— И за что мне такая дочь? С Викой никаких проблем! — в сердцах бросила Зинаида Петровна, наспех накрывая на стол. Муж вот-вот должен был вернуться с работы.
Василиса молча проглотила обиду. Родная мать в очередной раз попрекает ее самим фактом существования. А ведь когда-то Зина сама решила родить, несмотря на трудности.
— Мам, ну хватит уже, — тихо проговорила Вася, сдерживая слезы. — Я же стараюсь, помогаю тебе по дому. Неужели я совсем ничего не значу для вас с папой?
— Ой, вот только не начинай! — отмахнулась Зинаида Петровна, звеня посудой. — Твоя сестра - вот образец для подражания. А от тебя одни проблемы с самого детства. И ведь что только мы с отцом не делали, как не старались тебя воспитывать. А все без толку.
Василиса вздохнула и отвернулась к окну, за которым бушевало лето. Яркое, беззаботное, полное надежд. Совсем не такое, как её собственное детство, омраченное горечью родительского пренебрежения.
В свои 55 Василиса так и не смогла избавиться от этой травмы. Будучи первенцем, она всегда чувствовала себя лишней, нежеланным ребенком, разрушившим юношеские планы родителей. А уж когда через пять лет появилась младшая сестренка Вика, то Васю и вовсе задвинули на задний план.
— Ну наконец-то у нас родилась настоящая дочка! — с придыханием говорила тогда Зинаида Петровна, пеленая крохотную Вику. — Не то что некоторые, — многозначительно косилась она на притихшую Василису.
С тех пор родители не скрывали, что души не чают в своей кровиночке Викусе - умнице-красавице. А старшая дочь будто и не дочь вовсе. Нет бы похвалить за успехи в учебе и помощь по дому. Только одни упреки.
— Вась, ты вообще собираешься мыть посуду? Или мне самой все делать? - недовольно кричала с кухни мама, гремя тарелками.
— Сейчас приду, помою, — вздыхала девочка, оторвавшись от уроков. И так изо дня в день. Стоило ей засесть за домашние задания, как находились неотложные дела.
А Вика в это время беззаботно играла или каталась во дворе на велике. Ее даже не просили помочь - маленькая ещё. И без того устает в садике, пусть отдыхает.
Шли годы, сёстры подрастали, но отношение родителей не менялось. Вика купалась в их обожании, а Вася довольствовалась крохами внимания. И откровенно завидовала младшей сестре.
В какой-то момент Василиса не выдержала. Решила - раз не получается заслужить любовь, то хоть ненависть заработаю. Назло предкам! И пустилась во все тяжкие.
В свои 16 она нарочно прогуливала школу, грубила учителям, приходила домой заполночь. Хотела хоть так обратить на себя внимание вечно занятых Викой родителей. Но добилась лишь большего отчуждения.
— Что ж ты творишь, неблагодарная! — сокрушалась Зина, качая головой. — Мы с отцом из кожи вон лезем, чтобы вас на ноги поставить. А ты!.. Вот Вика - та никогда...
— Да при чем тут Вика! — взрывалась Вася в ответ, хлопая дверью. — Дело во мне! Посмотри на меня хоть раз! Я же живая, я же твоя дочь!
Но мать лишь отмахивалась, не желая слушать. И уходила к любимой Викуше - помогать с уроками, жалеть и лелеять.
— Эх, Вась, зря ты так с родителями, — качал головой отец, случайно став свидетелем их перепалки. — Они ж о тебе беспокоятся. Характер у тебя больно строптивый. В меня пошла.
От этих редких разговоров на сердце теплело. Кажется, хоть папа её понимал. Но и он все равно больше времени уделял Вике.
Так и закончила Василиса школу - почти круглой троечницей и без малейшего желания оставаться в опостылевшем доме. Решила - уеду учиться в другой город, и будь что будет. В надежде начать новую счастливую жизнь.
— И на кого ты нас старых покидаешь? — всплеснула руками Зина, узнав о её планах. — Кто за сестрой приглядит, пока нас не будет? Ты о Вике вообще подумала?
