Александр Карелин продолжил: 5. «Странностей хватало. Однажды, войдя под вечер в комнату, Невский прямо остолбенел от изумления.
(часть 1 - https://dzen.ru/a/ZtMz4Jv_2wYCP5md)
Амурский стоял на столе с книгой в руке, прислонившись ухом к включенной под потолком лампочке.
- Вовка, ты что делаешь?- только и смог произнести Александр.
- Не видишь, что ли?- вопросом на вопрос ответил тот. – Ухо разболелось, грею теперь. А чтобы зря не торчать на высоте, читаю книжку. Вот послушай: «Наполеон говорил, что были бы у него казаки, он бы покорил весь мир. Но они – достояние России». А вот еще: «Фридрих II говорил, что русского мало убить, его еще надо и повалить. Русские ржаниной вскормлены и квасом вспоены, поэтому непобедимы».
- Хорошие слова! – только и осталось сказать Невскому.
В другой раз странный анестезиолог удивил не меньше. Он сидел на своей кровати с напряженным выражением на лице, прижав ухо к донышку большой алюминиевой кружки, которую приставил к стене.
- Тсс, не шуми! – первым заговорил Амурский и приставил палец к губам.
Невский так и остался стоять «столбом». Спустя минут пять, Владимир заговорил снова:
- Вот слушал, что новенькие девчонки в соседней комнате говорят. Наших мужиков обсуждают. Может про меня скажут что-нибудь. С кружкой слышимость просто великолепная. Хочешь послушать?
- Нет, уж, уволь. Делать тебе больше нечего, как подслушивать!
Он, скорчив гримасу, удалился за дверь. Но, видимо, использование кружки не удовлетворяло. Амурский нашел простое и «гениальное» решение: он стал использовать фонендоскоп, приставив его к стене. Теперь можно было спокойно лежать на кровати, слушать без всякого напряжения голоса за стеной, а не работу сердца или легких.
Новенькие и не подозревали, что «находятся под колпаком». Все закончилось в один миг - он услышал, наконец, мнение девчат на свой счет, что сразу отбило желание на дальнейшее прослушивание. На вопрос ребят, что же они сказали, Владимир лишь ограничился коротким пояснением: «Назвали придурком».
Чаще всего по вечерам Невский оставался с Амурским вдвоем – Саша Тамару все первые дни после прибытия занимался приемом имущества медицинского склада, коим и будет теперь заведовать. Он менял на этом посту прапорщика Ведяшкина, тоже Александра.
Тамару оказался принципиальным и дотошным (не хотел взваливать на себя чужие погрешности в работе), требовал осуществлять прием - передачу склада строго по Акту. Ведяшкин злился, ему не терпелось побыстрее покинуть этот Афганистан – надоел за два года, аж, до тошноты. Поэтому они и трудились буквально «днями и ночами». Наконец, новый начальник подписал Акт, прежний убыл в Союз, пожелав всем удачи на прощание.
Теперь Тамару один пропадал по вечерам на медицинском складе, все, перепроверяя и перекладывая, уже на свой лад. Он очень любил порядок. От него так и веяло обстоятельностью и надежностью. Александр был старше многих, Невского - аж на целых десять лет. Поэтому сразу стал относиться к нему, как к младшему брату, опекая и оберегая. Это было очень трогательно. А еще он очень любил имя «Александр», как признался как-то в минуты откровенной беседы.
Мало того, что он сам носил это имя, так же звали его жену, а своего сына молодые родители тоже назвали этим именем. Теперь в семье Тамару было три Саши, младший достиг уже «самостоятельного» подросткового возраста, но отец часто писал ему письма, объясняя все премудрости жизни. Так что, назвав свое имя при знакомстве, Невский автоматически попал в «любимчики».
В двадцатых числах июля приехал еще один хирург, заняв должность командира медицинского взвода-ведущего хирурга, капитан Голущенко, тоже Александр. А в первых числах августа приехал последний хирург – начальник операционно-перевязочного отделения, капитан Зыков. И опять – Александр! Естественно, прибывшие Александры попадали под благосклонность Тамару (Зыкова поселили в своей комнате, поставив четвертую кровать).
