18 сентября семь лет назад ушел из жизни народный артист СССР Зураб Соткилава. Когда-то прославленный футболист, а более пятидесяти лет – всемирно известный оперный певец. В последние годы Зураб Лаврентьевич боролся с онкологическим заболеванием.
Он, конечно же, знал о своем уходе. И тогда, когда незадолго до смерти согласился мне первым из журналистов рассказать о том, как «победил» рак, Соткилава признался:
- Трудно сейчас уверенно сказать: поправился или нет, - с улыбкой говорил он. - Но врачи отмечают, что показатели хорошие.
Когда во время нашей беседы мы разговорились об онкологии другого оперного певца Дмитрия Хворостовского, Зураб Лаврентьевич вздохнул: «Думаю, там уже остались считанные дни. Но говорить об этом вслух никогда не надо. Спасет только вера в лучшее».
Впервые мы пообщались в мае 2009 года в театре Оперетты, когда певица Алла Баянова отмечала свое 95-летие. На сцене Зураб Лаврентьевич исполнял попурри из итальянских опер и, конечно, свое знаменитое «На качелях» («Jammo, jammo ncoppa jammo ja!»). За кулисами всем улыбался, фотографировался, давал интервью. Помню, о почтенном возрасте Аллы Николаевны, сказал мне, что тоже мечтает в 95 лет выйти на сцену.
- Но я же понимаю, что оперные певцы долго не поют, - говорил он. – Хотя, если смогу в таком возрасте спеть хоть что-нибудь, это уже будет хорошо.
В последний раз мы встретились с Зурабом Лаврентьевичем в январе 2017-ого в Московской консерватории, где он преподавал. Соткилава поначалу отказывался от интервью, мол, все рассказал о своей жизни. На мою просьбу поговорить и о победе над раком (тогда уже эта информация просочилась в СМИ) обещал подумать. И на следующий звонок уже ответил согласием. Сказал, что посоветовался с семьей и ему разрешили.
В тот день в консерватории, куда меня пригласил народный артист занимался со студентами. Я сел в уголок аудитории и ждал пока Соткилава освободится. Он сидел за роялем, сам аккомпанировал ученикам. «Нет, здесь ты пытаешься взять ноту, а мне нужна твоя роль, понимаешь, характер образа», - делал замечание молодому человеку. Причем, не строго, как-то ласково, с улыбкой, с мягким грузинским акцентом. Еще пару попыток и он уже восклицает: «Вот, это то, что нужно!» Помню, прощаясь, ученик вдруг спрашивает: «Зураб Лаврентьевич, так в выходные мы встречаемся?! Ребята закупили продукты». «Конечно, дорогой», - улыбается Соткилава. Когда мы остались одни, объясняет:
- У одной моей студентки день рождения, вот собираемся на пикник.
Мне кажется, не так много преподавателей, которые запросто отмечают праздники со своими учениками. И этим Соткилава приятно удивил.
Как только начали беседу, раздается звонок на мобильный артиста. Зураб Лаврентьевич долго кого-то выслушивает, а потом опять же с особой нежностью: «Дорогая моя, не могу никого судить. Мне неудобно. Простите, пожалуйста». Оказывается, приглашали в Санкт-Петербург в жюри какого-то музыкального конкурса.
- Часто зовут, но, понимаете, неловко я себя чувствую. Да и некогда мне, - учеников надо успеть выпустить.
Он понимал, что надо успеть: и хотя уже не пел в оперных театрах, репетировал сольную концертную программу, преподавал в консерватории. И это, несмотря, что его силы после операции и химиотерапий были на исходе.
Рак поджелудочной железы ему диагностировали в начале 2015 года. Певец признался мне, что первым догадался о диагнозе.
