Иногда уже так поздно, что лучше не надо. Никогда и ничего.
Всё можно поправить и изменить при условии, что это «всё» не предано земле. Тогда остаётся только горевать и помнить, насколько хватает души и сердца. Или кусать локти. Вот я вам историю расскажу. В посёлке, где мои родители проживают, коротает свой век пожилой гражданин, похоронивший жену три с половиной года назад. Зовут гражданина Алексей Петрович. Ему 74 года.
Благообразный, чистенький. Пожилой, но ещё не старик. Оставшись один и сколько-то позанимавшись всяким-разным, он придумал невероятное — разбить аллею каштанов в память о своей супруге Татьяне Ивановне. И вот будущие прекрасные, сильные деревья уже укоренились и тянутся к небу по обеим сторонам широкой тропы.
Алексей Петрович их поливает, рыхлит и подкармливает. А ещё рассказывает им, какой замечательной женщиной была его Таня. Но и этого ему показалось мало. Мужчине захотелось, чтоб всякий, кто вступит на каштановую аллею, знал, в честь кого она появилась. Изготовив столбик, прикрепил табличку и выжег паяльником пояснение: «Танина аллея». Трогательно, да?
Но в поселковом совете посадку деревьев одобрили, а насчёт именной таблички сказали, что это лишнее. «Но почему?» — не понял Алексей Петрович. Председатель совета, женщина прямолинейная, объяснила:
«Татьяну Ивановну все уважали, но она не героиня, не выдающийся человек, а обычная жительница нашего посёлка. А если и другие, вслед за вами, начнут увековечивать память своих близких похожим образом? Да и вообще... За деревья спасибо, но держите свои чувства при себе. Думаю, не все их поймут, Алексей Петрович. Мы ведь здесь все на виду».
Вдовец рассердился: «Я потерял любимую жену, остался один, в горьком одиночестве. Пытаюсь смягчить боль, как могу, а вы, Руфина Николаевна, меня оскорбляете на основании слухов и сплетен! Что обидно, их распустила наша соседка Верка — старинная подруга Тани».
Председатель совета смутилась: «Извините меня, Алексей Петрович, за то, что вторглась в вашу личную жизнь. Деревья, если хотите, продолжайте высаживать, но без всяких именных табличек. А на словах можете называть аллею, как вам угодно». И, не удержавшись, ввернула шпильку: «Главное, в Татьянах не запутайтесь».
Пообещав не отступать и добиться желаемого, вдовец ушёл. Вам жаль его? Я тоже сочувствовала Алексею Петровичу, пока не узнала историю от начала и до конца. Она известна многим в посёлке, а мне её поведала мама. Читайте, пожалуйста, кому интересно.
Когда-то давно Алексей вспоминал о своём отчестве, только открывая паспорт. Он был юн и красив — вся жизнь впереди. Окончив школу, поступил в техникум. И был очень влюблён в девушку по имени Таня. Они вместе учились в школе и серьёзно встречались с десятого класса. На последнем курсе Алёша обеспокоился: весной он получит диплом, а осенью — призыв в армию. Два года разлуки с любимой!
Для надёжности он решил жениться на Тане и сделал ей предложение. Она согласилась. Не откладывая, они подали заявление в ЗАГС. Оставалось известить родителей. Влюблённость детей для них новостью не была, и Алёша с Таней препятствий не ожидали. Отец и мать девушки отреагировали логично: «Пусть жених приходит с родителями и просит твоей руки, как положено».
Чего проще, правда? Но предполагаемые свёкор и свекровь считали, что Алексей не имеет права жениться, пока не станет абсолютно самостоятельным человеком. Они заявили сыну, в общем-то, тоже логичное:
«Получишь диплом, отслужишь в армии, устроишься на работу — тогда и обзаводись семьёй на здоровье. А у нас нет желания следить за твоей женой, чтобы она себя соблюдала».
С большим неудобством Алексей сообщил это Тане, предложив просто расписаться, а свадьбу сыграть, когда он вернётся из армии. Девушку такой расклад оскорбил. Она считала, что так поступают те, кто идёт в ЗАГС «по залёту».
«Может, твои родители на себя траты возьмут, а я им отдам, когда заработаю?» — смущённо спросил Алексей.
«Попроси, а я постою рядом! Зачем ты вообще это затеял, если в кармане дырка от бублика? Только меня и себя опозорил!» — фыркнула Таня.
К её красивой внешности прилагался самолюбивый, если не сказать самовлюблённый характер. Например, мать Алексея считала, что жизнь рядом с такой сыну долгой покажется. Он не только просить не пошёл, но теперь и заходить к Татьяне стеснялся. Любовь между ними не прошла, но в её счастливое дыхание вторгся грустный вздох разочарования.