Жизнь в Медроте шла своим чередом. Вновь прибывшие привыкали к суровым условиям службы в жарком Кандагаре. Невский съездил в свой первый рейд, вернулся уже «опытным воякой». Буквально на следующий день у всех медиков произошло памятное событие. В штаб срочно был вызван Амурский. Вернулся он довольно скоро смущенный и счастливый. Ему вручили орден «Красной Звезды». Первоначально орден отправили по прежнему месту службы в Кундуз, но теперь «награда нашла героя».
Состоялось торжественное «обмывание» награды в мужском коллективе. Владимир оказался в центре всеобщего внимания, он был счастлив, непрерывно шутил и «рассыпался» пословицами и поговорками, присказками и прибаутками. Стол накрыли прямо в 4 комнате, хоть скромно, но обильно. Все набросились на еду, воцарилось молчание, тут Володька и изрек: «Голодное брюхо ушей не имеет».
Офицеры стали по очереди поздравлять с получением ордена. «Доброе слово лучше мягкого пирога»,- в заключение подытожил награжденный. Вечер прошел весело, много шутили, смеялись, вспоминали свои семьи, доедали остатки закусок, хлеб. «Как хлеб на стол, так и стол престол, а как хлеба ни куска, так и стол доска», - заплетающимся языком важно изрек Амурский. На том и разошлись.
6
-Ты пойдешь на концерт Иосифа Кобзона?- Александр Невский вошел в свою комнату. Один лишь Амурский читал, лежа на кровати.
- Какое там. Я сегодня заступаю дежурным врачом. Идите без меня, веселитесь.- Он вздохнул и отвернулся с книгой к стене.
Концерт должен был состояться через полчаса, было еще время, чтобы прийти в себя после трудной операции. Шла последняя декада августа, жара не спадала, хотелось побыстрее умыться, сменить промокшую от пота одежду. Через пару дней снова в рейд, а пока можно отдохнуть на концерте.
К чести артистов, они довольно часто приезжали из Союза в воюющую страну. Все концерты проходили с неизменным успехом. Даже не важно было, что пели или говорили эти люди. Важен был сам Факт. Они приехали сюда, рискуя, они выступают для них!
Даже за два месяца своего пребывания здесь, Невский уже посетил не одно выступление. Зрители хлопали так, что потом болели ладошки. Один из первых концертов Александр посетил выступление Людмилы Зыкиной. Это был настоящий «взрыв эмоций», певицу долго не отпускали со сцены, она вновь и вновь пела на бис.
В Союзе Невский скорей всего не пошел бы на ее концерт. А здесь… Видимо, чтобы прочувствовать и полюбить истинно русские песни, надо оказаться на чужбине. С не меньшим успехом прошло выступление Розы Рымбаевой, Ксении Георгиади. Теперь предстоял концерт Кобзона.
Клуб был заполнен почти полностью, с трудом удалось пробраться на занятое для него место рядом с Тамару. В назначенное время концерт не начался. Зрители терпеливо ждали, зал непрерывно «гудел» от приглушенного говора. Наконец, по проходу в зале прошел человек в джинсах и белой футболке.
Обращаясь сразу ко всем, он сказал: «Извините за опоздание, самолет вылетел позднее срока. Сейчас начнем, только подождите еще пять минут»,- он поднялся на сцену, помахал рукой и исчез за кулисами. Только теперь поняли, кто это был. Гром аплодисментов. Поднялись на сцену и музыканты, стали распаковывать инструменты, настраивать их.
Очень скоро появился и певец. Это был уже именно тот Кобзон, которого помнили. Он был одет в строгий черный костюм, белую рубашку с галстуком (на такой-то жаре!!). Концерт начался. Это был триумф! Вряд ли прославленный певец получал такие рукоплескания где-нибудь еще, кроме Афганистана.
От этого грома, казалось, вот-вот рухнет крыша клуба. Концерт продолжался без перерыва три часа (!), оправдывая присказку, которую сказал сам певец в конце выступления «Как не остановить бегущего бизона, так и не унять поющего Кобзона». Впрочем, два перерыва все же были.
Первый, небольшой случился вскоре после начала. Певец вдруг прервал песню, судорожно закашлялся, повернувшись спиной. Постепенно замолкли музыканты один за другим. Кашель продолжался не менее пяти минут. Зрители уже начали волноваться.