— Значит так, мать, — жестко отрезала Вася, сдерживаясь из последних сил. — Во-первых, я еду учиться, а не развлекаться. Сестра твоя уже большая, сама справится. А во-вторых, пора бы тебе хоть раз обо мне подумать! Хотя бы перед отъездом.
На том и расстались. Зина плакала, Петр Иванович хмуро молчал. На вокзал Васю никто не пришел провожать. Только Вика помахала на прощание рукой да крикнула вслед:
— Ты это, там это, звони давай! А то папка с мамкой волноваться будут!
Но и на новом месте от родителей не было покоя. Хоть и звонили редко, но все равно не упускали случая уколоть и сравнить с непутевой сестрой.
— Слышала я, ты на тройки скатилась совсем, — вздыхала мать в телефонной трубке. — А Викуся-то наша опять круглая отличница. Гордость семьи!
— Да что вы заладили - Вика, Вика, — огрызалась Василиса, кипя от обиды. — У вас других тем для разговора нет?
— Ну так а о чем с тобой ещё говорить? — удивлялась Зина. — Вот выйдешь хоть раз в люди, тогда и обсудим.
Отец же обычно молчал, изредка поддакивая жене. Лишь однажды он неожиданно сказал в трубку совсем другим, мягким голосом:
— Ты это, дочка, не серчай на нас. Переживаем же. А ты держись там, не раскисай. Глядишь, скоро заживем по-новому. Приедешь вот на каникулы, я с тобой на рыбалку схожу, поговорим.
Сердце Васи екнуло от нежданной отцовской теплоты. Нет, все-таки папа её любит! Просто мама, наверное, запрещает показывать виду. Вот приедет, и все точно наладится!
Но в тот год на каникулы Василисе ехать не пришлось. В деканате намекнули - надо бы подтянуть хвосты, пересдать кое-что. А то ведь можно вылететь из универа. Вот Вася и корпела все лето над учебниками, вгрызаясь в гранит науки. Сама себе назло, сквозь слезы и усталость.
Зато к зимней сессии вышла на одни пятерки. Даже в деканате удивились - надо же, исправилась девка! Есть, значит, ещё порох в пороховницах.
А Вика меж тем закончила школу с золотой медалью. И тоже подалась в областной центр - только не в технический вуз, как сестра, а в педагогический. В учительницы младших классов готовиться.
— Ты просто умница у нас! — растроганно всхлипывала Зина, крепко обнимая младшенькую на вокзале. — Наша гордость и опора! Не то, что некоторые, — уже тише добавляла она, покосившись на мрачно стоявшую рядом Ваську.
Дочери разъехались по городам, а родители остались одни. Не привыкшие к пустому дому и тишине. И тут Зина слегла - сердце прихватило. Петр Иваныч сам не свой ходил. Даже к Ваське в город дозвонился.
— Доча, так мать плоха совсем, — горестно жаловался он в трубку. — Сама понимаешь, остались мы одни. Вика вон далеко учится, ей не до нас. А ты бы приехала, что ль. Все ж какая-никакая, а помощь.
Василиса аж задохнулась от возмущения. Значит, как Вику боготворить да нахваливать - это всегда пожалуйста. А как помощь нужна - так сразу вспомнили про старшую дочь!
Но совесть победила обиду. Как ни крути, а родители есть родители. Нельзя от них отворачиваться, даже если они вот так. Собрала Вася вещички, взяла на работе отгул за свой счет. И поехала.
Всю дорогу думала - как там мать, выживет ли? И отец совсем сдал, осунулся. Жалко их. Может, хоть сейчас, на старости лет, отношения потеплеют. Она ж ради этого и мчится через полстраны, бросив все дела. Вот мама с папой обрадуются!
Но по приезду Васю ждало горькое разочарование. Едва переступив порог родного дома, она услышала из маминой спальни громкий голос. Вика! Любимая дочурка примчалась таки к больной матери!
Сердце Василисы болезненно сжалось. Надо же, а папа уверял, что сестре не до них. Вот ведь лгунишка! Выходит, просто боялся, что Вика одна не справится. Вот и вызвал старшенькую на подмогу.
Превозмогая обиду, Вася шагнула в комнату. И замерла на пороге.
