Предыдущие главы: https://dzen.ru/a/Zu6CCLTG_mDJ_0vS
Глава 24. Кризис заканчивается
Результатом переговоров СССР и США явился экстренный вывоз с территории Кубы стратегических ракет и боеголовок к ним, а особо, ядерных. Наш полк принял участие в этих «мероприятиях», помогая транспортом и людьми. Я два дня потрудился в качестве старшего на грузовом «КрАЗе», вывозя грузы из эвакуированной части в порт Гаваны для погрузки в теплоход «Двинолес». После отправки этих частей, нам было дано разрешение осмотреть их хранилища и взять то, «что нам может пригодиться». Офицеры нашей третьей эскадрильи на нескольких грузовых машинах прибыли в одно из таких хранилищ, расположенном на юго-западе от Гаваны, километрах в двадцати. У меня после этого визита осталось сложное впечатление. Поразили размах и качество выполненных работ: это были залы не очень глубокого (почти на поверхности) залегания с мощными арочными сводами и с метровой толщины воротами. Их открывание и закрывание было блокированным: пока не закроются предыдущие, следующие ворота не откроются. Но всё это было так варварски разрушено, разграблено, разбито, что оставалось только сокрушаться.
«На нашу долю» достались несколько электроизмерительных приборов и самописцев, электродвигатели средней и малой мощности, и несколько сот метров многожильных кабелей. Были даже кабели по пятьдесят жил, и каждая из них была в своей цветной изоляции. От такого обилия цветов разбегались глаза.Как «побочный результат» этого нашего «наезда» явилось творчество солдат-умельцев – сплетённые из разноцветной изоляции привезённых кабелей брючные ремни и ремешки для часов. У меня через некоторое время тоже появился такой брючный ремень – подарок водителя нашей «электрической» спецмашины Морозова Виктора. Однако, ремень оказался, хотя и очень нарядным, но неудобным в носке. Я вскоре отказался надевать его ежедневно, а потом и вовсе убрал в чемодан.
Был и ещё один «дополнительный эффект» от этих наших поездок «на разграбление», (я просто не могу это называть другими словами). В первой же поездке мы с Борисом Романовым решили отдохнуть и пошли «посмотреть на окружающие красоты». Я не сразу понял, что это такое, когда увидел перед глазами красное. Подошли поближе и убедились, что это вроде, как помидорное поле. Видимо, оно было заброшено ещё во время строительства и «заселения» хранилища. Помидоры были небольшие, чуть больше грецкого ореха, но уже вполне созревшие. Я с некоторым содроганием решился попробовать один. Помидор оказался вкусным, хотя немного с горчинкой, никаких быстрых последствий пробы я в себе не обнаружил. Сразу же рассказали о нашей находке. Все побежали убедиться. Здесь же на поле устроили совещание, и Ситков принял решение: подождать до следующего утра. Если со мной ничего не случится, то на следующий день приехать и «собрать урожай». Ничего со мной не случилось, я был почти уверен с самого начала в благоприятном исходе.
Наутро капитан Ситков доложил командиру эскадрильи о «находке» и быстро собрал «экспедицию» из офицеров и солдат, свободных на данный день. Поехали на шести машинах, и до обеда их заполнили полностью. Привезли помидоры в часть, и пока обедали, машины уже разгрузили. Все сразу решили съездить до вечера ещё раз, но на четырёх машинах. Загрузили и эти машины и уже затемно прибыли на базу. На следующий день у третьей эскадрильи нашлась другая, более срочная работа, за помидорами мы больше не ездили. Вроде ездили «за урожаем» из других эскадрилий, не знаю насколько это точно, но и того, что мы привезли, хватило надолго. Весь полк пользовался дарами Кубы, даже не зная в подробностях, как они появились на их столе.
Глава 25. Стрелковая подготовка
Как-то незаметно, вдруг, выявилось «внутреннее» отрицательное последствие нашей подготовки к войне. «В горячке» специалисты-оружейники, отвечающие за боевую работу, вскрыли много гермоукупорок с боеприпасами. Сначала это ничем опасным не казалось. Но всё-таки было принято решение израсходовать раскрытые патроны в учёбе. Быстро был организован тир в дальнем «углу» базы, в районе проходной, где охрану несли солдаты-кубинцы. Мы по очереди, по подразделениям стали ходить в этот тир и стрелять из автоматов и пистолетов. Через полтора-два месяца появились первые признаки того, что с нашими патронами что-то происходит: после некоторых выстрелов из ствола появлялся чёрный дым, и пуля не летела далеко, а утыкалась метрах в десяти в песок. Некоторые вообще никуда не летели, оставаясь в канале ствола. Сначала мы бежали с такими «испорченными» автоматами или пистолетами к оружейникам, а потом и сами научились выбивать застрявшие пули шомполом и булыжником, подкладывая кусок дощечки, чтобы не «забить» шомпол. Специалисты стали говорить, что патроны «запарились» от жары, надо их срочно употребить в дело, пользы от них уже не будет. Тогда и было принято решение командования: выдать раскрытые коробки с патронами по подразделениям – пусть командиры эскадрилий сами решают, как их утилизировать.
В нашей эскадрилье «пошли ещё дальше», и решили, что стрелковую подготовку с солдатами и сержантами будут решать начальники групп. В нашей комнате появился целый склад таких коробок с патронами. Офицеры, у кого было время и охота пострелять, набивали патронами запасные рожки к автоматам и обоймы к пистолетам, и шли в тир. Желательным было условие: брать с собой своих подчинённых солдат и сержантов. Стреляли, пока не кончались принесённые патроны.
Постепенно стал проявляться соревновательный дух: кто лучше стреляет. Мне пришлось вспомнить, что я больше года ходил в училище в стрелковую секцию, и стрелять «по призовому», хотя это не всегда удавалось – были стрелки и получше. Во время стрельб к нам стали подходить кубинцы-солдаты с КПП, мы им не отказывали в просьбе выстрелить из нашего автомата или пистолета. Со временем и они стали участниками соревнований в меткости. Выделялся у них сержант – начальник караула Грегорио. И однажды мы с ним стали стрелять «на спор», но никак не могли определить победителя. Тогда я снял свои часы и предложил стрелять из пистолета с 30 шагов по часам. Надо признаться, что я смухлевал: часы были неисправными. Подарок Жени Короткова сберечь не довелось. В караулах так привык к часам, что однажды пошёл с ними в море. Хватился, что я «в часах», уже когда вода набралась в корпус. Я их после того промыл в пресной воде и просушил, но идти точно, как они шли до «купания», часы перестали, часто вообще останавливались.
