Третье путешествие.
В третьей части Гулливер оказывается в Бальнибарби - стране, которой управляют учёные мужи, живущие на летающем острове Лапуте. Остров представляет собой чудо техники, в основе которого лежит хитроумное устройство, использующее силу магнетизма, что позволяет острову парить в воздухе, правда, только в пределах Бальнибарби.
Лапутяне одержимы математикой, астрономией и музыкой. Их умы всегда сосредоточены на высоких материях. Они в прямом и переносном смысле витают в облаках.
В отличие от бробдингнежцев, лапутяне презирают прикладные науки, считая их слишком "вульгарными" и "ремесленными". Вместо того, чтобы использовать свой интеллект для общественного блага, лапутяне решают сложнейшие математические задачи, которые не имеют ни малейшего отношения к реальной жизни.
Они чудовищно рассеяны и безалаберны в быту. В их кособоких домах нет ни одной прямой стены, потому что
"указания, которые они делают, слишком утонченны и недоступны для рабочих, что служит источником беспрестанных ошибок".
Летающий остров Лапута являет собой пример того, как правящее меньшинство использует технологии для удержания власти и подавления свободы.
Если в Бальнибарби какой-нибудь город поднимает восстание, король приказывает поместить над ним остров и тем самым лишает мятежников солнца и дождя.
Иногда на головы непокорных жителей летят огромные камни, а в особых случаях правитель может прибегнуть к радикальному методу - опустить остров до самой земли и стереть в порошок всё, что находится под ним.
Однако при такой процедуре существует опасность повредить основание острова, что повлечёт за собой его крушение. Тогда монарх лишится власти, а заодно и жизни, поэтому разумнее выдавать свою слабость за милосердие.
Король никогда не покидает Лапуту, потому что на недосягаемой высоте паразитировать на населении не только удобно, но и безопасно.
Лапутяне очень быстро осточертели Гулливеру, и он просит, чтобы его переправили на землю, в Лагадо, - столицу Бальнибарби. Его просьбу удовлетворяют.
Один царедворец, единственный лапутянин, с которым наш герой нашёл общий язык, вручает ему рекомендательное письмо к своему близкому другу Мьюноди, сановнику, живущему в Лагадо.
Господин Мьюноди устраивает гостю небольшую экскурсию по городу и его окрестностям. Первое, что бросается в глаза Гулливеру, - это повсеместная разруха и нищета: полуразвалившиеся дома, невозделанные поля, ужасно одетые люди. Все куда-то спешат, кругом развёрнута бурная деятельность, со стороны кажущаяся бесцельной и бесполезной.
Позже Гулливер узнаёт, что источником этой суетливой бессмыслицы является Академия прожектеров - учреждение, поставившее себе целью переделать мир и "осчастливить человечество".
Академики уверяют, что их изобретения позволят одному человеку делать работу десятерых, строить за неделю сверхпрочные дворцы, которые будут стоять вечно, не требуя ремонта, в любое время года выращивать плоды, в сто раз превосходящие по размерам нынешние, и многое другое.
"Жаль только, что ни один из этих проектов ещё не доведён до конца, а между тем страна в ожидании будущих благ приведена в запустение, дома в развалинах, а население голодает и ходит в лохмотьях".
В этом эпизоде Свифт будто заглянул в Россию XX века. Писатель высмеивает утопическое мышление и стремление к идеалу, доходящее до идиотизма. Далее следует гениальная фраза:
"Однако всё это не только не охлаждает рвения прожектеров, но ещё пуще подогревает его, и их одинаково воодушевляют как надежда, так и отчаяние".
Господин Мьюноди рассказывает Гулливеру любопытную историю про свою мельницу, которую разрушили прожектеры, пообещав ему построить новую, более эффективную. Два года шло строительство с привлечением большого количества работников, а потом предприятие развалилось.
Прожектеры обвинили во всём хозяина мельницы, после чего скрылись. Ничуть не смущаясь, эти деятели теперь предлагают другим людям проделать тот же эксперимент, "с таким же ручательством за успех и с таким же разочарованием напоследок".
Гулливер решает отправиться на экскурсию в Академию, где его благосклонно принимает её президент. Первый учёный безумец, с которым он сталкивается, занят добыванием солнечных лучей из огурцов, чтобы затем консервировать их в банках, как кильку. Такие солнечные консервы можно было бы продавать или хранить в чулане на чёрный день: в холодную погоду они пригодятся для согревания воздуха.