— А вот и я! — звонко щебетала Вика, картинно целуя маму в бледную щеку. — Узнала, что ты захворала, и сразу примчалась. Столько вкусненького тебе привезла! Будешь лежать и отдыхать, а мы с папой за всем приглядим.
Зинаида Петровна растроганно всхлипывала и гладила младшенькую по волосам. А Петр Иваныч сиял так, будто солнышко в дом заглянуло.
Васю никто не замечал. Стояла она в сторонке, не смея нарушить идиллию. И чувствовала себя лишней на этом празднике жизни. Как всегда.
— Доченька, ты уж побудь с мамой, ладно? — отец наконец обратил на неё внимание. — А то мне по делам надо, в магазин там, по хозяйству. Проследи тут пока.
— Хорошо, пап, — только и смогла выдавить Василиса. — Ты иди, не волнуйся. Мы тут сами.
Петр Иваныч благодарно кивнул и ушел, оставив сестёр наедине с больной матерью. Неловкое молчание затягивалось.
— Мам, я пойду, чай поставлю? — нарушила тишину Вика, поднимаясь. — Васька посидит пока с тобой. Ты ж не против? — И, не дожидаясь ответа, выпорхнула за дверь.
Зинаида Петровна проводила любимицу подозрительным взглядом. Покосилась на понурую Ваську. Тяжело вздохнула.
— Явилась, не запылилась. Небось, отец вызвонил? А то б и не вспомнила про мать родную.
Василиса вздрогнула. Опять двадцать пять! И это вместо "спасибо"!
— Мам, ну что ты такое говоришь? — пробормотала она, присаживаясь на краешек кровати. — Конечно, я приехала, как только узнала. Переживаю же.
— Ой, можно подумать! — скривилась Зинаида, отворачиваясь к стене. — Кабы не отец, ты б и не почесалась. Все Вика да Вика. Золото, а не дочь! Вот кто мать не бросит.
У Васи потемнело в глазах.
— Мама, да как ты можешь так говорить?! — вырвалось у нее с болью. — Я же тоже твоя дочь! Неужели так трудно хоть раз в жизни порадоваться мне, поддержать? За что ты меня так не любишь? Почему для тебя существует только Вика?
Слезы жгли глаза, гордость мешала их сдерживать. Василиса вскочила и выбежала из комнаты, грубо отпихнув застывшую в дверях сестру с подносом. Чашки жалобно звякнули.
— Вась, ты чего? — опешила Вика. — Куда ты?
Но Василиса уже не слушала. Она влетела в свою бывшую комнату, лихорадочно запихивая вещи обратно в сумку. Все, с нее хватит! Прав был муж - нечего ждать от этой семейки заботы и понимания. Пора возвращаться в свою новую жизнь.
— Василиса, ты куда это собралась? — отец заглянул на шум. — Мать не бросай, ей же плохо!
— Ничего, у нее есть обожаемая Вика! — выпалила Вася, застёгивая сумку трясущимися пальцами. — Уж она-то не подведёт. А я, так уж и быть, вернусь в свою никчёмную жизнь. Извини, что потревожила ваш семейный покой!
Она протиснулась мимо опешившего отца и, не разбирая дороги, выскочила из квартиры.
На улице моросил нудный осенний дождь. Но Васе было все равно. Она почти бежала к остановке, лишь бы быстрее убраться из этого проклятого города. Туда, где её хоть кто-то ждет и любит.
Дома её и правда ждали. Муж, увидев зарёванное лицо жены, только крепко обнял и отвел в комнату.
— Ну что, доченька, опять не оценили? — участливо спросил он, заваривая крепкий чай. — Вот ведь люди! Совсем тебя не понимают. Самая лучшая, а им все мало!
Василиса разрыдалась, уткнувшись в надежное плечо. Андрюша, милый! Хоть он-то видит в ней человека. Ценит, любит, жалеет. Разве этого мало для счастья?
С тех пор Вася зареклась ездить в отчий дом. На все уговоры и просьбы у неё был один ответ:
— Прости, пап, не могу. Сердце не на месте, как мамин голос вспомню. Лучшей для неё я не стану, сколько ни старайся. А мне ваши семейные разборки ни к чему. Живите как хотите.