Стреляли каждый из своего пистолета. Поставили часы и потянули жребий. Стрелять первым выпало Грегорио. Он промазал. Я выстрелил и сбил часы, но попал, видимо, рядом – часы были целыми. Решили стрелять ещё. Грегорио снова промахнулся, я разбил часы, попав по ободку. Все признали победу за мной, а Грегорио решил отдать мне свой пистолет, это был «кольт 40 калибра», по размерам несколько схожий с нашим ТТ. Я отказывался, но он заявил, что у него ещё таких три, и я принял подарок.Пистолет сначала мне понравился, несколько раз я ходил с ним на стрельбище, но оказалось, что наши ПМ не в пример лучше. Когда кончились все патроны, я запрятал пистолет в чемодан. В Гаване, уже летом 1963 года, я купил в оружейном магазине в Гаване несколько коробок патронов к нему, однако больше из «Кольта» не стрелял.
К марту-апрелю 1963-го мы все запаренные патроны расстреляли, но стрелковую подготовку «подтянули» значительно. За это время все кубинские солдаты подружились с нами, особенно сдружились мы с Грегорио. И было очень жалко, когда его с поста начальника караула сняли и куда-то «убрали». Я сразу заметил, что сержант исчез. Стал расспрашивать кубинцев, и один мне под большим секретом поведал следующую историю.
Грегорио был родом из деревни в 4 - 5 километрах от посёлка Кьебро-Ачо. Там жили его родители и жена с детьми. Когда его назначили начальником караула к нам на «Гранму», он приобрёл велосипед и почти каждую ночь ездил домой, а к утру возвращался. Хотя приходилось крутить педали около 9-10 километров туда и столько же – обратно, он был доволен. Но кто-то из состава его караула «стуканул», приехал начальник-лейтенант, надавал Грегорио по физиономии и увёз. Скоро военный трибунал осудил сержанта на один год каторги на острове Пинос, там была каторжная тюрьма ещё со времён Батисты.Я спросил, что с ним будет дальше. Оказалось, что после «отсидки» он снова будет служить в армии, но уже рядовым. Так Грегорио заплатил за краткие моменты «побывок» в семье.
Глава 26. Транспортные задачи
Несколько раньше нас на Кубу прибыл из Союза авиационный полк на МиГ 21. Они проводили полёты по своим планам, и почему-то не мешали американским самолётам облётывать наши позиции. Но в конце октября всё изменилось, и нам было чрезвычайно интересно наблюдать, как наши МиГи откровенно гонялись за «американцами». В результате, американские самолёты стали облётывать наши позиции «очень аккуратно»: только вечером, из-под солнца, не залетая далеко, а барражируя вдоль кромки моря. Как только появлялись наши истребители, американцы поворачивали на запад и мигом исчезали.
Начальство в Группе войск скоро узнало, что в нашей части имеются транспортные спецмашины типа МАЗ, которые после несложного демонтажа можно использовать, как грузовые. Поэтому нас стали часто «приглашать» на разгрузку, прибывающих на Кубу кораблей. С одной стороны, это было нам на пользу: мы познавали географию Острова свободы, особенно юго-западную и южную части провинции Гавана, где размещались наше высшее командование и истребители. Раньше там бывать нам как-то не приходилось.
Кроме того, мы напрямую общались с корабельными командами и могли заказать, что-нибудь привезти из Союза. Мы уже «пообтёрлись» и «набрались нахальства» для таких заказов. Но с другой стороны, такой «утилитарный» подход к нам обижал: по нескольку дней и ночей «командированные» на разгрузку были оторваны от базы, питались всё тем же сухим пайком, и считаться с ними особо никто не хотел – мы были «извозчиками». Особое отвращение к этому делу я получил после одного случая, произошедшего со мной в январе 1963 года.
Часов в семь утра я выехал старшим на четырёх МАЗах в Гавану с задачей: участвовать в разгрузке прибывшего в порт нашего сухогруза. «Экипаж» состоял из четырёх водителей, двух солдат-автоматчиков для охраны, и одного сержанта, моего помощника. Офицеры уже «разлюбили» эту работу, и, по возможности, старались не проявлять желания к поездкам такого рода, поэтому ехал я «без настроения». В Гаване должны быть к 9 часам, решили для скорости ехать по «северному» шоссе.
В Гавану от нас вели два пути: один – через Мариэль по широкому прямому, как стрела, асфальту с разделёнными встречными путями, по четыре ряда в каждую сторону. Это была, по всей вероятности, «американская работа»: через все препятствия в виде речек, морских заливов и пр. проложены мосты, все съезды оформлены круговыми подходами. Но мы эту дорогу «не любили», очень она была скучной. Не было по пути никаких населённых пунктов. Даже леса никакого не было: с одной стороны – море, с другой – камни, не на чем даже глазу остановиться.
Второй путь лежал через Артемису. Был он длиннее, асфальт – хуже, но дорога была по-старинному обсажена деревьями, часто встречались всякие посёлки и деревеньки, можно было остановиться, выпить кока-колы, пива, или чего покрепче. Когда мы не торопились попасть в Гавану, то выбирали всегда эту дорогу. По «географии» мы называли первый путь «северным», а второй – «южным».
