Журавлиный клин 55
Женя шел позади женщин, нес сверток с покупками. Александра Андреевна разговаривала с Агатой. Девушка просто отвечала на вопросы матери «да» или «нет». Последнюю это не напрягало и она продолжала что-то говорить и спрашивать.
- А вы, Евгений, откуда знаете немецкий язык?
- Да я у немцев жил почти всю войну, в работниках. Угнали меня.
- Вот действительно есть такое мнение, что в языковой среде язык разговорной речи учится непринужденно и быстро.
Женька насупился, подумал: «Вот тебе бы в ту языковую среду, посмотрел бы я на тебя». Вслух ничего не сказал.
- Прочитайте нам вывески.
Он начал читать.
- Ничего нового. И у нас всё так же было, - заключила Александра Андреевна. Она всю дорогу пыталась расшевелить дочку, завязать хоть какой-то разговор, приглашала к нему Женю, но молодежь молчала. Дорога назад казалась долгой и скучной.
В военном городке солдат довел женщин до дома, рванул в часть. Ужасно хотелось есть, и оказаться в своей обстановке. Женское общество тяготило. Он понимал, что молчание – это не всегда хорошо. Но боялся ляпнуть что-то не то, осрамиться, остаться непонятым.
Следующие дни шли в обычном режиме. Женя даже покопался в словаре, желая расширить «магазинную» тему. Но потом решил, что она ему больше не пригодится и засунул книжку в тумбочку.
Он ошибся. Недели через три Александра Андреевна вновь собралась в магазин, и вновь с дочкой. Все было так же, как в первый раз. Мать говорила, дочь оставалась безучастной, Женя пытался поддерживать разговор. На сей раз выбирали обувь и женщина вновь заставила немца – продавца ухаживать за своей персоной. Со стороны она выглядела капризной, заносчивой и требовательной. Но Женя уже знал, что Александра Андреевна просто заставляет продавца нервничать, выходить из себя, и молчать.
Агата в отличие от мамы быстро выбрала себе боты и с радостью покинула магазин. По дороге заглянули в галантерею. Но выбрать – ничего не выбрали и продолжили путь.
Александра Андреевна расспрашивала Женю, как ему жилось у немцев. Воспоминания эти всегда вызывали у него массу самых неприятных эмоций. Вот и сейчас он сказал, что приходилось много работать, голодать и мерзнуть.
- А давайте купим мороженое. Агата, ты помнишь, какое мороженое было до войны? Шарики, политые сиропом. Ты любила вишневый.
- Мама, но когда это было.
- Женя, а вы ели мороженое? – не унималась Александра Андреевна.
- Нет, не ел. У нас в деревне его не было. Да у нас и магазина -то не было. Ездили на лошади на рынок.
- А школа?
- Школа была.
Александра Андреевна радовалась, что нашлась тема для разговора и подталкивала молодежь к общению. Агата и Женя вовлекались в разговор. Дорога уже не казалась долгой. Расставались на дружественной ноте.
- Ну что, Меркулов, как успехи?
- В чем, товарищ командир?
- Как в чём? – удивился тот, – с дамами разгуливаешь. Говорят, дочка у товарища капитана красивая.
- Ничего вроде.
- Ничего, - передразнил подчиненного командир. – Говорят они блокаду пережили, от первого до последнего дня. Дочку вытащили с того света. Оттого им и разрешили сюда приехать к товарищу капитану. Он до самого Берлина дошел. Только здесь они и встретились. Скучно им, наверное. Остальные жены по домам сидят. Так что соответствуй.
Женьке теперь была понятна та неприязнь, а скорее всего – та ненависть, что испытывала Александра Андреевна к немцам. И почему дочку свою, уже взрослую девушку, она так опекала. Александра, действительно, старалась дочку расшевелить, вдохнуть в неё жизнь.
Раньше Агата была жизнерадостной и веселой. Мечтала стать учительницей и преподавать химию, которую она так любила. Девушка даже поступила в институт и проучилась первый курс. Но началась война. Они долго не хотели покидать свой Ленинград. Тем более обе бабушки, мамы отца и матери, об этом тоже не помышляли.
В блокаду бабушки не выжили, обе ушли друг за другом на глазах дочки и внучки. Агату Александра спасла. Теряя силы, практически, доползла до военной комендатуры. Прежде чем потерять сознание, успела представиться и назвать адрес, где умирала дочь. Военные девушку спасли. С тех пор Агата была немногословной. К своему мужу и отцу жене и дочери дали разрешение приехать без уточнения сроков. И они вживались в новую роль и новые условия.