Петр Иваныч тяжело вздыхал в трубку, но настаивать не смел. Знал - дочкина обида слишком глубока. Поздно что-то менять.
Старшие Власовы продолжали жить в своём мирке. Зинаида поправилась, снова взялась за домашние дела. С Викой созванивалась каждый божий день - та уже на последнем курсе училась, на практику в школу вышла. Всё у неё ладилось, всё получалось.
А потом Вика вдруг решила замуж выскочить. За однокурсника своего, Костика. Парень вроде неплохой, непьющий. Да и любовь у них, судя по рассказам Викуси.
Зинаида Петровна растрогалась до слез. Надо же, ещё вчера в куклы играла, а сегодня уже невеста! Загорелась мать свадьбу играть на широкую ногу - чтоб все ахнули от зависти!
— Петь, а Петь! — прицепилась она к мужу. — Давай Ваську позовём, а? Всё ж сестра родная. Негоже на свадьбе без неё.
Петр Иванович нахмурился. Не жаловал он Васькиного мужика, чужой он им. Ну да ладно, ради такого случая можно и поступиться. Созвонился, пригласил. Мол, будем рады видеть, все обиды забудем.
Вася долго колебалась. С одной стороны, сестра все-таки, никуда не денешься. А с другой - опять терпеть косые взгляды да шпильки от матери? Себе дороже!
Но муж убедил - иди, говорит. Не на них, на сестру свою посмотри. Авось развеешься, сменишь обстановку. Чужая боль, она ведь как нож острый, сама знаешь. Но резать ею себя - последнее дело.
В общем, собралась Василиса с духом, поехала с Андреем на свадьбу. Всю дорогу как на иголках сидела - как там мать примет? Не опозорит ли при людях?
Но все обошлось. То ли Зина и впрямь остыла за годы, то ли при гостях постеснялась хаять блудную дочь. Встретила сухо, но без откровенной неприязни. Даже с мужем её за руку поздоровалась, надо же!
Свадьба прошла на ура. Вика аж светилась от счастья, так и вися на своём Костике. Молодые то и дело целовались под умильное «Горько!» гостей. Зинаида расчувствовалась, всплакнула даже. Петр Иваныч растроганно крякал в усы.
На Ваську поглядывали с любопытством - надо же, ещё одна Власова объявилась! Та держалась скромно, от расспросов уходила. Зачем людям знать чужие секреты? Главное, сестра нашла своё счастье.
После свадьбы молодые умотали в свадебное путешествие, а родители остались одни. И как-то сразу сдали. Петра Ивановича начало подводить сердце - годы брали свое. Зинаида совсем извелась, по врачам затаскала.
Вика, узнав о болезни отца, примчалась проведать. Вот уж на кого Вася насмотреться не могла - поистине любящая дочь! И с матерью возится, и отца развлекает. И по хозяйству успевает, и мужу своему внимание уделяет. Прям хоть сейчас на доску почета!
А сама Василиса будто сторонний наблюдатель. Звонила, узнавала о здоровье. Корила себя, что не рвётся к постели умирающего родителя. Но ноги не шли. Сердце не лежало. Словно чужие были.
Петр Иванович сгорел за считаные месяцы. Вроде ещё вчера бодрячком ходил, в огороде ковырялся. А сегодня уже не встает. Так и умер тихо во сне, не приходя в сознание. Зинаида убивалась страшно. Вика не отходила, по врачам таскала, сама с лица спала.
Хоронили Петра Ивановича всем миром. И соседи пришли, и родня понаехала. Вася тоже примчалась - куда денешься, отец все-таки. Помогала, организовывала. Но без лишних эмоций, устала за эти годы. Андрей рядом крутился, жену поддерживал.
После похорон быт понемногу наладился. Зинаида в себя приходить начала, с Викой по хозяйству управлялась. Вася смотрела на них и чувство вины накатывало - надо бы тоже помочь, поучаствовать. Да как подступиться? Мать на неё волком глядела, словно спрашивала - а ты-то куда, предательница?
В конце концов, Василиса не выдержала. Собрала мужа, да и подалась к свекрови в Геленджик. Там у Андрея своя квартирка была - родители на свадьбу подарили, чтоб было куда летом приезжать. Пожили, отдохнули. Вася на удалёнке работать устроилась - благо, специальность позволяла.