Тут ещё на проводах случилось неприятное. Мать Алексея, вроде бы шуткой, кольнула несостоявшуюся невестку вопросом:
«Ну что, не удалось захомутать Алексея? Зато появилась возможность проверить насколько у вас всё серьёзно. Лично у меня есть сомнения».
Быть может, уже тогда Татьяна решила, что в этот дом она больше не войдёт — ни невестой, ни, тем более, женой Алексея. Писала редко и всё более равнодушно. Через полгода сообщила, что познакомилась с парнем не чета Алексею, как она написала. Студент эрудированный, будущий инженер. Алексей впал в отчаяние, забросав девушку письмами.
Она откликнулась одной строкой, когда он вроде свыкся с потерей: «Выхожу замуж и уезжаю с мужем в Ижевск по распределению — он диплом защитил».
Это было на второе его «солдатское лето», а осенью Алексей вернулся домой. С трудоустройством не затруднился. Теперь у него наступила «абсолютная самостоятельность», о которой говорили родители, и только любимую Таню он потерял навсегда. Прежнее уважение к отцу и матери в нём ослабло. На младшую сестру-старшеклассницу внимания не обращал. Жил сам по себе.
На работу ходил — дело святое, а в выходные пропадал с ночевой на гулянках, возвращаясь с запахом спиртного. На упрёки матери не стеснялся напомнить, кто виноват в том, что он не знает покоя и как может спасается от страданий. Не принимая обвинений, мать возражала:
«Да что ты на ней зациклился, Лёша? Она бы и став замужней, тебя не ждала. Вокруг полно достойных девчонок — просто разреши себе это заметить. Не мельтеши, начни встречаться с одной и не заметишь, как твоё пустое горе пройдёт. Первая любовь — царапка, не ковыряй, и зарастёт».
Легко рассуждать, а Алексею часто снилась Татьяна, не отпуская и мучая воспоминаниями. Однажды, возвращаясь домой поздним вечером через парк, он услышал возню и девичьи вскрики. Продравшись сквозь густые кусты, увидел, как трое салаг лет шестнадцати повалили на землю девчонку. Один зажимал ей рот, а остальные пытались оголить с известным намерением.
Кричала другая — невысокая, с длинной косой, молотящая наглецов кулачками по спинам. «Смелая пигалица! А ведь могла убежать», — с этой мыслью Алексей ввязался в происходящее. Разобраться с сопляками ему, широкоплечему, рослому, было нетрудно. Огрызаясь, шакалята сбежали. Девчонки со слезами благодарности уткнулись спасителю в грудь. Он им попенял за то, что так поздно гуляют.
«На более ранний сеанс кинопремьеры билетов не оказалось. Взяли, какие остались. Да и не предполагали такое. Шли, обсуждали фильм. Тут эти...», — затараторила барышня с модной стрижкой и следами потёкшей косметики.
Та, что с косой, молча кивала. На вид ей было не больше семнадцати - круглое личико, вздёрнутый носик. Не накрашена. Понятно почему шакалята в первую очередь позарились на подругу. "Ну, девчата, давайте я вас по домам провожу. Адреса называйте!" - предложил Алексей.
Оказалось, девчонка с косой к подружке в гости из посёлка на выходные с ночёвкой приехала. А сдружились они во время учёбы в училище. Обе «штукатурки-малярки». Одна городская, вторая — поселковая, но учёбу весной закончили и не отвыкли дружить. Им, не только бойкой, но и боевой скромнице, исполнилось по девятнадцать лет.
Большенькие барышни, но всё-таки планов на них Алексей не имел: испортишь такую — её мамка с батькой заставят жениться. Куда проще с теми, кто постарше и сами за себя отвечают, проживая в заводском общежитии. Поэтому Алексей провожал подруг быстрым шагом, в одно ухо слушая их болтовню. И не сразу понял вопрос: «А вас?» Это та, кто пошустрее, спросила.
«Ммм... А-а, вы про имя. Я Алексей. Себя не называйте — позабуду, а мы уже пришли».
Стриженная губки надула: «Так мы уже назвались. Я Марина, она — Татьяна».
За два года, вернувшись из армии, Алёшка многим девчатам попортил нервы и репутацию. И ни одной Тани ему не попалось. Дорогое имя зацепило сердце, как крючок рыбку, и Алексей сказал дрогнувшим голосом:
«Прощайте, Марина. Мы с вами вряд ли увидимся. А вас, Т-татьяна, я жду завтра в парке, у колеса обозрения в 15:00». И удалился пружинистым шагом.
Случайно встретились. Случайно завязался какой-то «детский» роман — Таня краснела, когда Алексей её за руку брал, и обращалась к нему на «вы». На свидания мать отпускала дочку до десяти часов и ждала у окна. Едва парочка оказывалась у подъезда, негромко командовала: «Таня, прощайся!» Алексей топал на остановку, чувствуя себя школьником. Это смешило и раздражало.