Мы уже порядочно отъехали от Мариэля, когда сзади послышалось завывание полицейской машины. Я решил, что к нам это не относится, и не остановил колонну. Вдруг полицейские выскочили вперёд, «подрезая» головную машину. Шофёр затормозил, я приказал ему на всякий случай приготовить автомат, и вышел из кабины. Навстречу уже шёл кубинец-полицейский в чине младшего сержанта. Если бы он двинул руку в сторону оружия, я тоже бы достал пистолет. Уже были случаи такого рода, и мы получили жёсткое указание начальства: при виде направленного на нас оружия стрелять без предупреждения. Но полицейский начал что-то быстро говорить, я стал вслушиваться, сам при этом следил за их машиной. Оттуда никто не выходил, и это меня немного успокоило, однако кубинца понять не смог, и попросил повторить. Он почему-то рассердился, начал снова быстро говорить, и снова я не понял, что ему от нас надо. Понял только, что где-то произошла авария и погиб человек. Я попытался ему втолковать, что мы даже ни одного автомобиля за весь путь не встретили, но он вызвал себе подмогу. Пришёл ещё один полицейский и стал предлагать мне сесть в их машину. При этом, опять же, не была применена сила, и я решил подчиниться, хотя где-то внутри шевелилась мысль: «А вдруг это похищение?». Вызвал сержанта, приказал ему подчиняться тоже, и сел в полицейское авто. Один полицейский остался с нашими МАЗами.
Так быстро я никогда в жизни не ездил. Спидометр показывал 190-210, были это километры или мили в час не знаю, на американских машинах применялась и та, и другая системы измерений. «Долетели» мы до Гаваны минут за двадцать. Когда пошли места более-менее знакомые, я приободрился: похитители не повезли бы в центр столицы, у них наверняка были места «поспокойнее». А когда мы оказались вблизи порта и стали сворачивать к полицейскому участку, я понял, что рядом со мной настоящие полицейские, а не «гусанос».
Прибыли даже в какое-то полицейское управление. Размещалось оно в старинном большом и красивом здании, похожем на крепость. Мы часто проезжая мимо этого здания любовались его архитектурой, но сейчас мне было не до того. Завели меня в «дежурку», несмотря на мои протесты, отобрали пистолет и провели в кабинет к какому-то начальнику.
Начальник в чине лейтенанта был чем-то очень возмущён, и начал разговор с таких «оборотов», что я ни слова не понял. Тем более, нас всегда инструктировали: при «встречах» с кубинской полицией сразу говорить об одном звонке. На этот случай у нас всегда при себе был номер телефона нашего посольства. Поэтому я сразу сказал фразу о звонке.
Лейтенант рассердился ещё больше, но я стоял на своём. Меня уже в грубой форме уволокли в камеру. Сидел в камере больше часа. В голове крутились всякие плохие мысли, но уже решил для себя, что начну разговаривать после звонка в посольство и выяснения вопроса: где мои солдаты.
Когда пришли за мной снова, уже был «на взводе» и заявил, что не пойду, если не дадут мне позвонить. Но конвоиры были доброжелательны и сказали, что у меня будет такая возможность. Я сразу остыл. Повели меня в тот же кабинет, откуда выволокли. Лейтенант придвинул ко мне телефон, и я позвонил. Ответили сразу, я вкратце рассказал, что произошло. На том конце «порекомендовали»: ждать приезда секретаря посольства и, по возможности, ничего не говорить. Я не послушал, а сразу стал спрашивать о своих солдатах. Оказывается, они недавно прибыли и сидят все в одной камере. Мне стало немного легче. Лейтенант начал задавать вопросы, но отвечал я на таком языке, что ему сразу расхотелось продолжать.
Минут через сорок прибыл посольский секретарь. Я его видел у нас на «Гранме», поэтому обрадовался, что никаких «подставок» не будет. Сразу же приступили к делу. Секретарь довольно долго говорил с лейтенантом, я ничего толком не понял в их разговоре, мой «спаситель» мне всё перевёл.
Оказалось, что во время нашего проезда по шоссе, сзади нас, на одном из своротов произошло столкновение кубинской легковушки с грузовым автомобилем. Свидетели, опрошенные полицейскими, показали, что это был МАЗ, а за рулём, предположительно, сидел русский. Кубинцы так решили потому, что МАЗ с места происшествия скрылся. Как правило, кубинцы так не поступают, дорожная полиция быстро беглецов «вычисляет» и сурово наказывает. При столкновении один из пассажиров легковушки погиб и один серьёзно ранен. Полицейские от этого и были «в возбуждении», а при погоне обнаружили наши МАЗы. И сразу же посчитали, что виновник найден.
Я предложил пойти и осмотреть наши машины. Если будет что-то подозрительное, тогда и будем разговаривать. Но полицейские решили иначе, и стали нас всех по очереди, начиная с меня, допрашивать. Эта «канитель» затянулась надолго, но все мы говорили одинаково, и кубинцы, всё же, пригласили нас на осмотр машин. Наконец-то, они поняли, что эти четыре машины никого не сбивали, на них не было ни новых, ни старых следов столкновения.
Полицейские вернули отобранное оружие. Мы распрощались со спасителем из Посольства и поехали в порт. На душе было «погано», полицейские даже не извинились за ошибку, за то, что продержали нас «в кутузке» более восьми часов абсолютно напрасно. В порту у корабля мне заявили, что обошлись без нас, мы можем возвращаться домой.
Голодные и злые мы поехали в «Гранму», по дороге даже не разговаривали – «наговорились» в полицейском участке. Наше руководство уже знало о наших «приключениях», видимо, был звонок из Посольства. Нас особенно и не расспрашивали, а отпустили «с миром» на ужин.
Я не зря боялся похищения. Начало «кризиса» совпало со случаями исчезновения советских людей, прибывших на Кубу накануне событий. Может, это был такой способ разведки, может ещё что, но люди бесследно исчезали. Первый случай произошёл в части, расположенной вблизи Гаваны, где-то в конце октября. Похитили офицера в чине капитана. Подробностей нам не говорили, но зачитали приказ и проинструктировали: по одному вне базы не ходить, избегать малолюдных мест, при попытке похищения убегать, либо отстреливаться, ночные поездки сократить до минимума.