Другой изобретатель перерабатывает человеческие нечистоты в пищу путём "выпаривания зловония", "удаления окраски" и т. д. Третий сумасшедший "пережигает" лёд в порох и даже написал трактат о "ковкости пламени", который собирается опубликовать. Был там и архитектор-новатор, утверждавший, что придумал новый способ возведения зданий, начиная с крыши и заканчивая фундаментом.
Большим авторитетом среди коллег-академиков пользовался учёный, родившийся слепым, который занимался смешиванием красок для живописцев. Он обучал своих воспитанников, таких же незрячих от рождения, определять цвет "при помощи обоняния и осязания".
В недрах Академии рождается множество гениальных мыслей и амбициозных проектов. Один агроном предлагает распахивать землю с помощью свиней, предварительно закопав в неё финики, желуди и каштаны, другой хочет засеять поля какой-то мякиной, в которой, по его мнению, заключена мощная производительная сила.
Он же носится с проектом по выведению породы голых овец. Для чего они нужны - остаётся загадкой, однако, по уверениям учёного, вся его деятельность направлена на "улучшение человеческой жизни".
Гулливер встречается с прославленным медиком, специализирующимся на лечении кишечных колик при помощи "большого раздувального меха с длинным и тонким наконечником из слоновой кости":
"Доктор утверждал, что, вводя трубку на восемь дюймов в задний проход и втягивая ветры, он может привести кишки в такое состояние, что они станут похожи на высохший пузырь. Но если болезнь более упорна и жестока, доктор вводит трубку, когда мехи наполнены воздухом, и вгоняет этот воздух в тело больного; затем он вынимает трубку, чтобы вновь наполнить мехи, плотно закрывая на это время большим пальцем заднепроходное отверстие".
После данной процедуры, по задумке медика, больной должен исцелиться. Любопытный путешественник любезно отказывается опробовать на себе эту сомнительную методику лечения.
Посещает Гулливер и отделение "спекулятивных наук", где ему показывают чудо-механизм, что-то вроде примитивного компьютера, с помощью которого любой абсолютно невежественный человек сможет писать книги по разным научным дисциплинам.
Далее он знакомится с двумя лингвистическими проектами. Первый предполагает сократить "многосложные" слова до "односложных" и упразднить глаголы и причастия. Второй - вообще отказаться от слов:
"Ведь очевидно, что каждое произносимое нами слово сопряжено с некоторым изнашиванием лёгких и, следовательно, приводит к сокращению нашей жизни".
Особого внимания заслуживает профессор, написавший подробную инструкцию по раскрытию антиправительственных заговоров. Согласно его рекомендациям, необходимо тщательно исследовать экскременты подозрительных лиц. Якобы на основании цвета, вкуса и запаха отходов их жизнедеятельности можно узнать их мысли.
"Ибо люди никогда не бывают так серьёзны, глубокомысленны и сосредоточенны, как в то время, когда они сидят на стульчаке".
Свифт разворачивает перед читателем нелепую экспозицию учёных дураков, чьи смехотворные замыслы поражают воображение грандиозным размахом и жалкой мелочностью.
Недоверчивое отношение писателя к науке связано с его убеждением, что разум умножает пороки дурной человеческой натуры. Наука не спасёт человечество - она лишь ускорит его вырождение. Именно это и происходит в Бальнибарби.
Третья часть "Путешествий" - самая интересная и смешная. Это остроумная пародия на утопию, местами переходящая в антиутопию. Свифт от души посмеялся над просветительской верой в прогресс.
На самом деле абсурдные эксперименты прожектеров не имеют никакого отношения ни к науке, ни к прогрессу, но при этом они очень похожи на реальные попытки некоторых государств преобразовать общество, руководствуясь "научными принципами" и тотальным планированием.
То, что для Свифта и его современников было забавной выдумкой, в XX веке для миллионов людей обернулось жестокой реальностью.
Известный политолог Джеймс Скотт написал интересную и поучительную книгу "Благими намерениями государства", в которой исследовал печальные последствия грубой социальной инженерии, названной им "авторитарным высоким модернизмом".
В прошлом столетии эту деструктивную идеологию разделяли многие интеллектуалы. Авторитарный высокий модернизм отрицал человеческую природу и уподоблял её "чистому листу", на котором мудрый планировщик может писать всё, что ему захочется.
Модернисты смотрели на людей как на пластичный материал, вроде глины или пластилина, из которого можно вылепить идеальное общество.
