Восемнадцать лет Никите должно было исполнится только зимой — в декабре. И он решил — маленько осталось потерпеть! О том, что он собирается делать позже, он ни слова не обронил при бабушке, а она и не спрашивала. Вообще, по тому, как они общались в последнее время, ему казалось, что бабуля свято уверена, будто он при ней будет сидеть вечность, до самой собственной пенсии!
Никита заблаговременно определился — что вещи тихонько соберет и аккуратно на следующий же день после своего дня рождения пойдет на автобусную остановку — единственную в деревню, где сядет на рейс до города и все, не поминайте лихом! А впрочем… ему уже все равно будет!
Никита и денег уже скопил немного — в последнее время бабуля была совсем не против, чтобы внук подрабатывать начал, потому что на пенсию и детские вдвоем выживать при том, что Зинаиде постоянно лекарства требовались, было трудновато…
Только следом за Днем рождения уехать не получилось — бабушке вдруг стало плохо с сердцем и Никита просто не мог уехать… Иначе бы распоследней сволочью себя считал! Парень решил, что малость задержится…
А потом это случилось. Просто однажды вечером Никита пришел домой и обнаружил бабулю, которая валялась на полу… Рядом были веник и совок — видно, беда застала за уборкой.
— Бабушка! — кинулся к ней он и тут же… замер.
Потому что бабушка лежала совсем неподвижно. И совсем холодная была. А тело было твердым. Никита потянулся рукой и преодолевая какое-то животное паническое отвращение, прикоснулся к старушечьей морщинистой шее — он слышал где-то, что так надо проверять пульс… И пульса не было.
Никита опустился тут же рядом — на пол, сел, подтянув колени к себе, обхватил их руками и принялся тихонько раскачиваться. В носу щипало, как будто слезы подступали, но глаза почему-то оставались сухими. Никита потерял счет времени… Потом шмыгнул носом и задумался… Вот и нет теперь над ним строгого бабушкиного контроля! Вот и не стало единственного и последнего родного человека. Совсем один на белом свете остался…
Никита стиснул зубы — не реветь же! Много о чем ему думалось сейчас. И о том, что не успел помириться с бабулей — утром повздорили, потому что он не захотел помогать мыть посуду… И о том, что может, если бы она жила дальше, а он бы уехал в город, то заработал бы там денег, купил бы однажды квартиру и бабулю бы к себе потом перевез, чтоб встречала старость в комфорте, чтоб лучшие врачи были рядом! А больше всего Никите думалось о том, что они, конечно, всякие времена знавали, а только она его в детдом не сдала и растила, заботилась о нем… Родная кровь, одним словам! И как же теперь? А как же он один?
Никита поднялся и шатаясь побрел к комоду — взять телефон, с утра его дома оставил, нужно вызвать… Кого полагается в таких случаях вызывать? А потом он вдруг вспомнил о том, что завтра у бабушки должна была быть пенсия. Да и будет она! Как всегда — почтальонша принесет. И еще Никита вспомнил, что бабуля никогда почтальоншу в дом не пускала — выходила сама за деньгами во двор. А если хворала, то он, Никита выходил и забирал деньги…
И это значит… Парень тяжело сглотнул — он мог бы, ну, чисто теоретически, завтра забрать тоже пенсию! Да всю целиком! Большие деньги! У него, того что скопил, нет и четверти от того, что бабуля должна была бы завтра получить! Ух, пригодились бы эти денежки в городе! Так может… Никита зажмурился и тряхнул головой — потому что жутко и радостно одновременно стало от своей находчивости.
Никита покосился на окно — с неба падал снежок. Смеркалось. Дом Зинаиды стоял на самой окраине деревни, с одной стороны — чистое поле, с другой — соседский, но уже нежилой участок — дедушка Макар три года назад еще на погост перебрался, а наследники хоть и объявлялись, но дом так никому и не сумели продать — потому как цену за него заломили смехотворно высокую и сбавлять ее ни за что не хотели. Значит, подумал Никита, никто не увидит…
Никита, стоя над телом своей бабушки, проговаривал весь план вслух. Такая привычка — вслух говорить самому с собой, у него давно появилась, но лишь иногда проявлялась — когда особенно нужно было сосредоточиться на чем-нибудь.
Зинаида была полной, крупной, грузной женщиной. Никита пыхтел от натуги и двигался с муравьиной скоростью, пока тащил ее по полу, да через пороги дома, да потом по двору. Конечным пунктом назначения был сарай. Там он бабулю и положил. Рядышком — совок с веником. Потом, подумав, еще добавил рядом грабли — мол, покойница, пока живой была, решила в сарае прибраться, где раньше коза жила, вот осенью проданная, потому что не было сил за ней ухаживать, а он — Никита, делать этого ни в какую не соглашался.