Ладно хоть посёлок начинался сразу за городом, а не за тридевять земель. Недоступность девушки растревожила в нём «охотника», и однажды он привёл Таню в гостиничный номер. Коварный Лёха давно с прикормленной администраторшей взаимно выгодную «дружбу» водил. Оплата по прейскуранту, трёшка в карман, и несколько часов ловеласа с очередной пассией никто не тревожил.
И теперь он рассчитывал "растормозить" Таню вином с шоколадкой и вознаградить себя за глупый, ненужный роман, возникший лишь потому, что девушка носила имя много значившее для него. Что будет дальше Алексей не загадывал. Но в номере Таня сразу воскликнула с искренним чувством: «Вы не думайте, я не такая, чтоб с каждым. Я даже ещё не целовалась ни с кем. И никого не любила... до вас».
Алексею стало не по себе. Подумал отчаянно: «Вот я дурак. Зачем мне она?». Но девушка прильнула к нему, и страсть притупила сомнения. Потом он закурил, пуская дым в потолок, а Таня, растрёпанная, взволнованная, спросила:
«Алёша, когда меня сватать придёшь?»
«Люблю или нет — неинтересно?» — буркнул он.
Она засмеялась, блеснув полоской ровных зубов: «Понятно, что любишь! Разве без любви бывает такое?»
Алексею стало нежно-тревожно и совестно. Вдруг он испортил жизнь очень милой, чистой, влюблённой в него девочке ради эгоистичной мужской сиюминутности? И что, если именно она сможет его счастье составить — не до старости же скорбеть о несбывшемся. Приподнявшись, расплёл косу — шелковистые волосы окутали девушку. Сказал ей или не отпускавшему миражу:
«Тебе очень пойдёт платье невесты, Танечка».
Три месяца спустя состоялась их скромная свадьба. В свидетельницы Таня приглашала Марину, но та отказалась и на торжество не пришла, обидевшись, что не её выбрал «спаситель». Молодожёнов приютила свекровь — младшая сестра Алексея первый год в областном институте училась, и в просторной квартире места хватало. Начинающие супруги провели неделю на теплоходе — круиз по Волге-реке.
Что потом? Да ничего особенного — жизнь! Алексей продолжал на заводе трудиться, привыкая, что теперь не свободен. Татьяна устроилась в городе — маляры-штукатуры всегда и везде востребованы. Она тоже привыкала — к чужой квартире, к свёкру и свекрови, быть взрослой. Женой! Ходили в кино, в гости к семейным приятелям Алексея. Вряд ли в этот период его прошлое им мешало. Новизна всегда приятна.
Когда мать Татьяны - Анжелу Викторовну, спрашивали, как молодожёны живут, она отвечала едва заметно подрагивая головой: «Живут. Да и чего ж с моей Таней не жить? Только проснётся, и уже любой день для неё хорош. Характер такой - уживчивый, готовый к радости. Надеюсь, счастье, которое у меня судьба отняла, к ней перейдёт».
Соседки, зная горькую историю её замужества, соглашались: «Дай бог!»
Отец Тани утонул в тот день, когда она родилась. На радостях отправился с приятелями на рыбалку — отмечать отцовство. Много водки, мало ума и осторожности. Разгорячённый, пошёл окунуться в сентябрьскую Волгу. Нырнул, и не стало у Тани отца, а у её матери — мужа. Тело мужчины нашли спустя месяц. Молодую женщину из роддома передали в руки психиатров, а Таню — бабушке с дедом.
Вдова, с трудом преодолев острый период, лечилась почти год и вернулась домой с подрагивающей головой. Устроить личную жизнь не стремилась, посвятив себя дочери. Дед и бабушка только на первый взгляд жили дружно. Дед был не из тех, кто умеет верность хранить, и изменял жене «до старых собак». После грандиозного скандала и долгой молчанки они мирились.
До следующего «левака». Когда бабушка умерла, дед женился и переехал к новой жене, не сказав дочери адреса. Так что Таня, выросшая без примера счастливого семейного счастья, своё измеряла интуитивно. Приходит муж домой сразу после работы, ест с аппетитом приготовленную ею еду, желает её по ночам — значит, любит. Сама она без памяти Алексея любила.
В молодой семье родились сыновья - погодки. Со стороны незаметно, доросли они до яслей, а потом и до детского сада. Старшему было лет пять, когда Татьяна вдруг вернулась в посёлок под крыло матери. Официальная версия — младшая сестра Алексея собралась замуж и предупредила, что приведёт мужа в родительский дом. Её избранник был не местным, учился в аспирантуре, и денег снимать жильё у них не предвиделось.
От ожидаемой тесноты Таня уехала. На вопрос: "А где муж?" отвечала, что попозже присоединится к семье. Обжилась, на работу устроилась и очень сдружилась с соседкой Верой. Они, когда-то в одной школе учились, но Вера постарше была и уже третьего ребёнка ждала. И вот ей Таня открыла почему она с детьми здесь, а муж остался у матери.
Кто-то активный из бывших одноклассников Алексея организовал встречу в кафе. Он пошёл, разумеется, но уж больно тщательно собирался — даже костюм новый купил! Вернулся поздно, прилично выпивший, и прежде, чем захрапеть, бросил не спавшей жене неприятную фразу: «Ты — не она! Вы просто тёзки». Татьяна знала первую лав стори мужа, но значения ей не придавала. И вдруг такая моральная оплеуха!
На другой день спросила, как бы между прочим: «А что, моя тёзка на встрече тоже была?» Алексей ответил тоном, похожим на вызов: «Была! Специально приехала, чтоб всех повидать. Муж с ней припылил — ревнивый! Хотя ничего удивительного. Вот распечатают фотки, увидишь».
Сто лет бы нужна! Да и видела Таня её фотографии — штук десять в альбоме, не считая школьных. Ну не королева красоты! Но несколько дней спустя ей пришлось признать, что бывшая невеста Алексея нашла себя и очень похорошела, став яркой блондинкой с пышными локонами. «Видишь, какая? У вас схожий типаж. Взяла бы с неё пример...» — возбуждённо говорил Алексей.
Но Таня его прервала: «Я тоже Татьяна, но её повтореньем стать не желаю. Я останусь собой». И, не сдержавшись, разорвала фотографию, которую её муж сунул под нос. И упала бы, если б не сидела, получив тычок в бок. «Чокнутая! Нервы лечи.», — прошипел муж, пряча драгоценные фото в альбом
«Вот я и решила пожить от него отдельно. Ну и тесноты не хотелось, конечно. О разводе подумываю, но нелегко решиться. Сынки-то о папке спрашивают», — делилась Таня с соседкой, ставшей подругой.
Та уже всё знала о ней. И как Алексей спас её и подружку от хулиганов, и про первое, сокровенное в гостиничном номере. Вера понимала Таню так, как только одна женщина может понять другую, когда им делить некого. И разговоры у них выходили хорошие, честные. Всё-таки у Алексея хватило ума приехать к жене с покаянием и откровенностью. Он назвал свои чувства к бывшей невесте вспышкой, вызвавшей ожог в его сердце.
Вспышка погасла, а след остался. Болит. Скулил виновато, преданно глядя на жену:
«Я не виноват, Таня, что не тебя первой встретил. Я тебя люблю, но по-другому. Ты для меня близкий, родной человек. Сыновей мне родила. Ты рядом, а она далеко, в Ижевске. Дочь растит. Муж у неё в начальники выбился. Квартиру им дали. Своя, налаженная жизнь. Я ей ни к чему. Ну встретились — в кафе, в компании бывших одноклассников. Она глазами поиграла, потанцевали мы с ней. Вот и нахлынуло на меня. Тут ещё фотографии эти. По глупости обидел тебя. Но это ведь не измена! Всего лишь память о юношеской любви. Мне ты нужна и дети. Ну хочешь, я все фотографии порву на твоих глазах?»
Современные, самодостаточные женщины не поймут и поморщатся, но Татьяна, воспитанная одинокой матерью и советским временем, посчитала неправильным оставить сыновей без отца, в общем-то, из-за ерунды. Супруги помирились и стали жить вместе. Фотографии Алексей не порвал — альбом остался в родительской квартире, на антресолях. Полумера, но Таня решила не придираться.
Эта полумера утвердилась и в их отношениях. Открыв жене про «вспышку и ожог», Алексей не вошёл в семью, а находился как бы рядом с ней. Быть может, он так привыкал к новому месту, к тёще. И заново к жене с сыновьями. Не остывшая к мужу Таня это переживала остро, жалуясь закадычной подруге Вере:
«С мальчишками почти не общается. Ко мне — как к родственнице, без мужского интереса, что ли. Всё-таки любовь и супружеский долг — не одно и тоже. На него очень повлияла эта дурацкая встреча одноклассников. Знала бы, что так будет, наизнанку бы вывернулась, но не пустила».
Вера её успокаивала: «Родились девками — надо приспосабливаться, детей растить — вон мы их с тобой сколько нарожали! Меня мой тоже на руках не носит. Сама не подлезу — не обнимет».
Татьяна таила улыбку — Верунька весила сто килограмм и, судя по её увлечению сдобой, похудение не рассматривала. После таких рассуждений у Тани получалось на всё проще смотреть. И даже с юмором. Вот как разложила подруга слова Алексея «Зачем я ей нужен» — о далёкой первой любви.
«Вот, положим, Танюша, хочется тебе шубку мутоновую купить, а возможности нет. Но не раздетой же в холода ходить! Ты покупаешь приличное зимнее пальто с мутоновым воротником и носишь вполне довольная. Да, шубу помнишь, но греет-то тебя пальтецо со стоечкой из мутона!»
