Отвернувшись, беру со стола тарелки с пастой и говорю:
— Мой бывший муж был неуравновешенным психом.
В тишине ставлю тарелки на стол. Одну для себя, вторую для своего гостя. Не глядя на него, иду к холодильнику, чтобы достать вино.
— Он тебя бил? — хрипловатый вопрос за моей спиной.
— Да, — принимаюсь возиться с вином.
— Помочь?
— Нет, — откапываю в ящике автоматический штопор.
Снова тишина, и она меня напрягает.
Я жду, зная, как он любит задавать вопросы.
— Этот шрам?..
— Да, — обрываю — В последний раз он избил меня до полусмерти. Потому, что я имитировала оргазм. Он и до этого подозревал, что я это делаю, а тут у него снесло крышу.
Подойдя к столу, плещу вино в бокал, стоящий перед Кириллом. Проливаю немного на белую скатерть, моя рука подрагивает. Кирилл протягивает свою и забирает у меня бутылку, наполняя второй бокал.
Я все еще на него не смотрю, хватая из ящика кухонное полотенце, которое прикладываю к кроваво-красной лужице.
Вся романтика этого вечера для меня испаряется. Может быть, когда-нибудь мое прошлое станет таким незначительным, неважным, что мне больше не придется кому-то о нем рассказывать. Возможно, только в качестве консультирования о том, когда тебе точно пора бежать. Это то, чего сама я так и не сделала, и за это мне стыдно.
— Как давно это было?
Глубоко вдохнув, отвечаю:
— Чуть больше года назад.
Сев на свой стул, все же поднимаю глаза.
Проведя указательным пальцем по ручке столового ножа, Кирилл за мной наблюдает.
Сдернув со стола салфетку, расстилаю ее на коленях.
— Приятного аппетита, — поднимаю свой бокал.
Посмотрев на пасту перед собой, мой гость спрашивает:
— Это было в Германии?
— Нет, в Италии.
— Как ты туда попала?
Не желая вдаваться в подробности своих полуголодных и вынужденных скитаний по Европе, отвечаю:
— Переехала. Я подумала, что в Германии слишком для меня холодно. Я там всего три года прожила.
— Он принуждал тебя к сексу? — получаю еще один вопрос.
Отпив из бокала, пожимаю плечом:
— Не сразу, конечно. Сначала все было, как в сказке. А потом сказка как-то незаметно закончилась.
— Сколько вы были женаты?
Я не знаю, есть ли какая-нибудь логическая последовательность у этих вопросов, но отвечаю:
— Три года.
— Кто он? Как его зовут?
Вскинув глаза, смотрю в обращенный на меня взгляд, но “на том конце провода” нет ни единого намека. Ни единого намека на то, зачем ему понадобилось это имя.
— Я подписала соглашение о неразглашении, — говорю тихо.
— Ты получила компенсацию?
— Да, — говорю, чуть вскинув подбородок. — Огромную. Я могла бы пойти в суд и засадить его, вместо этого взяла деньги. Меркантильно, правда?
— Не думаю, — бормочет Кирилл. — На адвокатов нужны деньги. И не только на них, — его взгляд делает круг по моему лицу, будто он прикидывает, сколько в нем ненастоящего. Сколько могла стоить вся та пластика, которая мне потребовалась!
— Я… не знала, что мне делать…
Прячу от него глаза, вспоминая те ужасные месяцы в больнице. Свою растерянность, страх того, что этот псих вдруг ворвется в мою палату, если узнает, что я отказалась от компенсации и решила подать в суд…
— Ты все правильно сделала, — слышу тихое заверение.
Мое сердце позорно сжимается, когда поднимаю глаза.
По-прежнему не притрагиваясь ни к еде, ни к своему бокалу, Кирилл постукивает по столу пальцем. Мимика его лица перестала быть неподвижной. Он двигает челюстью, слегка сводит и разводит брови. Чуть откидывает назад голову и ненавязчиво спрашивает:
— Он бизнесмен? Политик?
— Зачем тебе это? — смотрю на него исподлобья.
— Спортсмен? — делает еще одно предположение.
