Журавлиный клин 53
- Рядовой Меркулов, ты опять в облаках? На гауптвахту захотел? Организуем, честное слово, - командир был недоволен.
- Так точно, - невпопад отрапортовал Женька.
- Что так точно? Ждешь наказания, так уважу. Еще одно замечание, и отдых себе обеспечишь.
Женьке было все равно. Даже когда он опять оказался в карцере, это его не тронуло. Правда, через несколько часов одиночество и безысходность навалились так, что он завыл волком. В прямом смысле слова. Выл, как раненый зверь. Слёзы лились ручьем, из горла рвались хрипы. Проклинал войну и себя, бестолкового, деревенского, недалекого. Думал, и правда, после войны манна небесная повалится, жизнь будет веселой да доброй. Такой, как до войны, когда Женька скакал на лошади по просторам, да работал, имея все необходимое. А оказалось – вон оно как. До этого простора еще дожить надо. Кругом разруха, голод, горе. И враги. Поди, доказывай, что ты не из их числа. Какой Ханна враг? Молоденькая девочка, вынужденная скрывать, что она немка. В своей Германии жила падчерицей у тетушки Эммы, а теперь и вовсе в лагере.
Ничего из того, что обещал ей Женька, не исполнилось. Как же, наверное, она его ненавидит. Да и правильно. Только этим делу не поможешь. А как помочь – он не знал. Казнил себя, ругал, да что толку.
Он отказывался от еды, не спал, через три дня вышел худой, заросший, с потухшим взором.
- Что с тобой? – допытывался командир.
Женька не выдержал, сказал, что жена в фильтрационном лагере. Тот его пожалел, отвел его в сторонку, хотел дать совет, чтобы тот по глупости своей чего не наворотил.
- Молчи об этом. А то не ровен час и сам загремишь, а парень ты вроде простой, честный, нехитрый. Фильтрационный – это значит, проверка. Если все данные, что она говорила, подтвердятся, отпустят. Надейся на лучшее.
- Что толку надеяться? Надо что-то делать.
- В люди надо вылезать. С солдатом никто разговаривать не будет.
- Да разве это возможно?
- А почему нет? Всё возможно. Все с чего-то начинали. А ты пока деревня – деревней. Ладно. Отставить разговорчики. И молчи, о чем мы тут говорили. А то подведешь меня под монастырь.
Слова командира запали Женьке в душу. Он и сам знал, что разговаривать с ним никто не будет. Значит, надо пробиваться. Легко сказать. Но выбора всё равно нет.
Через несколько дней он в составе небольшой группы уже был в Германии. Здесь стояли советские части.
Как же он ненавидел эту страну. Эти дома под черепичными крышами, практичных немцев и звук губной гармошки.
Но со всем этим набором пришлось свыкнуться. В Германии образовывалась многотысячная группа советских войск.
Шло большое строительство или ремонт воинских казарм, полигонов, жилых домов для офицеров, складских помещений, и всего того, что требовалось для жизни и несения воинской службы вдали от родины. И хотя советские вооруженные силы имели всё свое, но с немцами так или иначе приходилось взаимодействовать. Солдаты со знанием немецкого языка выступали в качестве переводчиков.
Женька легко справлялся с этой ролью. Писать он на немецком не мог, читать – тоже, а вот устную речь понимал хорошо да и сам говорил уверенно. Работать языком парень быстро научился и даже вошел во вкус. Он был далек от ежедневных тяжелых физических нагрузок. Мог, конечно, попасть в виду ненадобности переводчика, на стройку или марш-бросок, но такие дни больше носили временное явление.
Он даже однажды встретил в армейском магазине русско-немецкий словарь и купил его. Изучал предмет глубже и тщательнее. Ему во что бы то ни стало нужно было попасть в переводчики к должностному лицу, чтобы обратиться с просьбой о поисках Ханны. Из дома письма приходили, Ханна там так и не появилась.