Вскоре это коснулось и нас. После одной из поездок в Гавану, Аркадий Захарченков рассказал, что его и Денисова Геннадия пытались похитить в городском транспорте. Какие-то крепкие кубинцы–негры окружили их и стали выталкивать на остановке из автобуса. Аркадий достал пистолет и открыл стрельбу вверх, сделав несколько дырок в крыше.Похитители быстро выскочили из салона и скрылись. Конечно, этот момент можно, как и мой на мостике с «несостоявшимся обстрелом», отнести к разряду «то ли было, то ли нет». Но следующий случай показал уже всем, что за нами «охотятся».
Во время одной из поездок на разгрузку корабля в Гаване наш сержант Андрей Беляков ушёл с территории порта, чтобы что-то купить в городе. На одной из улиц к нему подошёл кубинец в гражданской одежде и попросил продать часы. Андрей снял часы с руки и передал кубинцу. Тот поднял руку с часами вверх и закричал, что русский спекулирует часами. Сразу же откуда-то появились двое полицейских, схватили Белякова и попытались надеть наручники. Но Андрей не зря был чемпионом Украины по самбо, хотя и среди юниоров. Он стал отбиваться, выбил челюсть одному полицейскому, сломал руку другому, вырвался и побежал к порту. Однако за ним погналась полицейская машина, там были ещё несколько человек. Андрея всё же «повязали». Среди полицейских оказалось трое раненых: двое из «первой партии» и один лейтенант – из другой. У него тоже была повреждена рука. Раненых погрузили в полицейский автомобиль и помчались в госпиталь, Белякова повезли в полицейский участок. Это мы узнали со слов Андрея.
Дальше произошло следующее: пока полицейские ехали в госпиталь, лейтенант заподозрил «что-то неладное», стал разговаривать с «коллегами» и выяснил, что они совсем не полицейские. Однако виду не подал, а во время перевязки позвонил «своим», и псевдополицейских арестовали. Они оказались «матёрой контрой» и числились в розыске. Лейтенант с перевязанной рукой сам привёз Белякова на полицейской машине в базу, рассказал, «как было дело» и объявил Андрею благодарность. О повреждённой руке он сказал, что это ерунда, главное – поймали таких «монстров». Одновременно полицейские в порту нашли нашу команду и сказали, чтобы о Белякове не беспокоились.
Глава 27. Фидель Кастро и «народные имения»
В конце ноября 1962 года произошло очередное из ряда многочисленных покушений на Фиделя Кастро. Всех подробностей мы не узнали: наших газет у нас ещё не было, а кубинские были нам «не по зубам» - языком мы овладели ещё «не очень», однако выяснили, что было это поздно вечером. В Фиделя, в его доме, убийца стрелял через окно, поэтому из-за искажения, внесённого стеклом, пуля прошла мимо. Сразу «включились» органы безопасности. Для большей защиты выставили вокруг дома двойное кольцо оцепления: кубинское и русское. Наши офицеры как-то попали в эту охрану, не помню уже при каких обстоятельствах. При «обходах» окружающих улиц они «наткнулись» на большой магазин с русскими товарами. Здесь были автомашины, холодильники, телевизоры и т.д. На первом этаже в центре на поворотном круге вращалась «Волга» ГАЗ-21. Рядом стоял УАЗ с прицепом. Все удивились ценам: товары были очень дёшевы.
Стали расспрашивать продавцов: много ли покупают наших машин. Оказалось, что не очень. Наши машины не выдерживают сравнения с американскими по качеству, дизайну, по потреблению топлива. На Кубе уже имеется более 9 миллионов автомобилей. Покупать УАЗ, как грузовик, кубинцам нет необходимости, а, как легковой, он им и совсем не нужен. ГАЗ-21 тоже практически не покупается. Наши походили, посмотрели, и кто-то предложил купить для нашей комнаты вскладчину холодильник «ЗИЛ». Стоил он чуть больше 400 песо. Сразу «скинулись» и купили. Подогнали нашу автомашину и загрузили покупку. Холодильник служил долго и хорошо. Мы его даже использовали иногда как кондиционер: открывали настежь и выпускали холод в комнату, не беря во внимание, что тепло от компрессора тоже выделяется в комнату.
Всю «зиму» 1962-1963 года Фидель Кастро занимался, помимо всего, устройством «народных имений» - сельскохозяйственных организаций типа наших совхозов. Для начала он решил, что их будет шесть – по числу северных провинций (по одному имению на провинцию). Для этого он много летал на Ми-4 с базы «Гранма». Удивляло, что прибывал он на базу или сразу на аэродром без «помпы», с небольшим сопровождением из 3-4 машин, не в пример своему брату. Рауль прибывал всегда в сопровождении 15-20 машин, с многочисленной охраной, с секретаршами и помощниками.
В создании этих народных имений принимали участие и русские. С этой целью у нас в полку была организована группа самодеятельных «артистов», которые разъезжали с концертами совместно с кубинскими бригадами «смычки с селянством» по провинциальным деревням и хуторам. Я был в такой поездке всего один раз. С погодой нам тогда не повезло, дождь лил, как из ведра, поэтому поездка меня особо не впечатлила. А в сентябре 1963 года мы уже почти всем полком помогали этим имениям убирать сахарный тростник и цитрусовые, и были очень удивлены отношением к работе кубинцев–сотрудников. Они в точности повторяли работу наших колхозников: мы приезжали за несколько десятков километров «в поле» - их ещё не было. После дневного отдыха мы выходили на работу в 16:00–16:30, они – в 18:00, а то и вовсе не появлялись, готовились к карнавалу или ещё какому-либо празднику. Такое положение вещей нас даже злило.
Глава 28. Новый 1963 год
Декабрь 1962-го прошёл в полку под лозунгом подготовки к Первому января. Для кубинцев этот день такой же, как у нас Седьмое ноября. Кубинские власти решили с помощью советских войск организовать парад на площади Хосе Марти в Гаване. Хотели даже провезти наши ракеты, но этого не случилось. Зато было решено, что мы подготовим для парада «коробку» 10х10 человек из курсантов мореходного училища в Мариэле, и сами пройдём офицерской «коробкой». Для этого нам выдали оливковую кубинскую форму и каскетки. Обувь была наша – чёрные «берцы».Кубинская форма нам не понравилась. Была она из плотной материи типа тонкого брезента, «не дышала», в ней было неудобно и липко, мы её надевали только в случае крайней необходимости, и, если вначале ездили в Мариэль для подготовки курсантов к параду в этой форме, то потом всё же перешли на свою обычную одежду.