Они проводили социальные эксперименты в области хозяйствования, градостроительства, медицины, педагогики и т. д. И повсюду результаты их деятельности были не лучше, чем в Бальнибарби.
Скотт приводит в пример колхозы и плановую экономику в Советском Союзе, насильственное переселение сельских жителей Танзании и Эфиопии в "идеальные государственные деревни" в 1970-е годы, а также горе-архитектора Ле Корбюзье, проектировавшего "функциональные" города, непригодные для жизни.
Так английский писатель XVIII века предвидел бедствия века двадцатого. Но кто может поручиться, что в XXI-м столетии сатирические картинки Свифта не заиграют новыми красками?
Осмотрев Академию, Гулливер решает вернуться в Англию. По дороге домой обстоятельства приводят его на небольшой остров Глаббдобдриб, населённый волшебниками, чей правитель обладает способностью вызывать души умерших и заставлять их прислуживать себе в течение 24 часов.
Наш путешественник не упускает возможности побеседовать с великими мужами древности. Он просит вызвать римский сенат и сравнивает его с современным парламентом:
"Первый казался собранием героев и полубогов, второй - сборищем разносчиков, карманных воришек, грабителей и буянов".
Вот она, излюбленная идея Свифта: в прошлом люди отличались простотой нравов, были добродетельными и справедливыми, но цивилизация и порождённая ею роскошь развратили их, "уменьшили рост, расслабили нервы, размягчили сухожилия и мускулы, прогнали румянец, сделали всё тело дряблым и протухшим".
Всё хорошее ассоциируется с простотой и грубостью, а всё плохое - со сложностью, утончённостью, изобилием. Через несколько десятилетий этот призыв к опрощению подхватит Жан-Жак Руссо.
Французский философ будет нападать на искусство и науку, культуру и просвещение, а в качестве идеала предложит бесчеловечную Древнюю Спарту. Спартанцев он назовёт "скорее полубогами, чем людьми", настолько, по его мнению, было велико их моральное превосходство над остальным человечеством.
Свифта в какой-то степени можно считать предшественником Руссо. Как и автор "Общественного договора", он испытывает отвращение к современности и восхищается всякими агесилаями, эпаминондами, цезарями и брутами. Почему-то ему милее паразитическое общество, основанное на казарменном коллективизме, рабстве и завоеваниях, чем цивилизация, в основе которой лежит индивидуализм, торговля и стремление к богатству и процветанию.
Вдоволь наговорившись с великими покойниками и убедившись, что человечество вырождается, Гулливер покидает Глаббдобдриб и оказывается на острове Лаггнегг, где местный правитель "милостиво удостаивает его чести лизать пыль у подножия его трона".
В этом королевстве он встречает струльдбругов, на чьём примере Свифт развенчивает другой мираж, тесно связанный с идеей технического прогресса, - мечту человечества о бессмертии.
Струльдбруги - немногие избранные, которым не суждено покинуть этот мир. Они бессмертны. Однако вопреки ожиданиям Гулливера, эти несчастные существа представляют собой жалкое зрелище. Их бессмертие - это не вечная молодость, а бесконечно длящееся одряхление.
Из Лаггнегга наш путешественник отплывает в Японию, а оттуда через Амстердам возвращается в Англию.
Четвёртое путешествие.
В последней части книги Свифт более чётко формулирует свои представления о разумном устройстве общества. Порой он слишком настойчиво пытается накормить читателя спартанской похлёбкой, а местами его моральный ригоризм прямо-таки выбешивает.
На этот раз Гулливер попадает в страну гуигнгнмов - разумных лошадей, олицетворяющих собой представления автора о совершенстве, мудрости и добродетели. Эти благородные существа живут в гармонии с природой. Они учтивы и доброжелательны, не умеют лгать и с трудом понимают, как можно "утверждать то, чего нет".
Им неведомы сомнение и недоверие. Их жизнь подчинена совершенствованию разума. Подобно бробдингнежцам, гуигнгнмы отрицают философские спекуляции и ценят только те знания, которые имеют практическое значение.
У них есть своя аристократия. Лошади низшей породы прислуживают благородным семьям. Рождаемость контролируется, чтобы не было лишних ртов, а супружеские пары тщательно подбираются по критериям здоровья и красоты "ради предохранения расы от вырождения".