И потекла новая жизнь - тихая, размеренная. Не то чтобы счастливая, но хоть без вечной грызни и недовольства. Муж заботливый, свекровь добрая. Соседи приветливые. Красота вокруг - море, горы. Чего ещё для покоя души надо?
Но тут как гром среди ясного неба - звонок от Вики.
— Васька, выручай! — с порога заголосила сестрица. — Я на море хочу, отдохнуть. А с работы не отпускают, сама понимаешь - лето, сезон. Но ты ж у нас в Геленджике прохлаждаешься? Вот и приюти сестренку на пару недель! Я не помешаю, честно-честно!
Ну что тут поделаешь? Кровь не вода. Куда денешься от родной сестры? Вася вздохнула, но согласилась. В конце концов, столько лет не общались толком, может, стоит дать шанс? Вдруг человек изменился.
Так и поселилась Вика в их тесной квартирке. И, как водится, началось.
Сестра вставала за полдень, когда Вася уже вовсю работала. Завтракать не успевала, хватала что под руку попадет и убегала на пляж. Возвращалась затемно, усталая и довольная. От помощи по дому отказывалась - мол, я ж в отпуске, какие тут могут быть обязанности?
Василиса терпела, скрипя зубами. Не хотела лишний раз собачиться, портить настроение. Но однажды не выдержала.
— Вика, ты совесть-то имей! — не выдержала она, глядя на гору немытой посуды в раковине. — Я целыми днями вкалываю, а ты отдыхаешь за мой счёт. Хоть бы спасибо сказала, что приютили!
— Ой, можно подумать, тебе тяжело меня потерпеть пару недель! — фыркнула сестра, картинно взмахнув рукой. — Не разорились небось. И вообще, ты ж моя сестра или кто? Родных попрекать - последнее дело!
Тут Васю словно обухом по голове огрели. Это она-то попрекает? Да кто из них годами слушал упреки матери? Кто сносил вечные сравнения «не в свою пользу»? Кто пахал как проклятый, чтобы вырваться из этого болота? Нет уж, хватит! Кончилось ее долготерпение!
— Ах, значит, это я тебя попрекаю? — процедила Василиса, еле сдерживая гнев. — Ну конечно, куда уж мне до ненаглядной Викуси! Мать с отцом всю жизнь пели тебе дифирамбы, а я так, пустое место. И теперь ты заявляешься ко мне как королева и ждёшь, что я буду вокруг тебя хороводы водить? Ищи дураков в другом месте!
— Да ты никак ревнуешь, сеструха? — ухмыльнулась Вика, скрестив руки на груди. — Обиделась, что ли, что мама с папой меня больше любили? Так я-то тут при чем? Не моя вина, что ты не оправдала их надежд.
Вася задохнулась от ярости. Да как она смеет?! Это уже ни в какие ворота не лезет!
— Всё, Вика, хватит! — отрезала она, разворачивая сестру к выходу. — Даю тебе час на сборы. Чтоб духу твоего тут не было, ясно? Устраивайся в гостинице, снимай квартиру - мне плевать. Но в моем доме тебе больше не место. Я не позволю тебе садиться мне на шею и попрекать меня моими же несчастьями. Давай, до свидания!
И выпихнула ошарашенную сестрицу за дверь вместе с ее шмотками. Всё, баста! Кончилась её святая доброта. Хватит быть удобной мишенью для всей семьи. Она взрослый человек, сама себе хозяйка. И плевать ей с высокой колокольни на этих токсичных родственничков!
Андрей только покачал головой, когда узнал о произошедшем. Обнял жену, гладя по волосам.
— Правильно сделала, Василисушка. Нечего этой оглобле на тебе ездить. Она всю жизнь на маминой шее сидела, вот и привыкла, что все ей должны. А ты молодец, не позволила собой помыкать. Пусть сама свою жизнь устраивает, без нянек.
Вася только вздохнула, уткнувшись мужу в плечо. Как же она устала от всего этого! Сколько можно тянуть этот груз недопонимания и обид? Хватит, наелась уже по самое горло.