Эта подготовка отнимала много времени и нервов. Дело было в том, что кубинские военные до этого ходили парадным шагом по-американски, с приставлением ноги перед следующим шагом. Рауль Кастро решил переучить свои войска на наш российский строевой шаг. А переучивать всегда хуже, чем просто учить. Поэтому и стоило это нам многих трудов. Но подготовили мы курсантов вполне удовлетворительно, и сами прошли неплохо. Конечно, рыжие вихры, веснушчатые, курносые лица и крупные волосатые руки не вполне походили на кубинские, но это был один из первых парадов кубинских войск, если не самый первый, и такое несоответствие было простительно.
Новый 1963 год мы встретили «не шумно». Общеполковых мероприятий не было. В связи с парадом всякие выезды за пределы базы были запрещены. Мы «попировали» «келейно», «по своим углам». В нашей комнате после «небольшого возлияния» было решено пойти купаться. Такое решение было поистине историческим. Пока мы купались, все кубинцы с КПП и техническая обслуга собрались на берегу и подбадривали нас выкриками. Для них это событие было сродни прибытию эскимосов. Когда мы выбрались на берег, они стали нас спрашивать:-Зачем вы пошли в воду? Разве жарко? Мы на это «гордо» отвечали:- Традиция!, чем ещё больше повергли их в шок: они поняли так, что в Советском Союзе, особенно в Сибири, русские в новогоднюю ночь в страшный мороз все разом купаются.Вода в океане при этом была не очень тёплой – около 20-22 градусов, но мы поплавали довольно долго, минут десять. Глядя на нас, ещё человек пятнадцать – двадцать наших офицеров и солдат тоже решили «освежиться». Так было положено начало хорошей традиции: купаться в море в новогоднюю ночь. Кубинцам всякий раз при этом было очень интересно. У них «моржевание» не было в моде, они вообще старались лишний раз в море не заходить, поэтому «кайфа» от этой процедуры не понимали в принципе.
Вообще, выдумка у нас в деле интересного проведения свободного времени была постоянно включена, о своём досуге мы должны были заботиться сами, больше об этом подумать было некому. Были у нас в ноябре с очень коротким (меньше часа), выступлением артисты московского цирка, но их, по-моему, больше волновал вопрос раковин, они сразу после концерта об этом сказали. Ездили на их выступления в гаванском цирке и мы. Там было интереснее. У меня даже сохранилась фотография того момента.Правда, фотограф был нацелен на кубинскую семью, сидящую в первом ряду, но они от фото отказались, выкупил его я. Но это в 1962 году было и всё из зрелищных мероприятий, насколько я помню.
Кинокартины мы все свои пересмотрели уже не один раз, новых поступлений практически не было – мы ещё не наладили контакты с внешним миром. «Перепадало» нам немного картин от моряков, но они, похоже, были в таком же положении, как и мы.Поэтому вечерами в свободное время в нашей комнате «господствовал» преферанс. Посередине помещения у нас стоял большой самодельный стол с крестообразными топчанными ножками с краёв и посередине, с крепкой столешницей длиной около четырёх метров и шириной больше метра. За этим столом свободно помещались две компании, а когда приходили «гости», то и три. Играли обычно до 11-12 часов ночи. Засиживаться «не рекомендовалось», построение на подъём флага было в 8 часов утра. До этого надо было собраться и поесть, хотя бы попить чаю. От чая утром не отказывался никто, значит, на сон в таком случае оставалось менее семи часов.
Самым «грамотным» преферансистом в нашей комнате был Володя Ситков, а из гостей отличались Степаненко, Сергей Черепушкин, ещё несколько человек. Часто стали приходить игроки, которых интересовал только выигрыш. С такими «товарищами» мы через некоторое время научились бороться, и они стали искать другие компании.
Я в преферансе не был новичком: зима 1959-1960 года в Мартыновке, когда мы находились в стадии формирования полка для войсковых испытаний Су-7Б (БМ), научила меня играть в эту «офицерскую» игру. Подполковник Юферов тогда за игрой даже говорил: «Кто не умеет играть в преферанс, тот никогда не будет старшим офицером». Была ли это шутка, я не знаю, говорил он «на полном серьёзе».
Садились обычно опытные игроки вперемешку с начинающими, чтобы научить новичков. Но в «ответственные моменты» мы с «Ситычем» (подпольная кличка Ситкова), иногда стали садиться в одной группе через одного. В этом, при определённых наших соглашениях, был большой смысл. Игроку с «тайными желаниями» становилось неуютно, если он начинал заноситься. Мы не жульничали, обвинить нас в нечестности не смог бы никто. Но мы были вынуждены избавляться от «халявщиков», которые изо дня в день приходили на ужин с нашей рыбой и с нашей выпивкой, не принося с собой ничего, кроме себя; оставались на преферанс, и уходили с выигрышем, хотя одно из правил этой игры у офицеров гласит: «выигрыш – на стол», т.е. весь суммарный выигрыш сразу поступает на приобретение выпивки и закуски на всю компанию. После серии неудачных игр и вынужденной расплаты своими деньгами, такие «специалисты» обычно уже к нам «в гости» не приходили. Это ещё больше убеждало нас, что всё в отношении них было сделано правильно.
В нашей комнате все старались играть честно, однако были и у нас «случаи». Несколько раз попадались на «мухлеже» Владимир Киевицкий и Славка Крюченков. С Крюченковым я даже подрался из-за этого. Он во время сдачи карт прилёг подбородком на столешницу, заявил «мизер втёмную» и выиграл. Это хоть у кого вызовет подозрение. Я стал доказывать, что лёг он на стол не случайно, а чтобы подсмотреть карты, он, конечно же, отрицал. Сразу провели «эксперимент», всё выяснилось, но он продолжал «запираться», полез на меня в драку. Несмотря на свой небольшой рост, Славка оказался в драке вёртким и крепким, и чем бы закончилось «дело» – никому не было ясно, нас поспешили разнять. Я в этот раз продолжить игру с ним отказался, но в дальнейшем зла не помнил. Да и было таких случаев нечестности совсем немного, мы «списывали» это на азартность таких уж «очень горячих» игроков.