Его логика, каким бы дьявольским образом она ни рождалась, заставляет меня на секунду потеряться. Смотрю на него напряженно. Моргнув, поправляю салфетку и повторяю:
— Я же сказала, что не могу…
— Хорошо, — обрывает, обхватывая пальцами ножку бокала. Болтает в нем вино, наблюдая за процессом, когда снова смотрит на меня, спрашивает. — Ты боишься мужчин?
— Нет… — по привычке глажу шрам у себя за ухом. — Это… не то…
— Чего тогда? Кроме агрессии.
Несмотря на то, что я и так рассказала немало, именно сейчас меня сжирает дискомфорт. Это настолько личное, что мне хочется зажмуриться. Вместо этого я отворачиваюсь к окну и говорю, стараясь звучать твердо:
— Я не люблю, когда мне дышат в затылок. В прямом смысле. Я… в общем, это не переношу…
Кажется, я слышу, как капает вода из крана. Еще собственное дыхание и дыхание Кирилла. Упорно продолжаю смотреть в окно, дожидаясь, пока закончится эта чертова пауза. От нее у меня внутри зудит.
— Что еще? — слышу хриплый вопрос и ищу способы, как избежать смотреть в глаза напротив.
— Я не могу испытывать оргазм.
— А раньше могла?
— Да…
— У тебя есть психотерапевт?
Все же поворачиваю голову, отвечая:
— Я прервала курс, когда вернулась домой. Но я… в целом, была довольна…
Я знала, что он не спускал с меня глаз. И сейчас не спускает.
— Ты что-то принимаешь? — спрашивает. — Антидепрессанты?
— Уже нет.
— Ты меня хочешь?
Чуть поперхнувшись вином, слизываю его с губ.
Этот вопрос чисто формальный?! Ведь он знает, что хочу… в тот ужасный вечер успел даже убедиться в этом.
Плюнув, отвечаю:
— Да.
— Но не хочешь, чтобы я до тебя дотрагивался?
Кусая губы, тереблю салфетку и невнятно отвечаю:
— Нет… я… я не знаю… просто не уверена, что… смогу… получать удовольствие от процесса. От секса. Из-за этого в голове такой бардак…
Выпрямившись, он берет вилку и принимается за еду. Смотрит то на меня, то в тарелку, тщательно пережевывая и запивая вином.
— Очень вкусно, — замечает, продолжая жевать.
— Спасибо. Я забыла предложить тебе салат… — говорю, не в состоянии присоединиться к ужину.
— Не страшно.
Он не выглядит задумчивым, но я уверена, в голове у него не пусто. Кажется, пусто там вообще никогда не бывает.
— Ты все еще можешь уйти… — произношу тихо.
Проглотив то, что жевал, он поднимает голову и предельно серьезным тоном заявляет:
— У меня другое предложение.
Маша
Возможно, я ничего толком о нем не знаю, но прямо сейчас уверена — в отличии от меня, он в своей голове успел все разложить по полочкам. Наверное, находить быстрое решение в куче нагроможденной информации — его особый талант. Даже несмотря на то, что его решения быстрые, все выглядит так, будто никакой спешки и не было.
Сколько у него талантов?!
— Какое предложение? — спрашиваю напряженно.
Положив вилку на тарелку, вытирает салфеткой губы и делает глоток из бокала.
Без спешки.
Кадык на жилистой шее двигается, глаза смотрят на меня.
Откинувшись на спинку стула, Кирилл расслабляется, как сытый хищник, и говорит:
— Судя по всему, нам нужно с чего-то начать.
— Очень логично, — разглаживаю салфетку у себя на коленях.
Я почти не лукавлю, черт возьми.
— Логика вообще хорошая штука, — замечает. — Особенно, если она простая.
— Куда же она тебя завела? Я… вся сгораю от любопытства…
Короткая улыбка на его лице отдается шипучим ощущением под ребрами.
Закинув за голову руки, Кирилл сцепляет пальцы в замок на затылке.
— Я думаю, в нашем случае начало должно быть простым, — сообщает.
Мы. Нам. То, как он разбрасывается этими местоимениями волнует меня чуть ли не больше, чем весь этот разговор.
— Отлично… — бормочу.
— Я не буду тебя трогать. Ты будешь трогать меня, — предлагает, слегка раскачивая стул, на котором сидит.
— Что? — вылетает из моего рта.
— Ты будешь трогать меня. Где захочешь. Делай со мной что хочешь, считай у меня связаны руки.
