Если человек не может принять реальность, живость, автономию себя и других как само собой разумеющееся, то тогда он занимается поиском способов КАЗАТЬСЯ реальным, живым и автономным. Саморазрушение как раз и является одним из таким способов.
С одной стороны, оно помогает забрать власть у тех людей, кто нам причиняет боль в реальной жизни. С другой, оно помогает удержать ощущение себя и не ввергнуться в психоз.
Моя трагедия состоит вот в чем. Я не мог быть и действовать в соответствии с тем, что является самым ценным в моей жизни. Причина кроется в том, что мои желания, чувства, сам Я не были главными движущими силами моей жизни, они были наследством других, что управляли мной. Я – не то, кем я стал, и не то, кем хотел быть, а то – что родители вложили в меня… Я чувствую лишь, что малая доля меня есть мое настоящее Я. Большая же часть меня отравлена, изнасилована и уничтожена враждебными принципами, наиболее типичными воплощениями которых были мои родители. То, что меня поглощало, и то, от чего я испытывал страдание, похоже на огромное инородное тело, которое значительно больше, чем та часть меня, которую я называю моим истинным я.
Ф. Цорн
В иллюстрацию тех же процессов, что и описывал Цорн в своей книге «Марс», можно привести случай Екатерины (имя случайное), которая несколько лет находится в сложных отношениях с женатым мужчиной. Эти отношения не приносят ей ничего, кроме раздражения и тоски. Она ненавидит его, но не может ему отказать. Ведь хаос их отношений удерживает ее от внутреннего хаоса, который смещается на второй план.
Она выросла в семье алкоголиков, где отец либо работал вахтовым методом, либо пил дома. Родительские загулы отличались импульсивностью и агрессивностью. Дома летали табуретки, даже замахивались ножами. Когда отец был на вахте, мать была более спокойной. За ней все равно приходилось приглядывать маленькой Екатерине, но, в целом, она хотя бы знала, где сегодня будет спать. И она всегда с ужасом ждала возвращения отца. Проблески спокойствия в ее жизни омрачались тяжелым ожиданием неизбежности отцовского возвращения. И, казалось, что не стоит ждать чего-то хорошего, если в итоге дождешься лишь очередного скандала.
Выросшей Екатерине приходится использовать проблемы с мужчиной, чтобы никак не контактировать с ее внутренним отчаянием, и чтобы не привязываться к чему-то хорошему.
Саморазрушение Екатерины, как ни странно, рождается из страха никогда не выбраться из своего детства. И побуждает ее раз за разом возвращаться к детальному проживанию травматичных моментов оттуда. Она не дает механизмам забывания делать свое дело, потому что ей кажется, что иначе она даст своему мужчине сделать ей так же больно, как делал папа в детстве.
Одновременно Екатерина, раз за разом ввязываясь в разрушающие ее отношения, спихивает на мужчину всю ту злость, которую она могла бы применить ради «выдирания» себя из своего детства. Она буквально говорит мужчине (мысленно) «Отстань, ненавижу, уйди, убейся», вместо того чтобы говорить СЕБЕ (тоже мысленно) «Бежим, положи трубку, не думай о нем» и т.д. Сколько злости в ней накопилось, все уходит на ненависть к мужчине. На мотивацию себе не остается ничего.
Ничего нового в жизнь Екатерины не приходит, потому что, по ее заявлению, новые проблемы она уже не выдержит. Однако своеобразные моменты радости тоже есть: «если тебе плохо одной, надо к мужчине вернуться, сделать себе еще хуже, а потом снова его заблокировать и тебе станет лучше (ненадолго)». В этих качелях незаметно проходит время, а голова постоянно забита назойливыми отношениями.
Если при нормальном развитии Екатерина бы росла с определенной долей фрустрации и родители выдерживали ее страхи, ее индивидуация и взросление не были бы такими обременительными для нее же самой. Но так как большую часть жизни ребенку Кате приходилось выживать и нести бремя тревоги не только свое, но и родительское, то ей оставалось только свои страхи подавлять. Они не обрабатывались, не опровергались, а лишь накапливались.
Выросшая Екатерина пугается последствий каждого нового решения, что для других людей воспринимается как неизбежная и посильная цена изменений.
Страх признания своей субъективности, незащищенности и при этом ответственности выливается в стратегию «не-жить», оттягивание смерти на всю длину жизни. Ребенок, росший в подобной среде, затаивается, становится ригидным, не может себе позволить уязвимость и отсутствие контроля. Он не растет личностно, его опыт не прибавляется, а мудрость не расширяется.
Принять жизнь – значит ощущать свою эфемерную природу и незащищенность перед внешнем миром. А в саморазрушении как будто можно сделать реальным ТОЛЬКО себя и тем самым обрести независимость ни от чего.
Саморазрушение дает ощущение тотальной власти. И тогда как будто не надо думать о себе, заботиться о себе, взращивать своего внутреннего взрослого… Ведь уже есть власть и контроль, так зачем еще о себе думать.
Человек, склонный к саморазрушению, отказывается признать противоречия внутри людей. В его картине реальности нельзя быть и хорошим, и плохим одновременно.
Это сказывается на «застревании» в проживании обиды на родителей и горе от того, что детство не переписать. Выросший ребенок не может помыслить о том, что у родителей было к нему двойственное отношение. Он отказывает им в возможности любить себя-взрослого, если они нанесли ему глубокую обиду в детстве. И одновременно отказывает им в возможности дистанцироваться от себя, если требует любви.
Он и сам себе не дает быть условно хорошим, если долго считался плохим. И он не поверит в хорошее к себе отношение, если кто-то придет в его жизнь «без меча». Принятие добра по отношению к себе приравнивает его к ВОРУ, МОШЕННИКУ. Нельзя же брать то, что тебе не принадлежит. Так что он не дает себе присваивать обращенное к нему «ты мне нравишься», потому что чувствует, как будто ОБМАНОМ выпросил эти слова.
Несмотря на весь параноидальный гнев, направленный на родителей, у такого человека существует глубокая идентификация к ними. Что заставляет склонного к саморазрушению испытывать ВИНУ за желание быть любимым. Ведь как будто только так можно вынести ощущение, что тебя не любят.
Всепоглощающее чувство вины так же невыносимо, как и обида на родителей.
Чтобы избежать соприкосновения с этими чувствами, человек обеспечивает себя страданием заранее на годы вперед. Он не оставляет судьбе ни единого шанса на хороший исход, ведь «плохим людям хорошего не положено».
Подборки всех статей по тематикам:
Работа с чувствами (кроме боли)