Таня, хохоча громче утешительницы, поправляла: «Не «из», а «под», Вера! Искусственный мех, под мутон».
Прислушавшись к Вере, она назначила материнские чувства главными для себя. Ей хватило, чтобы окончательно не поникнуть. Чтобы не мотаться в город, Алексей устроился в профилакторий «специалистом на все руки от скуки», как он говорил. На деле он выполнял задачи по мере их поступления: электрика, сантехника, плотницкие дела. Иногда дворнику помогал. Платили намного меньше, чем на заводе.
Но мужчина и в ус не дул, полюбив медитировать на берегу с удочкой, ходить по грибы. И хоть бы сыновей с собой брал! Нет, всё один да один. Несколько лет прошло прежде, чем Танин муж корнями в посёлок врос. Для нормальной жизни здесь всё имелось: детсад, школа, больница, два магазина и даже клуб. Лес вокруг, реку из окна видно. По случаю приобрели дачку неподалёку.
Алексей, став внимательнее к повзрослевшим сыновьям, привлекал их к делам. В общем-то, это была обыкновенная семья со своими заботами, тихими радостями, скромным достатком. И «погремушками» — куда без них? Другое дело, как к ним относиться. Впечатлительная, с тревожной психикой тёща зятя едва терпела, зная, что это из-за него не всякий день стал для дочки хорош.
Любит его всей душой, а он, смешно сказать, первую любовь никак не забудет! Требовал от Тани внешность изменить под неё. Если такое дело — лучше б не возвращался в семью! Копила-копила ненависть и пробудила в себе болезнь психики. Выражалась она в припадках агрессии, направленных на Алексея. Вот вроде готовила спокойно обед. Но входил зять и Анжела Викторовна фурией на него налетала.
Хлеща веником, злобно кричала: «Чтоб ты насмерть засох, проклятый!» В другой раз едва лопатой не пришибла, когда картошку на даче копали. Всплеск гневных эмоций заканчивался истерикой и бессилием женщины. Дав успокоительное, дочь укладывала мать в кровать. Алексею надоели выходки тёщи. Заявив, что ещё хочет пожить, уехал в дальний, холодный край - на Камчатку. За деньгами и за запахом тайги.
Получилось - рыбы. На рыболовецком судне зашибал деньгу Алексей. Писем жене и детям не писал, но материально помогал. За давностью лет, уж не вспомнить, как долго отсутствовал Танин супруг. Но только сыновья успели школу закончить, а тёща на кладбище успокоиться. Её сгубил психоз. Татьяна была уверена, что муж не вернётся. А то, что про развод молчит - брак не кандалы, изменам не мешает.
Алексей вернулся обветренно - мужественный, бородатый. И соскучившийся! Подарков немало привёз и даже тёще пуховую шаль - не знал, что она ей без надобности. За столом, первую рюмку, поднял в память о ней. Татьяна сидела рядом с роскошью на плечах - воротник из чернобурки привёз ей любимый супруг. Позже схитрив, купила недорогое зимнее пальтишко, пришила к нему чернобурку и бесконечное количество зим, королевишной по посёлку ходила.
До прихода 90-х семья успела распорядиться деньгами, заработанными Алексеем. Ремонт квартиры, новая мебель. Приоделись. Сыновьям кое-что перепало. Они оба в техникуме учились и жили не дома, а в общежитии, желая полной самостоятельности. Без тёщи Алексей почувствовал себя равным жене хозяином. Прописался в квартире. В известные времена вступил в приватизацию.
В посёлке перемены ощущались не так остро, как в городе. ДК, больница и прочее стояли на своих местах. Вот только в профилакториях, в прошлом заводских, кучковались братки. Поселковые, там работавшие, рассказывали про разборки, кутежи и беспредел во всём. Поэтому Алексей и Татьяна устроились в табачный киоск, по сменам работая. Деньги получали наличными.
Разводили кур, холили дачу. Тем и держались. Ещё и сыновьям помогали. Несмотря на внешние трудности, это ломкое, лихое время Татьяна до конца жизни вспоминала как счастливое. Между супругами царило взаимопонимание, общие цели объединяли. Казалось, каждый понял про себя и про спутника жизни что-то важное и дорогое.
Близко общались с соседями - Верой и её мужем Володей. В тёплый сезон устраивали пикники с шашлыками, и даже встречали рассвет, заночевав в палатке на берегу Волги. А время спешило, добавляя морщинок и пугая первым серебром в волосах. Старший сын Тани и Алексея, призвавшись в армию, в ней и остался, выбрав для себя военную службу. Младший женился на девчонке-сельчанке. Годами позже из помощника тёщи и тестя он преобразовался в толкового фермера.