— Мне тебя связать? — спрашиваю непонимающе.
— Нет, — еще одна улыбка. — Я никогда не дам себя связать.
Почему я не удивлена? Доминировать — его кредо.
— Я это запомню, — отзываюсь.
— Я не дотронусь до тебя, обещаю. Придется мне на слово поверить.
— Я буду трогать тебя? — повторяю, пытаясь растормошить свои мозги.
— Где захочешь и как захочешь. Без последствий. Мы просто хорошо проводим время.
Поза, в которой он сидит, будто демонстрация этого предложения.
Трогать. Его? Где захочу?
Скользнув глазами по сильному гибкому телу, прочищаю горло и не очень уверенно спрашиваю:
— Тебе это… будет интересно?
Я не думаю, что такому мужчине, как он, могут быть интересны такие детские развлечения, но Кирилл очень убедительно отвечает:
— Даже не сомневайся.
— У меня не очень много идей, что с тобой делать… — тону в своей неуверенности.
— Маша, — обрывает терпеливо. — Мы просто развлекаемся, не более.
Развлекаемся?
Тогда почему я так боюсь его разочаровать?!
Кирилл наблюдает за моим лицом, и у меня ощущение, будто мои мысли носятся по нему, как титры.
— Черт, — он вздыхает и говорит. — Мне пофиг, что ты будешь делать. Я хочу этого даже сильнее, чем ты. Я хочу тебя чувствовать, вот и все. Просто расслабься.
Эмоции, с которыми произносит свою убеждающую речь, такие настоящие, что меня до костей пробирает от понимания — он хочет, чтобы я его трогала. Сильно. Очень сильно, черт возьми. Это кружит голову! Чувствовать себя привлекательной… по-настоящему, а не как красивой картинке.
На мою неуверенность в себе будто сбросили бетонную плиту, и даже если завтра все станет как обычно, мне все равно…
Он ошибается, если думает, что хочет этого больше, чем я. Он даже представить себе не может как сильно я этого хочу. В эту минуту больше всего на свете!
— Где ты хочешь это сделать? — спрашиваю с волнением в голосе.
Мне вдруг перестает быть стыдно или страшно демонстрировать свои настоящие эмоции. Свое волнение. Прятать его, не выпуская наружу чувств. Я не боюсь того, что он их увидит, и даже сама себе не могу объяснить, почему. Почему больше не хочу от него прятаться?!
Убрав из-за головы руки, опускает их на стол и тихо говорит:
— Ты в этой квартире лучше ориентируешься.
Сдернув с коленей салфетку, встаю.
— Тогда пошли… — оборачиваюсь, подойдя к двери.
Кирилл поднимается со своего стула, выпрямляясь в полный рост и крадя этим действием пространство кухни. От вида разворота широких плеч по животу ползут мурашки.
Слышу твердые шаги за спиной, пока проходим через гостиную и коридор в мою спальню, где я включаю свет, отходя в сторону и прижимаясь спиной к стене.
Бросив на меня взгляд, Кирилл смотрит на кровать, остановившись посреди комнаты. Смотрит на меня, словно ждет указаний, но, к моему счастью, ему не приходит в голову давать комментарии по поводу их отсутствия. Возможно, в тех титрах на моем лице он читает черным по белому, как далека я сейчас от желания шутить или беспечно флиртовать.
Подойдя к кровати, молча снимает с запястья часы и кладет их на тумбочку, после чего легкими, но дико мужскими движениями оказывается лежащим в центре моей постели с заброшенными за голову руками.
Маша
Тишина между нами слишком громкая. Наверное, потому, что в ней витает обоюдное желание “развлечься”, а то, что мне гарантирована неприкосновенность, делает ситуацию безопасной и… острой, потому что моя безопасность обманчива. Она подкреплена только словами, прямо сейчас мне предоставлена возможность узнать, насколько серьезно Кирилл Мельник относится к своим обещаниям.
Разумеется, это просто игра. Причем абсолютно несерьезная, но, пока я двигаюсь к кровати, каждый шаг поднимает мой пульс.
— Как прошел твой день? — спрашиваю, забираясь на матрас и подбирая под себя ноги.
— Было несколько встреч. В целом, все хорошо, — получаю довольно повседневный ответ.