Перед самым Новым 1963 годом вдруг вспомнили, что где-то в грузовых наших запасах должен быть бильярдный стол. Стали его искать, но где искать – никто не знал. Долго «парились», но всё же нашли. Степаненко, Ситков, Романов и Киевицкий взялись поставить его по всем правилам. Место для стола определилось сразу: проходной холл в офицерской столовой. Я тогда впервые увидел, как собирается биллиардный стол «по всем правилам». Оказывается, это такая «морока», что неопытный человек вряд ли сможет это сделать, или сделает неправильно, и тогда красивая «классная» игра на таком столе потеряет смысл.Ушло на эту установку времени больше месяца, но получилось всё очень даже хорошо, играть на нашем столе было приятно. Сначала захотели играть на бильярде все и сразу. Была длинная очередь, переходящая даже на несколько дней. Но потом все наигрались, выявились наиболее классные игроки, которые играли свои партии так долго, что у окружающих пропадал интерес и к партиям, и к игрокам. Но бильярд сыграл большую роль в нашем дальнейшем времяпровождении и отдыхе.
Вскоре вслед за бильярдом здесь же, в одной из боковых комнат, появился небольшой магазинчик, в котором по принципу саморасчёта (сам берёшь товар и сам кладёшь деньги в кассу) можно было купить пиво, кока-колу, пепси, сигареты и другие необходимые мелочи. «Заведовали» этим магазином Крюченков и Шугаев: они снимали кассу и на эти деньги закупали товары для пополнения.Больше всего, конечно же, потреблялось пива, поэтому выезды в Артемису на пивзавод совершались регулярно два раза в неделю, в понедельник и в четверг. Там же приобретались и другие напитки по мере необходимости. Алкоголя в нашем магазине не было, как не было его в свободной продаже во всей базе. Приобретение спиртного было «заботой» каждого в отдельности, но проблемы не составляло. Спирты «Алколь натураль», «Алколь элита», «Алколь Санта-Клаус» продавались в каждой аптеке. «Санта-Клаус» и «Алколь элита» продавались даже на автозаправочных станциях для помывки стёкол и фар автомобилей. Они считались техническими спиртами (особенно «Санта-Клаус», мы так и не поняли толком, как могли сочетаться новогодний символ всех американцев и крепкий самогон из сахарного тростника, этот спирт был самым плохим на Кубе). До определённого времени пользовался спросом «Алколь натураль», но вскоре почти все «наши» перешли на «истинно кубинские напитки»: ром «Бакарди», ром «Гавана Клуб», коньяки и бренди. Первые два были вне конкуренции.
Глава 29. «Гость»-кубинец
На пиво, и чтобы просто поглядеть на нас, к нам стал заходить по вечерам в бильярдную старик-кубинец. Обратили мы на него внимание из-за обуви: обут он был в некоторое подобие наших валенок без голенищ. Это, конечно же, вызвало у всех нас интерес.Стали расспрашивать. К этому привлекли самых «продвинутых» в освоении испанского языка: Богданова Владимира – техника-телеметриста из третьей эскадрильи и Сальникова Вячеслава – хирурга нашей полковой медчасти. Володя Богданов вообще проявлял фанатизм в этом деле. Когда мы занимались подготовкой к подводной охоте или охотились, он сидел со словарями. Но зато языком овладел на уровне разговорного за полгода, поэтому и стал основным собеседником «деда», а потом пересказывал, что узнал, нам.
Расспросы такого необычного старичка выявили: он живёт в «коммунистической деревне» и является персональным пенсионером Фиделя Кастро за то, что был проводником повстанцев-революционеров в горах Сьерра-Маэстра. Там он «приобрёл» очень сильный ревматизм ног, поэтому ходит в таких тапочках, изготовленных из шерсти ламы. Сначала мы этого интересного человека просто расспрашивали о Фиделе, о жизни в горах, о самих повстанцах. Знал он много и рассказывал интересно. Конечно, перевод наших «переводчиков» по многим пунктам «хромал», был не таким красочным, как рассказы «дедушки», но всё окупалось самими фактами, которых «дедушка» знал, как никто другой. Например, Фидель поклялся однажды, что не будет бриться, пока не победит революция. Его поддержали почти все соратники. Так родились «барбудос» - «бородачи». Многие даже после революции продолжали носить бороды. Рассказывал гость о семье Кастро, о брате Рауле, о Че Геваре, о боях и партизанских вылазках, участником которых был сам. Мы полюбили «дедушку» (так мы все стали его звать), просили его приходить чаще и угощали пивом.
«Коммунистической деревней» мы стали называть коттеджный посёлок на берегу моря за КПП, охраняемый кубинцами. Раньше это были дома для американских офицеров, служивших на базе. Офицеры уехали, оставив почти всё: кондиционеры, мебель, кухонную утварь, холодильники и прочее. Часть домиков правительство новой Кубы заняло для своих заслуженных граждан, которые стали жить «на всём готовом». Некоторым, как «нашему» дедушке, даже привозили провизию. Продукты в то время на Кубе были по карточкам, вот кубинское Правительство и «отоваривало» своих заслуженных пенсионеров. Часть домиков оставалась пока пустой.
Однажды мы «нашему деду» просто в разговоре выразили желание поохотиться на кого-нибудь в лесу. Несколько дней он отсутствовал, а когда появился снова, то передал гербовую «бумагу», разрешающую нам охотиться в Кубинском национальном заповеднике. Оказалось, что он специально ездил в Гавану, чтобы получить этот документ канцелярии Президента. В ближайшее воскресенье мы поехали на охоту. Расспросили деда, куда нам надо ехать, и через два часа были на месте. Нас уже ждали кубинцы-егеря. Повели нас «на охоту», но охотой, в нашем понимании, это не было. По большой поляне проходила обыкновенная грунтовая дорога. На этой дороге, как куры в деревне, паслись стада цесарок. Вот их нам и предложили стрелять. Мы прицелились из наших автоматов: одна короткая очередь залпом, и штук 30-40 цесарок остались лежать на земле, остальные перелетели чуть подальше.