Так что за сыновей родители были спокойны. Жаль, виделись редко, и единственная сельская внучка росла далеко. Жизнь в стране приняла более спокойную форму — лихолетье девяностых пережили. А вот негромкое семейное счастье Татьяны и Алексея становилось всё тише. Наступила ровная обыденность. Впрочем, муж с женой от этого не страдали. Татьяне Ивановне исполнилось шестьдесят, а возраст Алексея Петровича шёл с плюсом.
Теперь мужья Тани и Веры предпочитали одни ходить на рыбалку — с пивком и мужским трёпом. И дотрепались. С чего-то Алексею Петровичу вздумалось обсудить двух Татьян — свою жену и первую любовь. Жена проигрывала, а ту, с которой не прожил ни дня, он описывал как совершенство. Владимир, его ровесник, съехидничал: «А что ж ты с Камчатки к ней не мотнулся — с деньгами, мехами и предложением осчастливить?»
«А я и мотнулся! Адресок у меня со встречи одноклассников сохранился — тогда, опьянённые встречей и хмелем, любой информацией обменивались легко. Пока до неё добирался — мечтой жил, что с мужем у неё не ладится, всё надоело. Сидит она у окна и меня вспоминает...» — Алексей оживился и потух.
«И что?» — толкнул его Верин муж.
«Отказ и пшик ждали меня, Володя! Я потом дня три пил в гостиничном номере. Хотел на Камчатку вернуться, но до чёртиков надоела жизнь кочевая. Вспомнил про якорь — жену. Пока в поезде к ней приближался, сомнениями мучился — я отвык, меня позабыли, тёщи боялся. А всё сложилось лучше не надо, ты знаешь как. В квартире не на птичьих правах стал, вошёл во вкус. Деньги кстати пришлись. Татьяна себя соблюла, сыновья не пропали. Я — дорогой муж и отец».
Володя возразил: «Но ведь что-то держит тебя возле жены. Мог не вернуться, уйти, а ты всё: «Таня, Татьянка, Танюша». Чем-то и она цепляет тебя».
«Именем и цепляет. Люблю это имя. Если б дочек родили — обеих бы Татьянами зарегистрировал. Иногда кличу жену из другой комнаты: «Таня!», а сам представляю, что выйдет не она, а та, моя бывшая и несбывшаяся. Появись она на пороге, ушёл бы с ней, не оглядываясь», — разошёлся в трёпе Алексей Петрович.
«Ну и дурак», — обиделся за подругу жены Володя. Татьяну он уважал. Ностальгия приятеля была ему непонятна и неприятна. Естественно, весь этот «мешок словесного дерьма» Владимир вывалил жене, а та, по простоте и привычке, пересказала подруге. Утешать не потребовалось — эмоции в Татьяне застыли. Она усмехнулась: «Значит, не мне воротник вёз и шаль — не маме. К лучшему, что не знала. Хоть пофорсила в шикарном пальто».
И всё. Заговорила о даче, о курах, о неудавшемся тесте для пирожков. Но мужа наказала оригинальным образом, запретив себя по имени называть.
Сказала твёрдо: «Ну вот что, Алексей. Чтоб ты не путался в Татьянах, я для тебя — Ивановна. По-другому не смей обращаться».
Смекнув в чём дело мужчина заменжевался и понёс оправдательную чепуху:
«Ну, чуток перебрали мы с Володей. Я ляпнул лишнее. Он всё не так понял, передавая Верке. Она приукрасила. Да и вообще, жизнь прожита больше, чем наполовину. Зачем её сквозь сито просеивать?»
Татьяна Ивановна, глядя мимо него, сказала без выражения: «То, что ты меня да и сыновей никогда не любил, — ладно. Сердцу не прикажешь. А вот уважения мы точно заслуживали».
Алексей Петрович заверещал: «А чем это, интересно, я вас не уважил? Мог, вернувшись с Камчатки, про заработанные деньги помалкивать. Мне б тогда на машину хватило, пусть и не новую. А мы их семейно потратили. Воротник из чернобурки, как и пуховую шаль, мог втридорога загнать на базаре, а я тебе и тёще привёз. Не она, так ты сносила. До сих пор вокруг поясницы наматываешь».
Татьяна равнодушно откликнулась: «Неуваженье в том, что ты нас запасным аэродромом назначил. И ты к нам не с Камчатки прибыл, а из Ижевска. Не вышло с ней — ну и шёл бы на все четыре стороны. А ты опять к нам прилепился. Я, со всем доверием, прописала тебя. Сыновья поверили, что всё-таки есть у них отец. А ты... Ты опять случайно к нам попал!»
«Ну и чёрт с тобой! Ивановна так Ивановна. А то и по девичьей фамилии могу обращаться», — разозлился Алексей Петрович.
«А давай, если помнишь, какая!»
