью, ваша Света В.
Мой Телеграм-канал, где вы всегда найдете анонсы новых статей
Начало рассказа о Василии Поленове можно прочитать в статье «На все предметы смотрел он с большим вниманием… воспроизводил карандашом на бумаге все, что его поражало». К 180-летию Василия Поленова