Вика, конечно, нажаловалась матери. Мол, Васька такая-сякая, выгнала родную сестру на улицу, даже переночевать не дала! Зинаида тут же взъярилась, трубку схватила.
— Ты что ж такое творишь, Василиса?! — заорала она, брызжа слюной. — Как ты посмела обидеть Викуську? Да я тебя на порог не пущу после такого!
— И не надо, — устало отозвалась Вася. — Я к тебе и не рвусь. Хватит с меня твоих попреков да унижений. Найдете другую грушу для битья.
И повесила трубку под возмущенный мамин вопль. Потом ещё долго сидела, глядя в одну точку. Неужели это конец? Она окончательно рассорилась с родными? И почему сейчас на душе так пусто и горько, будто что-то очень важное потеряла?
Но делать нечего, жизнь продолжалась. Василиса с головой ушла в работу, в обустройство дома. Помогала свекрови в саду возиться, в гостевом домике прибиралась. Гостей привечала, разговоры разговаривала. Лишь бы не думать о своей неудавшейся семье.
А годы шли. Вася уже на шестой десяток перевалила. Дети Викины подросли - два пацана-погодка, сорванцы. К бабушке Зине в гости зачастили, та с них пылинки сдувала. Прямо как когда-то с дочки любимой.
Василиса на фотографии племянников смотрела и сердце щемило - надо бы и ей с мужем о наследниках подумать. Пока не поздно. Но куда там! Здоровье уже не то, года берут свое. Да и характер больно крутой - раскричится на ребятню, не приведи господь. Нет уж, лучше тетками побыть, а там, глядишь, и бабками. Своя-то родня все равно не признает.
Так и текла потихоньку жизнь. Ни бурь тебе, ни потрясений. Одно лишь горько - мама совсем сдала. Память уже не та, по дому себя обслуживать не может. Вика с ног сбилась, по больницам с ней мотается. А Василиса так и сидит в своем Геленджике. Словно в панцире черепашьем спряталась.
Но однажды телефон зазвонил. Вика, сестра. Рыдает в голос, еле слова выговаривает.
— Вась, мама совсем плоха. Врачи сказали - недолго ей осталось. Может, приедешь? Попрощаешься хоть. Она ж все-таки и твоя мать, кровинушка.
Василиса похолодела. Как же так? Неужели она может не увидеть маму напоследок? Пусть та хоть сто раз неправа была, пусть обижала и попрекала. Но ведь родная, единственная!
Собралась Вася в считаные минуты. Муж только вздохнул понимающе, в машину посадил. Довез до вокзала, в дорогу собрал.
— Поезжай, родная. Делай что должно. А я тут подожду, никуда не денусь.
И покатил поезд в город детства. Туда, где всё ещё жила непонятая, нелюбимая мать.
Зинаида Петровна лежала на больничной койке - маленькая, бледная. Совсем на себя непохожая. Увидела Ваську, глаза прикрыла.
— Явилась, значит. Не побрезговала.
Василиса только губы закусила. Вот ведь упрямая старуха! Неужели даже сейчас не может подобреть? Простить дочь за все её прегрешения?
Но тут Зина вдруг заплакала. Тихо так, обреченно. Протянула к Ваське руку.
— Прости меня, доченька. Прости, если сможешь. Я ведь и правда любила тебя. По-своему, криво. Да только не умела показать. Думала, критикой воспитаю. А сама дура дурой была.
У Васи тоже слезы хлынули. Господи, сколько лет она ждала этих слов! Маминого признания, раскаяния. И вот, дождалась на смертном одре.
Присела рядом, мамину руку в свою взяла. Холодная, словно неживая.
— Прощаю, мамочка. Как не простить родную кровь? Ты ж меня породила, в люди вывела. Пусть и через слезы, через боль. Прости и ты меня. За то, что сбежала. Бросила вас с папой.
Зина только всхлипнула, пальцы дочкины стиснула. А потом вдруг затихла, голову на бок уронила. Отмучилась, сердешная.
Василиса выла белугой, по гроб зареклась мать живую не забывать. Да только поздно было каяться. Не вернешь упущенное. Не склеишь разбитую чашу.
