Это окончание цикла о формировании современных границ Белоруссии. Начало здесь.
Спасибо подписчику за гениальное фото милицейской «Волги», раскрашенной, видимо, по памяти с американского кассетного боевика (взято из паблика Лихая жизнь. Лихие 90-ые в ВК). Если задавались вопросом, почему после распада СССР в Белоруссии «не зашел» националистический проект, то вот несерьезный ответ: это было слишком смешно.
Если же серьезно, то у белорусского национализма есть одна слабость и одна сила. Слабость очевидна: поскреби… да нет, и скрести не нужно: невооруженным глазом видна Польша. То историческое и культурное наследие ВКЛ, на которое он пытается опираться, является частью истории другого народа: польского (литовцы, сорян). Какой король заседал в королевском городе Гродно, в который зазывают российского туриста? Белорусский?
Мицкевич для поляков никогда не станет «польским поэтом белорусского происхождения», а место Белой Руси в польской картине мира четко определено: это восточная окраина Польши. Цитировал Чеслава Милоша, который в 1950-е годы максимально честно изложил польский взгляд на белорусов. Честно – в отличие от Гедройца, Мерошевского и их последователей с идеей «мы все наследники Речи Посполитой». Белорусские националисты обречены бороться за прошлое с поляками и литовцами – и проигрывать в этой борьбе.
В чем же сила белорусского национализма? Дело в том, что он сочетает в себе черты польской русофобии и радикального русского западничества, которое при ближайшем рассмотрении представляет собой еще более ядреную форму русофобии, произрастающую лишь на русской почве. Столь самозабвенно ненавидеть все русское могут только русские, и ненависть эта способна вдохновлять и звать на борьбу. Да, это выглядит немного самоубийственно, но работает. Кстати, по личному опыту, у самых отпетых белорусских националистов фамилии на -ов. Те, у которых на -icz и -ski, как правило, тихо превращаются в поляков.
Но в 1994 году для большинства белорусов все это было чем-то далеким и абсолютно ненужным. Поэтому последний БЧБ-эпизод в истории страны продлился недолго...
В серии о белорусских границах получилось как-то мало карт и много букв. Но верю, что все это не напрасно: для России Белоруссия важнее любого другого восточноевропейского государства. И да, понимаю, что написанное оскорбит чувства многих: как тех, кто требует писать «Беларусь», так и тех, для кого Белоруссия – «не государство». Вот как авторов этих комментариев к предыдущим статьям цикла:
Но именно такие комментарии и убеждают автора в том, что он все делает правильно )
Белоруссия стала советской республикой из соображений политической целесообразности, но основы государственности были заложены, и Белорусская ССР даже стала одним из основателей ООН. Полноценной эта государственность стала – нравится этому кому-то или нет – при А. Г. Лукашенко. Именно его правление, наряду с кресовыми поляками и советской властью следует считать одним из трех основных факторов, способствовавших складыванию белорусской идентичности.
Очевидно радикальное отличие Белоруссии от всех других стран Восточной Европы (за исключением непризнанного Приднестровья): она не только не отрицает советский этап своей государственности, но и – при всех нюансах – ориентируется на Россию. И, с рациональной точки зрения, та роль для Белоруссии, которую выбрал Лукашенко, является самой выгодной.
Но наивно считать, что рациональная точка зрения обязана восторжествовать. Готовясь к поездке по Белоруссии, активно юзал сайт «Планета Беларусь», который после ухода Букинга стал самым адекватным ресурсом для поиска гостиниц.
Так вот, на сайте этом предлагают экскурсии – бесплатные и за деньги – сделанные весьма толково. А в них сквозит довольно узнаваемый – восточноевропейский в плохом смысле слова – нарратив. Если совсем просто: у нас было великое прошлое, а потом пришли русские – и все испортили.
Ничего особенного в этом нет. Есть историческая недостоверность, есть смехотворные порой натяжки – а так обычное нациестроительство, близкое прибалтийским и украинскому образцам. Кому-то может казаться, что в Белоруссии будет иначе, учитывая ее особый путь последние тридцать лет, но я сильно в этом сомневаюсь.
В этом особом пути есть одна большая историческая правда: государственность и субъектность Белоруссии есть продукт советской эпохи, что отражается в официальной риторике и символике. Но, по сути, эта демонстративная преемственность советской эпохе имеет эффект в первую очередь на наших ностальгирующих соотечественников. Для внутреннего потребления давно уже на официальном и полуофициальном уровне существует условный «евробелорусский» нарратив, построенный на ложной, но привлекательной идее «ВКЛ – наше белорусское государство».
Привлекательна она потому, что чувствовать себя наследниками Радзивиллов, Чапских и прочих Тышкевичей куда приятнее, чем – следуя исторической правде – тысяч безымянных крестьян, каковые и суть подлинное ядро белорусской нации. Правда, тут как раз отличие от Прибалтики, где новые нации в момент своего формирования нисколько не стыдились – и не стыдятся – крестьянского происхождения.
Что из всего этого получится – понятия не имею. Белорусские власти пока умудряются менеджерить оба нарратива с неизменной выгодой для себя. Но белорусский националистический проект враждебен всему русскому, как бы абсурдно это ни звучало. Что его ждет? Трансформация или радикализация? Учтет ли белорусский национализм, всегда оглядывавшийся на украинский, опыт соседей. И как именно учтет? Наконец, может быть, все змагары переедут уже в Польшу и там осядут?
Вопросов больше, чем ответов.