Наконец, Кобзон повернулся к зрителям, вытер платком набежавшие на глаза слезы и изрек: «Муха, собака, прямо в рот попала! Видимо, я широко свою «варежку» раскрыл». Он виновато улыбнулся. Зал просто взорвался аплодисментами. Действительно, целые тучи наглых афганских мух кружили по всему залу, а на сцене их было и того больше. Далее концерт продолжился с еще большим успехом.
Второй перерыв, также не запланированный, оказался подольше.
7
Его не сразу заметили. Он стремительно прошел по проходу и поднялся на сцену, взмахом руки остановив певца на полуслове, музыканты тоже замолчали. В зале наступила мертвая тишина. Все смотрели на маленькую фигурку в белом медицинском халате, на лацкане которого красовался новенький орден «Красной Звезды». Владимир Амурский.
Он подошел к Кобзону, молча взял из рук микрофон. Невский, как и все в зале превратился в один слух. «Случилось что-то экстраординарное, какая-то катастрофа»,- стучала мысль в голове зрителей.
- Внимание! Для спасения жизни раненого срочно нужна свежая кровь. Это IV группа, резус минус(AB – IV* Rh -). Все, кто болел желтухой, не принимаются. К остальным просьба – помочь! Обращаюсь в первую очередь к солдатам (он выделил это голосом).
Он вернул микрофон певцу и молча смотрел в зал. Невский, как и другие хирурги, недоуменно переглядывались. Явно понимая, что это очередное «завихрение» Амурского.
Такого раненого у них не было сейчас. Если только появился в госпитале (часто обращались в Бригаду с подобными просьбами из этого лечебного учреждения). Но группа крови? Людей с такой редчайшей группой крови удается найти единицы на земле.
Самое невероятное, что в зале поднялись не менее десяти человек, в основном солдаты (был один лишь офицер). Они начали пробираться к выходу. Амурский еще раз победно оглядел зал, сбежал по ступенькам со сцены и выбежал из помещения.
- Пожелаем этому раненому выздоровления и успешного возвращения на родину. Спасибо всем, кто откликнулся на этот призыв! – Иосиф Кобзон проговорил это торжественным голосом и захлопал в ладоши. Его дружно поддержали.
Далее концерт продолжался уже без остановок.
Медики возвращались домой плотной группой, обсуждая выступление. Всем очень понравилось. Ладошки стали красными и просто горели от яростных хлопков. Инцидент с Амурским напрочь вылетел из головы.
Три Александра вошли в свою комнату. На кровати сидел улыбающийся анестезиолог.
- Ты это что творишь?- Сразу вспомнив все, набросился на него Зыков. – Какой раненый, какая кровь?!
- Ребята, не шумите! Мне было скучно. Они там, на концерте прохлаждаются, а я должен за всех отдуваться, дежурить. Вот и решил «разрядить обстановку». Хорошо ведь получилось! Будет и Кобзону, что вспомнить.
- Но доноры? Они ведь с тобой вышли. Что ты с ними сделал? Неужели все были с такой группой крови?!
- Такая группа была только у одного офицера, я проверил, а потом взял у него 400 г. Не пропадет кровь, завтра в госпиталь передадим. Еще и спасибо скажут.
- А остальные?- Все больше изумлялись вошедшие.
- Это все были мои «агенты». Я их всех предупредил заранее об экстренном сборе, пообещал, что и концерт смогу остановить. Они увидят, на сколько я всемогущ! Так и получилось. Я специально такую редкую группу назвал, чтобы настоящие доноры не вышли. Все прошло, как по маслу. «Господи, прости – помоги нагрести да унести».
Как можно было после этого ругать за такие проделки?! Ребята махнули рукой, стали готовиться ко сну.
8
Август для Невского пролетел незаметно. Принял участие в двух, следующих друг за другом боевых рейдах, приобрел такой необходимый боевой опыт. По возвращению из второго рейда застал перемены – появился новый начальник медицинской службы 70 Бригады.
Это был не молодой, не высокого роста человек. Он не был новичком в Афганистане, прослужил более года в Кабуле, но за какую-то провинность был отправлен «на исправление» с понижением в должности. Подполковник Каримов, надеясь на прощение, «сломя голову» кинулся в свою новую должность.