В обществе гуигнгнмов нет такого поприща, на котором особь могла бы проявить свою индивидуальность. Нет ни истории, ни искусства, ни науки. Лошади не знают, что такое личность, эгоизм, личное мнение, частная жизнь. Даже дети у них не принадлежат родителям, а распределяются, как овёс, между семьями на национальном совете, который собирается раз в четыре года.
Гулливер восхищается их педагогической системой и рекомендует её в качестве примера для подражания. До 18 лет жеребят держат в чёрном теле, скудно кормят, изнуряют физическими упражнениями, приучают быть опрятными, умеренными и трудолюбивыми. В них развивают "силу, прыткость и смелость".
Их гоняют обязательно по "крутым подъёмам" и непременно по "твёрдой и каменистой почве". А когда они оказываются в мыле, "их заставляют окунуться с головой в пруду или в реке". Несколько раз в год для молодёжи устраивают спортивные состязания. Победителя награждают сочинённым в его честь гимном.
Легко догадаться, что здесь под лошадиными костюмами скрываются всё те же солдафоны из Древней Греции, которых идеализировали европейские интеллектуалы, начиная с эпохи Возрождения.
В стране есть и свои "илоты". Эти низкие существа представляют собой полную противоположность благородным гуигнгнам. Лошади называют их йеху и питают к ним "инстинктивное отвращение".
Йеху безобразны, глупы и нечистоплотны, прожорливы и крайне агрессивны. Внешне они очень похожи на людей и, кажется, воплощают в себе фундаментальные человеческие пороки: эгоизм, жажду власти, жестокость и жадность.
Гуигнгнмы используют йеху в качестве рабочей скотины и обращаются с ними примерно так же, как люди обращаются с обычными лошадьми на родине Гулливера. Читатель начинает понимать, что йеху - это никто иной, как европеец, с которого смыли грим цивилизации.
Наш путешественник не сразу узнаёт себя в этих мерзких животных. Убийственное сходство становится для него очевидным во время продолжительных бесед с одним знатным гуигнгнмом, которому он рассказывает историю Европы и Англии и пытается объяснить, "на что бывает способна природа человека в наших странах".
В языке гуигнгнмов отсутствуют слова, обозначающие такие понятия, как власть, правительство, война, закон, наказание. И Гулливер последовательно разъясняет их смысл своему простодушному собеседнику.
Так, отвечая на вопрос, что заставляет одно государство воевать с другим, он перечисляет множество причин, из которых особо выделяет "различие мнений":
"Различие мнений стоило многих миллионов жизней; например, является ли тело хлебом или хлеб телом; является ли сок некоторых ягод кровью или вином..."
Ремесло солдата является у нас наиболее почётным, потому что
"солдат есть йеху, нанимающийся хладнокровно убивать возможно большее число подобных себе существ, не причинивших ему никакого зла".
Поначалу гуигнгнм думает, что европейские йеху не способны нанести друг другу серьёзный ущерб, ведь природа не наделила их ни достаточной силой, ни крупными когтями, ни большими зубами.
Но, узнав о "пушках, кулевринах, мушкетах, карабинах, пистолетах, пулях, порохе, саблях, штыках, сражениях, осадах, отступлениях, атаках, минах и контрминах, бомбардировках, морских сражениях" и тому подобном, он делает вывод, что
"развращённый разум, пожалуй, хуже какой угодно звериной тупости".
Люди наделены не столько разумом, сколько "какой-то особенной способностью, содействующей росту их природных пороков".
Здесь Свифт показывает себя не мизантропом, а истинным гуманистом, развенчивающим так называемые священные ценности. Что такое родина? Клочок земли, на котором человек родился по воле случая. Интересами родины можно оправдать любое преступление.
Что такое патриотизм? Ненависть к чужакам, слепая преданность собственному племени и готовность бездумно пожертвовать своей жизнью ради чужих интересов.
Национальная гордость, величие, слава, долг - за этими высокими словами кроется примитивное стремление к власти, богатству и привилегиям, нездоровое желание прогуляться по миру с обнаженным мечом, безнаказанно предаваясь грабежу и насилию.
Далее Гулливер основательно проходится по судьям, врачам, министрам и аристократам. Эти восхитительные страницы, преисполненные холодного презрения, можно перечитывать бесконечно. Свифт в совершенстве владел искусством оскорблять.
Гулливер бичует излишества и роскошь, пьянство и социальное неравенство. Чем дольше он беседует с благородным конём, тем глубже становится его отвращение к человечеству.
"Не прожив в этой стране даже года, я проникся такой любовью и уважением к её обитателям, что принял твёрдое решение никогда больше не возвращаться к людям и провести остаток дней своих среди этих удивительных гуигнгнмов, созерцая всяческую добродетель и упражняясь в ней; в стране, где передо мной вовсе не было дурных примеров и поощрений к пороку".
Гуигнгнм делится с Гулливером своими размышлениями о природе йеху. По его наблюдениям, эти существа ненавидят друг друга больше, чем животных других видов. Если пятерым йеху дать пищу, которой хватило бы для пятидесяти, то они всё равно затеют драку и "каждый будет стараться захватить всё для себя".
Бывает, что йеху объединяются в стаи и устраивают между собой сражения за коровью тушу, подобные тем, о которых рассказывает Гулливер. Порой жестокие битвы происходят без видимых причин.
Но особенно яростные баталии разыгрываются на почве их одержимости разноцветными блестящими камнями. Эти камни они готовы искать с утра до ночи, а когда находят, тщательно скрывают от своих сородичей.
Гуигнгнм подчёркивает особую нечистоплотность и прожорливость йеху, из-за чего они страдают множеством болезней. Все эти недуги лошади называют одним словом - гниеху. Эффективным средством от гниеху является "микстура из кала и мочи" йеху, насильно вливаемая больному в глотку.
От себя Гулливер добавляет:
"По моим наблюдениям, лекарство это приносит большую пользу, и в интересах общественного блага я смело рекомендую его моим соотечественникам как превосходное средство против всех недомоганий, вызванных пресыщением".
Всё, что гуигнгнм сообщает Гулливеру о повадках йеху, приложимо к человеческой природе, причём сравнение оказывается не в пользу последней. Преимущество йеху перед людьми заключается в отсутствии у них разума, что делает их менее опасными и развращёнными.
Судьба йеху решается на генеральном собрании гуигнгнмов, которое постановило стереть с лица земли "этих мерзких скотов".
Гулливер надеется провести остаток своих дней в этой прекрасной стране, однако ему предписывается в ближайшее время покинуть её, и он вынужден подчиниться.
Гуигнгнмы считают, что Гулливер недостоин жить среди них из-за своей низменной природы. Наш путешественник воспринимает это жестокое решение как личную трагедию и даже теряет сознание, когда ему сообщают, что он должен вернуться туда, откуда приплыл.
За время тесного общения с добродетельными гуигнгнмами он настолько проникся к ним любовью и уважением, что стал смотреть на себя их глазами:
"Когда мне случалось видеть своё отражение в озере или ручье, я с ужасом отворачивался и наполнялся ненавистью к себе; мне было легче переносить вид обыкновенного йеху, чем свой собственный".
Вернувшись в Англию, Гулливер испытывает глубочайшее отвращение к своей жене и своим детям. Он покупает себе двух жеребцов и ежедневно беседует с ними не менее четырёх часов.
Лошадиная утопия понадобилась Свифту не для того, чтобы предложить её в качестве альтернативы общественного устройства, а для того, чтобы разрушить наши мифологизированные представления о самих себе.
Писатель очищает читательское восприятие от сложившихся культурных стереотипов, заставляя смотреть на окружающий мир как бы со стороны. Он хочет встряхнуть нас, чтобы мы переосмыслили привычные явления и начали, наконец, думать.
На фоне идеальных существ, живущих в идеальном обществе, люди выглядят жалкими, порочными, импульсивными и глупыми созданиями. Хотя, надо отметить, что многие из перечисленных Свифтом пороков вовсе не являются пороками, как, например, безобидное кокетство.
Идеальные законы гуигнгнмов невозможно применить к людям, потому что люди безнадёжны, и никакая утопия им не поможет. Человек обречён на самого себя, на общество собственной внутренней свиньи.
"Путешествия Гулливера" - это самое радикальное высказывание о человеческой природе в мировой литературе.
И ещё следует кое-что знать о мизантропии Свифта. В одном из его писем к поэту Александру Поупу есть такие слова:
"Я всегда живо ненавидел все нации, профессии и сообщества, что не мешало мне любить отдельных людей... Более же всего мне ненавистна разновидность под названием "человек", однако я питаю самые тёплые чувства к Джону, Питеру, Томасу и т. д.".
Можно предположить, что знаменитое человеконенавистничество писателя - это одна из его литературных масок.
Автор: Дмитрий Гребенюк.