- Я обратился к врачу, чтобы сделать обычное УЗИ, - с каким-то особым спокойствием рассказывал Соткилава. - И мне сказали, какое-то уплотнение там есть. А потом уже сделали МРТ, которое все показало. Сообщили родным. Но я уже сам понимал, что там онкология. Честно скажу, никакого страха не испытал. Был каким-то спокойным, ходил в консерваторию, занимался со своими студентами. А потом случился кризис, произошло отравление организма. Нужно было срочно делать операцию. Посоветовали клинику в Германии. Один мой друг - писатель Александр Потемкин помог, буквально за неделю договорился. Улетел я туда 25 января, а уже 30-ого сделали операцию.
По словам Зураба Лаврентьевича, самыми тяжелыми для него стали первые три дня после операции. Лежа в реанимации в трубках, ему хотелось все это с себя сбросить, вытащить. Но был привязан к кровати, чтобы ни тело, ни руки не могли двигаться. При этом, к нему никого из родных не пускали.
- И вот тогда приходили всякие нехорошие мысли, - признавался артист. - Так вот я вспоминал одно древнее высказывание: «Мысль убивает тело». Будешь думать о плохом, засохнешь. Старался ночью вспоминать своих родных и близких, лица жены, дочек, внуков. И улыбался. Как учил Будда: «Прижми уши и начни улыбаться. Даже в самом плохом состоянии».
После Германии Соткилава лечился в московском онкологическом центре имени Блохина на Каширском шоссе. Там и наблюдался до последнего своего дня. Говорил, что хоть и находился в VIP-палате, все равно много общался с обычными пациентами. Мол, скучно одному лежать, вот и выходил к другим в общее фойе вместе со всеми посмотреть телевизор, или рассказать байки из актерской жизни. Считал, что этим поддержит больных: если тут уж сам Соткилава, улыбается и шутит!
- Я признался вам в диагнозе только ради других, - сказал тогда артист. - Чтобы дать людям, кто борется с онкологией, надежду.
К сожалению, сейчас невозможно поместить все, о чем мы тогда говорили. Например, почему, когда ушел из футбола и поступил в Тбилисскую консерваторию, стеснялся.
- Дело в том, что когда мы видели студентов консерватории, они нам казались женоподобными что ли, - рассказывал Соткилава. - И мы смеялись. Конечно, мне не хотелось, чтобы меня таким считали. Потом, когда сам поступил в консерваторию, долго никому об этом не рассказывал.
И о том, как спасается от критики жены Элисо, с которой прожил более пятидесяти лет.
- Приходим после выступления домой, она начинает меня критиковать, - шутил артист. - Говорю: «Давай потом». Ложусь в постель и незаметно от нее надеваю беруши. Она что-то говорит, а я засыпаю.
Или об Елене Образцовой, с которой много выступал на сцене.
- Однажды в поездке где-то за рубежом ужинали с ней в ресторане. Леночка тогда написала на салфетке: «Спасибо тебе за «горизонталь!» Это такой технический прием у оперных исполнителей, которому я ее в свое время научил. Помню, сказал: «Знаешь, напиши это не на салфетке, а на хорошей бумаге, чтобы потом не отказывалась от своих слов!» И утром увидел под дверью своего гостиничного номера листок с этим признанием... Я каждый день Леночку вспоминаю. В последний раз мы виделись на ее балу в Большом театре в конце 2014 года. Тогда я уже тоже болел. У нее был рак крови, а у меня рак поджелудочной железы. Больше из-за наших болезней мы уже не виделись.
Расстраивался Соткилава из-за того, что оперу в нашей стране не пропагандируют, а любимый Большой, где пел сорок лет, «находится на дне».
Когда в тот вечер мы прощались с Зурабом Лаврентьевичем, я попросил разрешение вместе сфотографироваться. Соткилава призвал помочь кого-то из студентов. Но сказал, что сам «выстроит кадр».
- Я вот так встану за вашей спиной, на шаг подальше, и, чтобы меня было видно наполовину, - попросил Соткилава. – Этому меня научил Лучано Паваротти. Вы потом посмотрите на фотографию, получается этакий обман зрения: я буду выглядеть моложе своих лет, худее и не такого маленького роста.
Подписывайтесь на канал "Пераново перо", ставьте лайки и оставляйте комментарии, потому что любое мнение интересно для нас.
Олег Перанов