Врачей Медроты раздражало больше всего то, что он сразу попытался руководить лечебной работой, не понимая в ней ровным счетом ничего. Его ЦУ («ценные указания») вызывали лишь недоумение, а порой и откровенный смех. Офицеры в глаза потешались над невежеством начмеда.
Последней каплей стал случай с назначением лечения для раненых. Как-то во время очередного визита в стационар, Каримов изволил изучить лист назначения для одного из вновь поступивших раненых, потом потребовал себе инструкции по лекарствам для этого пациента. Долго читал одну из аннотаций, а затем задал свой «коронный вопрос»: «Покажите, как вы вводите эти таблетки в кость больного?» Лечащий врач, старший ординатор – хирург Николай Сергеев долго не мог понять, что от него хочет начмед.
Наконец, до него дошло, что способ применения таблеток написан, как и принято, на международном латинском языке – per os (пер ос – т.е. через рот). Но еще слово os созвучно с похожим словом ost (ост, т.е. кость). Вот «грамотный» подполковник и спутал два этих слова, предлагая всунуть таблетку прямо в кости раненого.
Конфуз был полный. Под громкий хохот всех врачей и медицинских сестер, оказавшихся в этот момент рядом, начмед с позором буквально сбежал из стационара. Отныне он, к огромной радости медиков, редко стал заглядывать в лечебное учреждение.
Передвигался начмед очень своеобразной походкой, как-то боком и зигзагом, точно боялся каждый раз наступить на мину (или на «коровью лепешку»), голову он втягивал в плечи, отчего становился еще ниже ростом. Многие в шутку стали копировать эту походку, каждый раз вызывая приступы смеха у зрителей. Лучше всего это получалось у Владимира Амурского. Он буквально «становился Каримовым», даже срывал поощрительные аплодисменты к своей радости.
Однажды эту великолепную шутку заметил и сам Каримов, узнал себя и был взбешен. Всю свою бессильную ярость против врачей начмед обратил против маленького и щуплого старшего лейтенанта. Не было дня, чтобы он не объявлял замечания или устного выговора Амурскому, поводов находил каждый раз много. Всем была видна эта откровенная нелюбовь к подчиненному.
Каждая придирка начальника больно била по анестезиологу. Владимир становился все раздражительней. Вечерами в комнате ребятам все труднее приходилось успокаивать Амурского. Он буквально «взрывался» от негодования. «Дали дураку власть, чтоб ему с нею не пропасть», - изрек он как-то, успокаиваясь.
Во второй половине сентября Каримов нанес-таки свой сокрушительный удар. Шла подготовка к очередному рейду. Начальник медицинской службы принял решение – отправить не кого-нибудь, а именно Амурского. На том совещании Невский предлагал свою кандидатуру в рейд, тем более что Амурский уже практически закончил службу в Афгане, ждет заменщика.
Начмед был не умолим: «Нет и еще раз нет! Вы уже три раза подряд съездили, я уточнял. Пусть «прокатится» старший лейтенант Амурский, нечего ему прятаться за спинами товарищей. Он здесь еще ни разу не был на боевых. Я это тоже выяснил. Ничего с ним не случится. Вернется, а там и будет ждать замены. Меньше будет насмешничать».
Вступились за анестезиолога и другие офицеры, предлагая себя в этот рейд. Каримов стоял на своем. Никакие доводы на него не действовали.
Сжавшийся в комок, смертельно бледный Амурский, стиснув зубы, кивнул головой в знак согласия. Совещание закончилось, все стали расходиться по рабочим местам.
Оставшиеся два дня перед рейдом Владимир готовил к выезду Автоперевязочную. Никто не слышал от него никаких слов, даже вечером в комнате он упорно молчал, все чаще оставаясь в неподвижности с устремленным в стену взглядом. Товарищи по комнате всерьез тревожились за его состояние.
Выезд был назначен на пять часов утра 19 сентября. Вместе с Амурским выезжал фельдшер Медроты, сержант Парасолька Иван. Он тоже уже практически отслужил два года, ждал дембель, но в рейд вызвался поехать сам. Офицеры были спокойны – с таким помощником Амурский не пропадет…» (продолжение следует)