До фамилии не дошло. Стала Татьяна для мужа Ивановной. И будто занавеской отгородилась. Готовила на двоих, но к столу не звала, посуду не мыла за ним. Рубахи кидала в машинку, но утюгом к ним не притрагивалась. И переселилась в отдельную комнату. В ней и принимала подругу Веру — грузную, к семидесяти годам подбиравшуюся, но по-прежнему верную. Признавалась ей, что жалеет о прописке Алексея:
«Моя мама зятя к ЖЭКу не подпускала, у своих значился. А теперь хозяином половины квартиры и дачи стал. Помру, неизвестно, как распорядится, достанутся ли его доли сыновьям? Без завещания живёт, как Кощей Бессмертный. Я сынам наказала, чтоб рядом со мной не хоронили его».
Вера замахнулась на неё пухлой рукой: «Тьфу на тебя! Умирать она собралась. Глянь на статистику поселковую — старухи живут, бегают, а многие старики земелькой укрылись».
Прошло десять лет — если не зимы, то слякотной осени — между Алексеем Петровичем и Татьяной Ивановной. Переполненные недовольством, они оба, каждый со своей колокольни, рассказывали при случае, кто больше в браке обманулся. Тут грянула пандемия коронавируса. Посёлок вымер — все по домам сидели. Многие на прививки решились. Все маски носили.
И всё-таки то в одной квартире, то в другой обнаруживались заболевшие. Вот и Алексей Петрович с Татьяной Ивановной недомоганье почувствовали. Она равнодушие проявляла, а он две сумки собрал и скорую помощь вызвал. В связи с переполненностью, супруги попали в разные стационары и на грешной земле больше не встретились. Алексей Петрович на поправку пошёл, а Татьяна Ивановна умерла.
Хоронили её в закрытом гробу, как требовали правила безопасности. Сыновья, невестка, внучка, верная Вера с мужем, несколько соседок — из тех, кто решился прикоснуться к беде. Татьяну уважали, но почему-то в посёлке дурной приметой считали присутствие на похоронах «ковидного». Поминки дома провели. Всё как-то наспех. Алексей Петрович долечивался и не знал о смерти Ивановны. Сыновьям показалось неудобным его «добивать».
«Добьёшь такого! Старше, а жену пережил!» — ворчала безутешная Вера. Выписавшись из больницы, Алексей Петрович узнал, что стал вдовцом. Принял это спокойно, философски сказав: «Все там будем. Со временем». Был ли он на кладбище, неизвестно. Девять дней без него прошли. А на сороковой день он поскрёбся в квартиру соседей. Открыла Вера. Алексей Петрович ей пирог протянул: "Вот, помяните Ивановну."
"Я Татьяну своим пирогом помяну, только что из духовки достала,"- с этими словами Вера захлопнула дверь перед носом вдовца. Вредная баба! А вот Володя, мужик незлопамятный, возобновил приятельствование с Алексеем. Поэтому он самый первый узнал, что вдовец вознамерился жизнь в новом формате прожить — абсолютно счастливом. С кем? С Татьяной из Ижевска, конечно!
Бывшей одноклассницей, бывшей, но не забытой невестой. Он с ней по старинке списался — адресок-то имелся. С умеренной скорбью сообщил, что овдовел. Молниеносный ответ наполнил радостью и обещанием — Татьяна уж несколько лет, как стала вдовой. Письмецо содержало номер мобильного телефона. Пошли созвоны, долгие разговоры. Оба с нетерпением ждали, когда пандемия ослабнет и передвижение разрешат.
Татьяна высказала намерение, "если всё сладится," поселиться у Алексея. Журчала в телефонную трубку:
«В родительском жилье сын проживает. Ижевскую квартиру я бы замужней дочке оставила. Свёкры, эгоисты, мужу ничего не завещали - всё дочке любимой. Обидно. Ведь мне нужно и о будущих внуках подумать. Правда, у меня теперь ты есть, Алёша. Ах, поскорей бы встретиться, наобниматься, наговориться. Столько упущено...»
Алексей Петрович сиял, делясь такими новостями с приятелем. Прямолинейный Володя в его мёд ложку дёгтя жахнул: «В последний раз ты видел её молодой, цветущей бабёнкой. А теперь у неё возраст уютной бабушки наступил. Может, больная вся. Так что ты, Дон Жуан, на страсти не больно рассчитывай».
Вдовец, как чайник, вскипел: «Что ты в женщинах понимаешь! Судишь по своей жене да моей... покойной Ивановне. А Татьяна из тех, кто умеет годам не сдаваться. Жаль, у нас с ней телефоны простенькие — без возможностей фотографии фотографирования. Погоди, приедет — сам влюбишься, а я тебя на дуэль вызову!»
Наконец, наступило новое лето. Ковид притих, запреты ослабли. В одно особенное, раннее утро Алексей Петрович стукнул Володе в окно — первый этаж и невысоко: «Всё! Еду встречать. Дня три нас не тревожить, потом приходи завидовать». Он был в костюме - давнем, но хорошо сохранившемся. В руках цветы с дачи. Помолодевший герой - любовник в ожидании запоздавшего счастья.