Кирилл наблюдает за мной из-под полуопущенных век. Край тенниски уехал вверх, между ним и поясом джинсов широкая резинка трусов и полоска голого живота, кожа там тоже хранит легкий загар.
Он выглядит чертовски теплым.
Протянув руку, я делаю то, на что так и не решилась в тот вечер, когда он увел меня с отельного крыльца: касаюсь пальцами волос над его ухом. Хочу узнать их текстуру. Они немного вьются на концах, кажется, ему пора постричься. Его волосы мягкие, даже шелковистые. И, судя по всему, ему еще много лет будет, что стричь.
Кирилл размеренно дышит. Его грудь поднимается и опускается, это напоминает о том, что он фантастически живой, хоть и неподвижный.
Ведя пальцами по линии его колючей челюсти, интересуюсь:
— Тебе у нас нравится? В городе…
— Очень.
Ответ приглушенный и расслабленно-однозначный, это заставляет меня улыбнуться.
Подушечкой большого пальца провожу по ровной и полной нижней губе, по точеному подбородку. Когда встречаюсь взглядом с карими глазами Кирилла, убираю руку.
Мои касания вдруг кажутся мне слишком личными. Неуместно личными, ведь все, что между нами происходит — мимолетная интрижка, хоть в ней и присутствует один вполне реальный “Мерседес”.
Карие глаза провожают это движение. Хотел бы он вернуть мою руку назад или нет, я не знаю, ведь его руки “связаны”, и впервые с того момента, как он вынес свое предложение, я ощущаю его остроту не головой, а телом…
Мне становится жарко.
Отбросив за спину волосы, чувствую, как потяжелела в лифчике грудь, но какими бы кричащими не были сигналы моего тела, я слишком боюсь снова на полной скорости влететь прямиком в бетонную стену перемешанных страхов и неуверенности в себе, и разбиваться об эту стену чертовски больно.
Мысли угрожают прикончить этот вечер так же, как предыдущий, но мне достаточно снова столкнуться взглядом с глазами лежащего передо мной мужчины, чтобы понять, как сильно мне хочется проверить границы его терпения.
Подобрав юбку платья и перебросив ногу через литые бедра, седлаю их так, что ширинка синих джинсов со всем содержимым оказывается у основания моих разведенных бедер. Кружевные резинки чулок отлично дополняют картину, которую Кирилл изучает, глядя вниз. Туда, где наши бедра так чертовски волнующе соединяются.
Он слегка разводит колени за моей спиной, и мне становится еще комфортнее.
Его глаза становятся полуприкрытыми, когда нависаю сверху и прижимаюсь носом к шее, беззастенчиво знакомясь с запахом кожи.
Втянув воздух, прикрываю глаза и прижимаюсь к теплой коже губами.
Тело подо мной слегка напрягается, дыхание рядом с ухом превращается в долгий выдох.
Боже, он пахнет мужчиной. Терпко. Возбуждающе!
Пальцами сильнее сжимаю спинку кровати над его головой. Когда смотрю в лицо своего пленника, оно такое горячее, что мои бедра непроизвольно двигаются. Кирилл приоткрывает губы, и я прижимаюсь к ним своими, впервые в жизни целуя его сама…
Толчок эрекции между моих бедер заставляет подогнуть на ногах пальцы. Горячий язык находит мой, я сбегаю, боясь, что это выйдет из-под контроля. Что еще чуть-чуть, и мне захочется оказаться не сверху, а снизу, но это ни к чему хорошему не приведет!
Я не хочу проверять… только не сейчас…
Выпрямляюсь, тяжело дыша. Диссонанс угрожает разорвать меня напополам.
Кирилл вдыхает носом, от этого его крылья дрожат. Руки по-прежнему за головой. Глядя на меня, хрипло говорит:
— Все нормально. Просто расслабься.
Положив руки ему на живот, тяну вверх тенниску, оголяя проступающие на животе кубики пресса. Игнорируя бугрящуюся ширинку, концентрируюсь на контакте нашей кожи. Его кожа гладкая, каменные мышцы под ней — ощущение, которое будоражит, как и все остальное.
Дергаю за тенниску, намекая, что хочу ее снять. Кирилл приподнимается, используя свой пресс, и выпрямляет руки. Стаскиваю с него футболку, бросая ее на край кровати, пока он падает на подушки, возвращаясь в исходное положение.
Продолжение следует...