Хоронили Зинаиду Петровну всем миром. Вика убивалась, на руках у мужа висла. Дети за юбку цеплялись, бабулю звали. Василиса стояла молча, кулаки сжимала. Даже заплакать не могла, будто все слезы кончились.
После похорон Вика предложила Ваське пожить у неё, с племянниками повозиться. Мол, негоже совсем родню забывать. Да только не смогла Вася. Чужими они стали, далекими. Разве ж наверстаешь годы отчуждения?
Вернулась в свой Геленджик. К мужу, к привычной жизни. Только на сердце будто камень лежал - тяжелый, неподъемный.
Бывало, сидела Вася на веранде, в закатное море глядела. И такая тоска накатывала - хоть волком вой. Почему всё так вышло? Почему она не смогла быть любимой дочерью? Почему родная семья от неё отвернулась?
Но приходил Андрей, обнимал за плечи. Целовал в макушку, баюкал словно дитя малое.
— Не казнись, Василисушка. Ты ни в чем не виновата. Это они тебя не поняли, не оценили. А ты у меня самая лучшая. Самая желанная. Одна такая на целом свете.
И отпускало. Таял камень, рассеивалась мгла. Права пословица - муж да жена одна сатана. Одна душа, одна боль на двоих.
А в саду вовсю цвели магнолии - белоснежные, царственные. Роняли лепестки на дорожку, стелили под ноги живой ковер. Словно приглашали в новую жизнь - чистую, светлую. Без горечи и обид.
И Василиса улыбалась сквозь слезы. Принимала дар, впитывала душой. Не сломили её беды, не согнули невзгоды. Выстояла, окрепла. Теперь-то уж точно всё будет хорошо. Ведь главное счастье - оно в сердце живет. В любви, в доброте. А уж этого добра у неё, у Василисы, на две жизни хватит.
Так и шли годы. Тихо, неспешно. Без бурь и натисков. Вася с Андреем дом обихаживали, сад холили. Гостей привечали, здоровьем бог не обидел.
А по весне опять магнолии цвели. Белым пламенем, дымкой парили. О былом напоминали, о пережитом. Да только не было уже горечи. Была светлая память, негромкая грусть.
Василиса сидела на крылечке, вязание в руках теребила. Солнце закатное в глаза светило, морщинки высвечивало. А в сердце покой разливался. Отболело, отгорело. Одна лишь нежность осталась.
— Эх, мама, мама... Вот и свиделись напоследок. Простила тебя. И себя простила. Спи спокойно, родная. Дочка твоя пристроена, обласкана. Внуков вот Бог не дал, да и ладно. Чай, не старая ещё. Авось и понянчить придется.
И улыбнулась, лицо к свету подставила. Хорошо-то как! Сколько всего было, а счастье вот оно - рядышком. Только руку протяни.
Сгущались сумерки, садилось солнце за бугор. Василиса поднялась, шаль на плечи накинула. Пора и в дом, к мужу под бочок. Вон и правнуки Викины приехали на каникулы. Завтра пойдут в гости - ягод нарвать, на море сбегать. Глядишь, и у неё праздник жизни будет.
Усмехнулась тихонько, вошла в дом. Оглядела светелку, образам поклонилась. И почудился на миг мамин голос:
— С приездом, дочка. Соскучилась я.
— И я соскучилась, мама. Прости меня. И спасибо тебе. За всё.
И легко на сердце стало. Легко и покойно. Будто камень с души свалился. Прощеный, отмоленный.
Значит, жизнь удалась. Пусть не сразу, пусть через боль. Да разве ж это главное? Главное - людей уважать. И себя не терять. Какая ни есть, а своя, родная.
Вот такая история. Непростая, горькая. Да только со счастливым концом. Ведь на то и жизнь дана, чтобы учиться. Прощать. Любить. И никогда не сдаваться.
Спасибо, что дослушали, люди добрые. Не осудите строго нелюбимую дочь Василису. Видит Бог, досталось ей в жизни. Пусть хоть на старости лет душой отогреется. Всем мира, добра и понимания. А обиды - они ведь как туман. Развеются и забудутся. Одна любовь вечная. Несите её в сердце, берегите пуще глаза. И будет вам счастье. Истинно говорю.