На этом охота закончилась. Кубинцы собрали убитых птиц, пересчитали, сказали, что получилось даже больше, чем можно было убить в один день, и повели нас обратно к автобусу. Выходило, что щипать дичь было дольше, чем её убить. Такая охота нам не подходила. Ещё одна партия офицеров съездила «поохотиться», после этого все решили, что с такой охотой можно «завязывать».
Но дедушка не успокоился, и через месяц–полтора организовал для нас выезд в кооператив рыбаков на лов тунцов. Это оказалось намного интереснее, чем убийство цесарок. Во-первых, само плавание: судно было парусно-моторным, часть пути мы проходили под парусом, часть – под мотором. Я впервые плыл под парусом, это на меня произвело очень сильное и неизгладимое впечатление. Я настолько был покорён таким способом движения по воде, что потом всю жизнь мечтал о собственной яхте. Но сбыться моей мечте не пришлось. Во-вторых, сам лов. Хотя, в принципе, он ничем не отличался от современной ловли на спиннинг, только в нашем случае использовалась крепкая бамбуковая палка и наживка была натуральная: мясо какой-то рыбы и кальмары, а не синтетическая «обманка», но сам процесс подсечки, вытягивания и багрения рыбы; захватывающий азарт и жажда поклёвки были очень заразительны. Поймали мы в первый раз пять или шесть желтопёрых тунцов. Кубинцы у части рыб вырубили спинные плавники и выбросили в море. Мы стали спрашивать: «Зачем они так поступили?». Рыбаки ответили, что так надо делать, чтобы в следующий раз рыба ловилась лучше, так поступали их родители, так и они делают.
Подошли к причалу. Кубинцы с нами попрощались, погрузили рыбу и увезли, нам не предложили ни одной. Мы даже обиделись: это было «не по-русски», мы бы поделились. Во второй раз было то же самое. Но мы уже поняли, что здесь совсем другая культура, другой «менталитет», и обижаться перестали.
Ещё «дедушка» договорился с руководством крокодильего питомника о том, чтобы нас брали на охоту за крокодилами. Мы с удовольствием приняли предложение поохотиться. Но действительность нас разочаровала. Оказалось, что крокодилов надо не убивать, а ловить живьём, чтобы потом доращивать их «до кондиции» в питомнике.
При подходе к болоту, где по расчётам ловцов должны находиться эти «твари», нас предупредили, что крокодилы нападают чаще всего сзади, надо постоянно оглядываться. Пока мы оглядывались, кубинцы успели поймать двух крокодильчиков величиной чуть больше метра, сказали, что на этот раз достаточно, привязали «добычу» к палкам и мы повезли «поимку» в питомник. В питомнике пойманных крокодильчиков кубинцы выпустили в большой пруд, но ни в пруду, ни вблизи на песке мы никаких крокодилов не обнаружили. Все сразу заинтересовались: где же «питомцы»? Один из кубинцев махнул рукой, мол, крокодилы кругом. Я на другом берегу пруда заметил множество каких-то корявых брёвен. Когда кубинец кинул в пруд что-то, похожее на еду, брёвна зашевелились и стали быстро прыгать в воду. Крокодилов в самом деле оказалась «тьма».
В питомнике был цех по выделке крокодильих шкур, их отправляли на экспорт. Внутри страны выделанную крокодилью шкуру можно было купить только тайком, «из-под полы», «наши» покупали. Но в этот раз в цех мы не пошли,да и,вообще,в дальнейшем отказались от такой охоты: кубинцы, в целях безопасности, не разрешали нам даже приближаться к крокодилам, а быть «статистами» нам не нравилось.
Глава 30. Служебные будни продолжаются
Всё это было досугом, а основную и главную часть нашего времени всё же занимала служба. Дождливый период продолжался, и на нас обрушилась доселе невиданная «напасть»: сначала на специальных автомобилях, которые не использовались и стояли в хранилищах законсервированными,а потом и на ракетах,установленных на дежурстве, стали возникать в массовом количестве короткие замыкания электропроводки. Сначала мы просто выявляли и устраняли неисправности, но вскоре задумались – в чём причина. Стали замечать каких-то полупрозрачных «тварей». Они-то и оказались виновниками. Это были термиты. Дожди прогнали их с обычных мест обитания и лишили обычного корма. Электроизоляция стала их пищей. Мы сразу поняли: почему вся электропроводка на базе была помещена в трубки.
Сделать подобное мы не могли, а стали замазывать электропроводку различными лаками, но это не помогало. Только через два или три месяца нам из Союза привезли специальный тропический лак. На больших трёхвёдерных банках было написано, что работать с лаком надо в респираторах и в хорошо проветриваемых местах – лак токсичен. Мы не стали сильно задумываться над этим, а сразу приступили к покрытию всех без исключения проводов этим неприятно пахнущим лаком. Сразу же начались отравления, только после этого мы «одумались» и стали красить в противогазах. Сразу неприятности пропали, а лак оказался очень действенным: никаких замыканий ни на каком виде техники больше не было.
В середине января 1963 произошло событие, надолго оставившее след в нашей памяти. Ночью, часа в три, нас разбудил «залп из всех орудий». Стрелял Серёга Яковлев из «своих» длинноствольных пушек. Они так звонко стреляют, что мы подскочили чуть не до потолка, быстро, как попало, оделись, похватали свои автоматы и выскочили на берег моря в окопы боевого охранения. Больше никаких выстрелов не последовало. Вскоре пришла «информация»: пушки стреляли по подводной лодке, всплывшей метрах в ста семидесяти в заливе, там, где Санта-Лаура впадает в море. Кораллы в пресной воде не растут, поэтому в месте впадения реки коралловых рифов нет – в море идёт глубокая и широкая долина. Её отмечает маяк на берегу круглой бухточки, которую мы прозвали «Блюдце». По этой впадине лодка приблизилась и всплыла. Заметил что-то необычное солдат-часовой при пушках. Он не стал паниковать, а разбудил Яковлева. Тот посмотрел в бинокль, разбудил тихонько всех своих артиллеристов, велел зарядить все четыре пушки, сам установил на всех прицел и скомандовал: «Залпом пли!». Пушки с первых же выстрелов накрыли лодку: пригодились и упорство Сергея, и наша работа по перетаскиванию пристрелочного плота.
