Амальгамина привела Куролесова на небольшую поляну. Она молча отпустила его руку и отошла на десяток шагов, смотрибельно поигрывая сногсшибательной задницей в ритме грациозной походки.
"Вид сзади — нежный плен, походка — ритм блаженства", — пришли на ум Куролесову слова кого-то классика, большого поклонника женских красот.
Какому именно из классиков принадлежало это высказывание, вспомнить ни в какую не выходило. Кажется Пушкину, подумалось Куролесову, именно он был самым ревностным почитателем этих самых красот. К походке Амальгамины эти, припомненные им внезапно, слова гениального поэта подходили как нельзя кстати. "Ритм блаженства" — точнее выразится невозможно. Неужто, подумалось Куролесову, АС, то есть Александр Сергеевич, тоже водил с ней знакомство?
— Говорящие о много инициалы... — проворковала таинственно Амальгамина и прикусила пухлую губу парой остреньких зубок, подумав о чём-то очень порочном и невероятно чувственном.
"Она прочла мои мысли?! — Куролесов был потрясён. — АС, она подумала про АС! Потому и закусила губу! Вот ведь похотливая дрянь!"
— Твои мысли не прочтёт только ленивый, — фыркнула Амальгамина, поняв, что разоблачена. — Ты совсем не умеешь скрывать то, о чём думаешь.
"Дьяволица! — дошло вдруг до Куролесова. — Так и есть, иначе и быть не может. Выходит, я попал в ад!"
— Так значит, вы меня соблазняли? — произнёс он вслух, — Ты и те трое. Там, на поляне. Когда тянули ко мне руки с четырёх сторон.
— Мы служительницы, — пожала плечами Амальгамина. — Соблазнять, это наше призвание.
— Зачем тебе нужен я? — допытывался Куролесов, искренне не понимая, — обычный, ничем не примечательный клерк, служащий из средненькой заштатной компании, расставшийся с жизнью пошло и тривиально. Я разбился на машине во время одного из ночных кутежей...
— Ты наш клиент, один из многих, — призналась Амальгамина с нотками равнодушия и усталости в голосе. — Происхождение твоей смерти и твоя догробная жизнь не имеют для меня значения. — Она махнула ладошкой.
— В любви, на войне и в адском делопроизводстве, как известно, все средства хороши. А потому мы заманиваем клиентов как только можем, всеми доступными способами, вылезая из кожи вон. Чем больше мы обслуживаем клиентов, тем больше нам платят единиц возможностей.
"Служительницы ада, она сама призналась... — Куролесов схватился за голову и ужаснулся: — Отказавшись от рая, я автоматически угодил в чистилище!"
— Зачем вам эти "единицы возможностей"? — спросил он, чтобы спросить хоть что-то и не выдать того, как сильно потрясён.
— На них мы приобретаем единицы могущества, единицы здоровья или единицы наслаждения. — Отчиталась Амальгамина бесстрастно.
— И что вы делает с этими единицами? — допытывался Куролесов въедливо.
— Используем по назначению, — ответила Амальгамина устало. — Обретаем власть... продлеваем жизнь... предаёмся удовольствиям... Всё как у вас, на вашей грешной земле. Только здесь у нас иная валюта.
Куролесов задумался. Он открыл рот, чтобы сказать ещё что-то, но Амальгамина помешала ему. Она хлопнула в ладоши три раза, сбив Куролесова с мысли.
— Довольно болтовни! — провозгласила Амальгамина. — Приступим к куанальгарре. Для этого мы сюда и пришли.
Как только прозвучал третий хлопок, на адской поляне возник огромных размеров четвероногий демон в зверином облике, словно сошедший с полотен Франциско Гойи, живописующих преисподние и ад. С огромными рогами, налитыми мускулами, тёмно-красной кожей, невероятно свирепой мордой и оскаленными зубами.
— Правила! Объясни правила! — Куролесов в страхе попятился от уставившегося на него демона. — Я понятия не имею, что такое эта "куанальгарра"!
— Побеждая в поединке кого-то из демонов или проходя иное из испытаний, ты добиваешься близости с одной из нас... — Амальгамина ослепительно улыбнулась. — В данном случае, близости со мной. Я твой приз, я обязана одаривать тебя наслаждениями, в том случае, если ты одерживаешь победу. Я умею делать это очень искусно и я сделаю это, как только ты добьёшься успеха.
— Но это ведь не нормально, не по-людски! — Куролесов заговаривал Амальгамине зубы, пытаясь тянуть время. — Я совсем не знаю тебя и не испытываю к тебе чувств. Хоть, и не скрою, ты привлекаешь меня, как женщина.
— Искренние отношения остались в раю, — фыркнула Амальгамина вместо ответа, — ты сам выбрал ад, теперь расхлёбывай.
— Лучше бы я остался с ангелицами! — взвизгнул в панике Куролесов, глядя, как уставившийся на него злобный демон, сделал шаг ему навстречу и угрожающе фыркнул. — Они нежные, беловолосые и без рогов. Настоящие женщины!
— Чем я хуже твоих ангелиц? — Амальгамина словно обиделась.
Она щёлкнула пальцами, как будто произнеся безмолвное заклинание, и на глазах преобразилась. Предстала в образе платиновой блондинки, с красным камнем вправленным в ожерелье, украшающим шею. Вдобавок к этому с головы её исчезли рога, а грудь уменьшилась на полтора размера, убавив градус соблазнительности, которой она околдовывала клиентов.
Видя, как потрясён Куролесов, Амальгамина снизошла до объяснения: — Мы, служительницы адских сфер, перенаряжаемся мановением мысли. Это магическая способность.
Куролесов сделал вид, что обиделся и расстроен.
— Я думал, здесь шашлыки под коньяк, а красавицы-дьяволицы одаривают благосклонностью без проблем, — промямлил он. — Не думал, что всё так сложно. Знал бы, что предстоят передряги, сидел бы в раю и не рыпался. Пофиг на неё, на принудительную стандартизацию.
— Что такое "принудительная стандартизация"? — Амальгамина приподняла бровь, выразив любопытство.
— Не знаю точно, могу лишь предполагать, — Куролесов пожал плечами, — На столе системного администратора, к которому меня привели, лежал секатор, рулон лейкопластыря, прочные толстые нитки и большая игла. Такой набор инструментов навёл меня на тревожные мысли. — Куролесов тяжело вздохнул, предавшись воспоминаниям, и добавил с кривой ухмылкой: — К тому же выражения лиц обитателей рая были до неприличия постными и неестественными. В них не наблюдалось даже искорки интереса к бушующему вокруг урагану райской жизни. Зато наблюдалось абсолютное равнодушие к прелестям ангелиц, чрезмерная одухотворённость и болезненное умиротворение.
— К тому же, — Куролесов припомнил, — огромная бумажная куча отказов от рая, наваленная на райской поляне, которую я лицезрел собственными глазами, говорила сама за себя.
Куролесов покосился на демона, который продолжал надвигаться, пялясь на него исподлобья злобными огненными глазами.
— Мне не хотелось терять лицо и прочие причиндалы, — объяснил он, как умел, двусмысленно, — Я слишком люблю жизнь и все те удовольствия, что с нею связаны. И вот, в результате, я здесь.
Наблюдая, как приближается демон, и внутренне трепеща, Куролесов заговорил быстрее. Слова придавали ему уверенности, от талдычил без умолку:
— Ангелицы невероятно красивы и соблазнительны, но праведники почему-то абсолютно равнодушны к ним. Я сделал определённый вывод и решил: да ну его, от греха подальше. Лучше выберу вас, дьяволиц, под коньяк с шашлыками. Но, как видно, совершил непростительную ошибку...
Камень на ожерелье Амальгамины, после этих слов Куролесова, дьявольски полыхнул и поменял цвет. Был красным — стал синим. Дьяволица сердится, или даже злится, сообразил Куролесов, хоть и старается не подавать вида.
— Правила куанальгарры просты, — улыбнулась Амальгамина с подчёркнутой официальностью, категорично отметая все прочие разговоры. — Либо демон получит тебя, если возьмёт в поединке верх. Либо ты добьёшься меня, если одолеешь демона. Я — твой приз. А я, как видишь, дьявольски хороша!
Амальгамина взглянула на Куролесова, обратив внимание, как у того трясутся поджилки и попыталась воодушевить: — Будь мужчиной! Покажи себя как боец!
Она улыбнулась ещё более обольстительно и томно пролепетала:
— Поимеешь ты, или поимеют тебя. Таков универсальный закон повседневной жизненной конкуренции.
Тем временем демон был совсем уже близко. Он пялился на Куролесова с ненавистью и скалил клыки, готовясь наброситься и сделать с ним что-нибудь нехорошее.
"Нужно как-то выпутываться! — подумалось Куролесову с ужасом. — Если этот рогач меня поимеет, от меня останется разве что резинка от трусов".
Он суетливо заозирался по сторонам, в поисках чего-нибудь увесистого и похожего на оружие.