«Так вот она какая — любовь нержавеющая и настоящая», — почесал лысину приятель и нырнул под тёплый бочок жены — досыпать.
Экономя на такси, на железнодорожный вокзал Алексей Петрович добирался на общественном транспорте с пересадкой и едва успел к приходу поезда из Ижевска. На платформе толпились встречающие, уезжавшие. Ага, вот и нужный вагон. Мужчина встал у киоска, напряжённо вглядываясь в выходящих пассажиров. Не она, точно не она.
Дёрнулся, увидев пышные золотистые волосы, но моложавая, модно одетая женщина, выглядящая на пятьдесят, прошла мимо. Неужели не приехала?! Что-то случилось? Передумала или опять обманула? Не может быть — телеграмму накануне прислала. Из вагона вышла молодящаяся дамочка — неестественный блеск пышных волос выдавал парик. Нарисованные по трафарету брови, синие тени, слишком яркий румянец.
Это была Татьяна — первая, желанная, но не такой она ему представлялась в мечтах. В ней всё было слишком. «Старая, молодящаяся кукла», — пришло на ум Алексею Петровичу, в общем-то тоже старику, но с претензиями — сначала к жене, теперь к первой любви. Он бы сбежал, не подойдя, но женщина уже высмотрела его и спешила подойти на неудобных высоких каблуках.
«Лёшик, ты? Ах, боже мой, как я устала! Не могу в поезде спать. Бельё влажное, вокруг чужие люди. Пахнет туалетом. Бр-р. Поторопимся. Мечтаю принять душ. Ты массаж делать умеешь? Мне требуется, хотя бы раз в день...»
Лучше бы она оказалась уютной бабушкой со своими волосами, уложенными в «гульку». С умытым, светлым лицом. Алексей Петрович вздрогнул, осознав, что представляет другую Таню — покойную жену. Понурясь, он подчинился требованию найти такси и повёз обретённое, не перестававшее болтать, счастье в посёлок. «Может, ничего, сладится?» — тоскливо понадеялся.
Но и неделю спустя эта женщина оставалась совершенно чужой для него. Ни одной схожей привычки или темы для разговора. Говорить могла только о своих детях и обожала вспоминать, как её баловал и берёг покойный муж. Дачу не терпела, курятнику ужаснулась: «Будто в деревню попала!» Готовила непривычные для Алексея Петровича блюда, совершенно не солёные, с добавлением сельдерея.
Освоившись, гостья сделала оскорбительный вывод:
«Твоя благоверная была отсталой женщиной совершенно без вкуса и на тебя плохо влияла. Мы знаешь что сделаем? Продадим квартиру — из-за леса и близости реки можно взять хорошую цену. А там посмотрим, где приземлиться. Мне бы хотелось закрепиться в Ижевске, поближе к дочке. Правда, тебе придётся убедить сыновей, чтобы они отказались от материнской доли, перешедшей им по наследству. Но я тебя научу, Лёшик, как правильно надавить на их совесть».
Обращение «Лёшик», так нравившееся ему в юности, теперь раздражало. Как и маски, которые Татьяна наносила на лицо ежедневно. И хотя выглядела моложе своих семидесяти и одевалась так, как рекомендовали женские журналы, первое сравнение «старая молодящаяся кукла» не выходило у мужчины из головы. Он вздохнул с облегчением, когда Татьяна уехала в город к сыну на несколько дней.
Тут же подтянулся приятель с пивом - здоровье обоих ещё позволяло. Уже всё понявший, Володя иронизировал: "Как только пора будет завидовать - зови!" Алексей зубами скрипел.
Только три месяца спустя он решился показать на дверь той, о ком мечтал долгие годы... Не так грубо, конечно. Про несовпадение характеров сказал. Про то, что иногда бывает так поздно, что лучше бы никогда. Татьяна всерьёз оскорбилась и уехала, заявив: «Ты, Лёшик, одумаешься и будешь локти кусать». Он усмехнулся: «Рад бы, да не достану».
Потом Алексей Петрович так заболел душой и телом, что, казалось, вот-вот присоединиться к жене. Его излечила задумка разбить именную аллею из каштанов. И она уже есть. Юные деревца тянутся к небу, обещая стать могучими долгожителями. А если удастся затея с табличкой — «Танина аллея», многие поколения посёлка будут знать, в честь кого они высажены.
Трогательно? Наверное. Жаль Алексея Петровича? Не тот случай. Когда-то он нашёл чистый родник и жадно к нему припал. Но только высушив до дна, по сути сгубив, смог оценить, какая живительная вода в нём была. И началась запоздалая суета. Никчёмная, смешная ностальгия.
Благодарю за прочтение. Пишите. Голосуйте. Подписывайтесь. Благодарю за душевные отзывы на предыдущую публикацию. Вы со мной, а я с вами. Лина