В голове Никиты уже созрел, оформился план. Сейчас — в дом, спать! Утром, как придет почтальонша, он пенсию заберет… А потом пойдет по соседям — мол, вы мою бабушку не видели? Мол, проснулся утром, а ее нигде нету! Никита не сомневался, как все будет — он пойдет бабулю искать, может, даже почтальонша тоже будет помогать и потом они вместе ее обнаружат… Крику будет, слез! Он, конечно, похоронит старушку, как полагается… И побыстрее! А потом — в город, с ее пенсией в кармане! Можно, типа считать, что это как прощальный подарок от бабули… Она ведь уже мертва — какая ей разница, когда там к погребению готовиться — не может, что ли, подождать несколько часиков? У Никиты аж холодок по спине побежал от собственных мрачных мыслей и он, будто со двора, где уже совсем стемнело, за ним кто-то мог кинуться вслед, поспешил в дом.
Поставил чай, достал из миски пирожок с вареньем — бабуля утром пекла. Не донеся пирог до рта, парень отложил его и решил, что хватит и куска хлеба к чаю.
— Все хорошо будет, — сам себя подбодрил Никита. — Завтра уже в городе буду!
Сидя за столом, он смотрел расписание автобусов до города, смотрел, где там можно снять квартиру ненадолго… Потом Никита собирался пойти работать. Почему бы и не грузчиком или разнорабочим каким-нибудь? В городе им точно побольше платят, чем в деревне! Комнату, между прочим, можно снять вообще — это намного дешевле квартиры выйдет… Как-нибудь дотянет до весны, а потом… Учится будет!
Дом, конечно, подумал он, тоже можно будет продать. Все равно кому, все равно, за какие деньги — лишней копеечка не будет. Надо ему о себе позаботиться теперь. Больше никому!
Погасив свет, Никита лег в постель. По-хорошему, нужно было бы еще раз печку протопить, но лень уже было и вместо этого парень натянул на себя второе одеяло — с бабушкиной кровати взял. Засопел и задремал потихоньку…
Вдруг, как выдернули из сна! Никита распахнул глаза и уставился на окно, которое было аккуратно напротив его кровати. В окно светил толстый, стремящийся к форме шара, месяц. И когда Никита только-только глаза разлеплял, ему почудилось, что там, за стеклом, что-то было… Как будто морда косматая с глазами-огнями к стеклу прижалась и пялилась внутрь!
Никита подскочил на постели. Что за бред? !Сердце забилось часто, потому что вынырнув из сна вспомнил — бабушка умерла !Но тут же от размышлений отвлек звук — что-то грохнулось об стену дома… Никита вспомнил — там на стене весело ведро с березовыми ветками .Зачем ?Да просто бабуля где-то узнала, что ведро с березовыми ветками и углем, если еще кочергу туда засунуть и все это снаружи дома повесить, то будет это славный оберег… От нечистой силы !И вот было такое ощущение, что это самое ведро и грохнулось сейчас… Никита не мог бы назвать себя суеверным человеком, скорее — материалистом, который обо всяком таком, потустороннем и не задумывается особо, потому что и своих проблем в жизни хватает !Но прямо сейчас по спине побежали мурашки…
Мелькнула мысль — а может, это алабай от Петровых, что через два дома живут, к ним во двор забрался ?Тогда его хорошо бы обратно отвести .Щенок еще, убежит дальше, может, аж до леса самого и пропадет !Метель ведь на ночь обещали…
Никита спешно сунул ноги в джинсы, потом куртку накинул, обулся и вышел из дома .В лицо хлестко ударил ветер, мокрая снежная крупа залепила ресница, попала на губы и парень, скривившись, утерся ладонью .Ну и погодка !
Ведро действительно валялось на земле внизу — угли рассыпаны и уже припорошены снегом… Но никакого алабая во дворе не было .А ветер тем временем начал стихать — будто бы кто-то неведомый в небесах переключил рычажок на «выключено» для этой бури .Тишина наступила так резко, что была оглушительной .Деревня спала .Звуки, из которых складывалась повседневность — чьи-то речи, проезжающие машины, брехание собак, рабочая возня на подворьях — все это отсутствовало .Было лишь хладное безмолвие .
И вот в этом безмолвии слух Никиты вдруг уловил нечто странное, некий звук, который шел от сарая…