Постепенно всё успокоилось, но охранение, всё же, оставили «до дальнейших распоряжений» и пошли досыпать, хотя сон не шёл, уснули наверное только «самые крепкие на нервы». В нашей комнате обсуждение происшествия продолжалось до утра. Утром несколько вооружённых команд прошли вдоль берега базы и за рекой, но ничего не обнаружили. Было предположение,что лодка должна была забрать кого-то с берега. Мы, пловцы-подводники, сплавали к месту всплытия лодки. На дне была глубоко взрытая канава, уходящая в море, и валялись металлические обломки. Видимо наше руководство доложило о происшествии в Гавану,к обеду прибыл катер с подводниками. Мы со своими масками и ластами предложили им свою «помощь», но они велели нам «держаться подальше».
После этого события Сергей Яковлев несколько дней ходил, как именинник, но последующие события заслонили его подвиг. А произошло вскоре ЧП: в одной из поездок капитана Крюченкова в Артемису за пивом его машину обстреляли «контрас».
Такие «бутылочные» поездки уже вошли у нас в правило. В тот четверг начиналось всё, как обычно. Славе выделили ГАЗ-63 с тентом. Он, кроме шофёра, взял в кузов ещё двух солдат для погрузки-разгрузки, солдаты быстро погрузили пустые бутылки в пластмассовых ящиках, сами сели у заднего борта кузова «для обзора» и поехали.
Примерно за километр до города из встречной легковой машины раздалась автоматная очередь, пули прошли немного выше и никого не ранили, только разбили лобовые стёкла. Водитель, желая, как он сам говорил, столкновения с нападающими, резко вывернул влево, машину занесло и опрокинуло, ожидаемого столкновения не произошло. Дальше всё разворачивалось, «как в кино»: водитель не ударился и не терял сознание, выбрался из кабины, осмотрелся, увидел, что Крюченков в крови и не движется, а обоих солдат из кузова не видно и не слышно, решил идти в Артемису в полицию. Вторым «пришёл в себя» солдат, сидящий в кузове слева, тоже нисколько не пострадавший. Во время аварии он сумел спрыгнуть с кузова и спрятался за кустами «живой изгороди» метрах в двух от дороги. Когда всё стихло, и, по его мыслям, можно было «выглянуть», он вышел, решил, что, кроме него, уцелевших больше нет, и пошёл «домой» в базу, как он сам говорил, за помощью.
Следующим пришёл в себя Крюченков. Он ударился лбом справа об изогнутый рычаг открывания лобового стекла и потерял сознание. Когда очнулся, выбрался из кабины, никого не обнаружил, решил, что всех похитили нападавшие, и пошёл в полицию Артемисы для информирования о случившемся, и чтобы позвонить в базу.
Второй солдат из кузова пострадал всех сильнее. Во время опрокидывания он ударился о противоположную скамейку для сидения, сломал руку и получил черепно-мозговую травму. Вдобавок его завалило пустой посудой. Он остался лежать под бутылками без сознания.
Крюченков пришёл в полицию, когда водитель рассказывал о его «гибели». Была «интересная сцена», Славка от избытка чувств чуть не задушил в объятьях шофёра. Полицейские все их показания задокументировали, приготовили «экспедицию», и на нескольких авто выехали на место происшествия. Когда приехали, увидели нашу машину, перевёрнутую вверх колёсами, и кучу битого стекла на дороге, решили, что солдат надо искать в кузове. Сразу же обнаружили раненого и привели его в сознание, но рассказать он ничего не смог. Погрузили его в полицейскую машину и повезли в «Гранму». По дороге догнали самого «пропащего», но целого. Так получилось, что все были, хоть и не совсем здоровы, но целы.
Радости Крюченкова не было предела, да и кто бы ни радовался! Из базы отправили техпомощь и автокран. Машину перевернули, поставили на колёса, запустили мотор, и она своим ходом вернулась домой.
Битую посуду никто не убрал, она ещё несколько недель отблескивала в кювете, отмечая место «трагедии». Слава Крюченков до вечера ходил возбуждённый и рассказывал всем, не умолкая, как «было дело» и как «благополучно» всё закончилось. Вечером, после выпивки, его наконец «отпустило», и он стал говорить нормально. На лбу у него была огромная шишка, но это было не страшно. Солдат с поломанной рукой в гипсе лежал несколько дней в медсанчасти, пока не прошли признаки сотрясения мозга. Все участники события чувствовали к себе внимание и ходили героями.
Ситков Владимир Николаевич на несколько дней как-то затаился и замкнулся. Что-то писал в школьных тетрадках, которых у нас было великое множество. Наконец через неделю вечером, когда все улеглись в своих кроватях, он выдал: «А теперь слушайте поэму». Поэма называлась «Славка Крюк» и посвящалась последним событиям. Была она очень «нескромной», но всем понравилась. Сразу начались «комментарии», а с утра почти все стали переписывать поэму в свои тетради. Я тоже переписал, и, может, поэтому поэма не отложилась в памяти, запомнилось только одно четверостишие:
Пиво возит он в субботу
И не ходит на работу,
Если пиво не привёз,
То "г…но" и «х…ос».
В нём много неточностей: суббота была здесь только для рифмы, пиво привозили почти всегда в четверг, если не в четверг, то уж в пятницу пиво было стопроцентно, и Славу с Мишей Шугаевым так «отвратительно» никто не ругал, у них в «магазинном деле» был порядок.Но это нисколько не умаляло общих достоинств поэмы. Она быстро распространилась среди младших офицеров, однако все старались, чтобы до руководства поэма не дошла – предполагали, что реакция высокого начальства будет отрицательной.
Продолжение: https://dzen.ru/a/Zu6WISyosQ44OyIu
Предыдущая часть: