В первом издании сказки наблюдаемый хитрым Спальником Иван, входя в конюшню, распевает про Царя:
Полночь темная приходит.
Наш Иван в конюшню входит
Без свечи, без фонаря,
Распевая про царя.
Что это такое? Зачем же наш Иван распевает что-то «про царя»? В полночь? В тёмную полночь (безлунную)?
Даже если он славит царя своей песней, всё равно как-то не слишком хорошо выходит, тем более, что здесь такая рифма: «фонаря – царя», - уж слишком знакомая рифма!
"Дело пойдёт на лад, Аристократов на фонарь, Ах, дело пойдёт!" - пелось в знаменитой в дни Великой Французской революции "Са ире" ("Дело пойдёт").
Эту песню подхватили русские дворяне, мечтавшие повесить на фонарях не просто аристократов, а - царей:
6. Уж вы вейте веревки на барские головки,
Вы готовьте ножей на сиятельных князей,
И на место фонарей поразвешивать царей.
Тогда будет тепло, и умно, и светло. /К.Ф. Рылеев. Подблюдные песни.
Видите? С недобрыми чувствами поет Иван о царе! В темную полночь если на место фонаря повесить царя – то будет «и тепло, и умно, и светло»…
Но – не все так однозначно.
Как мы помним, Пушкин писал и комплиментарные стихи царям, и Николаю, и даже Александру, особо им нелюбимому.
А теперь - внимание!
В книге старого пушкиниста Б.Л. Модзалевского приведен такой эпизод.
«В день св. Николая журналист Николай Греч давал обед для празднования своих именин и благополучного окончания грамматики. <...> Под конец стола один из собеседников, взяв бокал в руки, пропел следующие забавные куплеты, относящиеся к положению Греча и его грамматики:
В отчаяньи уж Греч наш был,
Грамматику чуть-чуть не съели:
Но царь эгидой осенил,
И все педанты присмирели.
Итак, молитву сотворя,
Во-первых, здравие царя!
<...> Пушкин был в восторге и беспрестанно напевал, прохаживаясь:
И так, молитву сотворя,
Во-первых, здравие царя!
Он списал эти куплеты и повез к Карамзиной...»
Отчего Пушкин был в восторге? От славословия царя? Да нет же! От амбивалентности этих стихов. Их можно было повернуть как за царя, так и против, - поскольку эти верноподданические стихи вторили таким стихам Рылеева:
А молитву сотворя
Третий нож – на царя! / К.Ф. Рылеев. «Уж как шел кузнец».
Так что, распевать «про царя» можно было как «за здравие», так и «за упокой». Пушкин пробовал и так, и так. Ведь начиналось всё со "Стансов" и "Нет, я не льстец" ("Друзьям"). Но, учитывая конец сказки, все же вернее здесь звучит для царя «за упокой». Ведь после камер-юнкерства Пушкин говорил, что он "возвращается к оппозиции". Об этом пишет приятель Пушкина, сын тригорской помещицы П.А. Осиповой, Алексей Вульф: "Самого же поэта я нашел мало изменившимся от супружества, но сильно негодующим на царя за то, что он одел его в мундир, его, написавшего теперь повествование о бунте Пугачева и несколько новых русских сказок. Он говорит, что он возвращается к оппозиции, но это едва ли не слишком поздно; к тому же ее у нас нет, разве только в молодежи". /А. Н. Вульф. Дневник, 19 февр. 1834 г. /В кн.: В.В. Вересаев. Пушкин в жизни. В придворном плену.
Интересно упоминание о новых русских сказках. Вульф принял слова Пушкина о возвращении к оппозиции в политическом смысле. А надо было воспринимать ... в сказочном! Пушкин возвращался к оппозиции тайно, в своей тайной сказке. Потому что явно он встать в оппозицию не мог: это было самоубийство, - а теперь ему надо было думать не только о себе, но и о семье. Впрочем, да, - тогда, в 1834, - ещё не мог, - только попытался выйти в отставку со службы. Но царь не пустил, грозя отказом допуска к архивам и тем, что между ними "всё будет кончено". Пушкин не решился лезть на рожон.
Но в январе 1837 ему пришлось пойти на эту, крайнюю, самоубийственную, меру. Летом 1834 он её только предчувствует, - эту смертельную развязку.
"Надобно тебе поговорить о моем горе. На днях хандра меня взяла; подал я в отставку. Но получил от Жуковского такой нагоняй, а от Бенкендорфа такой сухой абшид, что я вструхнул, и Христом и богом прошу, чтоб мне отставку не давали. А ты и рада, не так? Хорошо, коли проживу я лет еще 25; а коли свернусь прежде десяти, так не знаю, что ты будешь делать и что скажет Машка, а в особенности Сашка. Утешения мало им будет в том,
что их папеньку схоронили как шута и что их маменька ужас как мила была на аничковских балах. Ну, делать нечего. Бог велик; главное то, что я не хочу, чтоб могли меня подозревать в неблагодарности. Это хуже либерализма". / Письмо Н.Н. Пушкиной. Около (не позднее) 14 июля 1834 г. Из Петербурга в Полотняный завод.
Николай I написал на докладе Бенкендорфа: «Я ему прощаю, но позовите его, чтобы ещё раз объяснить всю бессмысленность его поведения и чем всё это может кончиться; то, что может быть простительно двадцатилетнему безумцу, не может применяться к человеку тридцати пяти лет, мужу и отцу семейства».
То есть тогда, в 1826, 20-летнего Пушкина (пусть 27-летнего, но всё ещё отвечающего за грехи 20 и 25-летнего), Николай мог простить, а сейчас, в 1834, 35-летнего, уже не может. Потому что тогда он прощал того, кто был в опале у брата, Александра, а теперь поведение Пушкина он воспринимал как измену СЕБЕ, - то есть, - государственную измену.
Да, в чем-то правы исследователи, утверждающие, что как пушкинскую, сказку не пропустила бы цензура. А уж эти стихи «про царя», - это как дразнилка для цензора! Ведь еще четырех лет не прошло, как Бенкендорф отчитывал за подобные стихи (хоть и посвящённые событиям другой революции) Антона Дельвига, который этого выговора не пережил! ..
(За помещение в «Литературной газете» стихотворения Де ла Виня, посвященного жертвам Июльской революции во Франции, Дельвиг получил грубейший выговор от Бенкендорфа; ему было запрещено издавать "Литературную газету". События эти так сильно потрясли Дельвига, что вскоре он заболел горячкой и умер).
Пушкин вступился за друга из карантинного Болдина, осенью 1830, в статье «Опыт отражения некоторых не литературных обвинений». Там достаточно сказано и об аристократах, и о фонарях, и о доносчике Булгарине. Но Пушкин, к сожалению, эту статью не напечатал, и она осталась в черновиках. Со статьёй можно ознакомиться здесь:https://ru.wikiquote.org/wiki/Опыт_отражения_некоторых_не-литературных_обвинений
Приведу только одну фразу, зачёркнутую автором:«Положим, что эпиграммы демократических французских писателей приуготовили крики les aristocrates à la lanterne, y нас таковые же эпиграммы, хоть и не отличаются их остроумием, могут иметь последствия еще пагубнейшие...».
Пушкин "распевал про царя" много и по-разному. Было, например, так:
Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный
И рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная заря?
/ "Деревня", 1819 г.
Было так, - про царя - Наполеона:
Блеснул кровавый меч в неукротимой длани
Коварством, дерзостью венчанного царя;
Восстал вселенной бич — и вскоре новой брани
Зарделась грозная заря. / "Воспоминания в Царском Селе ("Навис покров...")1814-1815.
И так:
Шамаханская царица,
Вся сияя как заря,
Тихо встретила царя. / "Сказка о Золотом петушке", 1834.
Везде рифма "царя-заря". Но что мешало ему срифмовать "про царя - фонаря"? Зачем?
Может быть, он хотел указать на свои направленные против царя стихи, а может, на чистоту своих (Ивановых) намерений. Потому что со свечами и фонарями ходят иуды...
Так, в Библии есть единственное упоминание фонарей, в главе, где римские солдаты приходят арестовать Христа. «Итак, Иуда, взяв отряд воинов и служителей от первосвященников и фарисеев, приходит туда с фонарями и светильниками и оружием» (Ин. 18:3).
А может, - в свете этой цитаты, - Иван поёт вовсе не про земного царя? Помните?..
"С тобою пить мы будем снова,
Открытым сердцем говоря
Насчет глупца, вельможи злого,
Насчет холопа записного,
Насчет небесного царя,
А иногда насчет земного". /NN (В.В. Энгельгардту). Выделено мною.
Продолжение: