Журавлиный клин 33
Ханна вертела в руках свистульку. Она с ней, практически, не расставалась. В тысячный раз задавала себе вопрос: правильно ли сделала, что прекратила все отношения с Женей? И в тысячный раз была не уверена в ответе, что правильно.
Время шло, а ее все так же сильно тянуло к нему. К этому непонятному русскому парню, с хитрым прищуром глаз и открытой улыбкой. А еще высокому, широкоплечему, спокойному, мастеровому, нежному, доброму… Ханна могла бы долго перечислять его качества. Чем больше разрыв был между ними, тем лучше становился Женя. Она думала о нем каждый день, мечтала, но уже ни на что не надеялась.
На рождественские каникулы они с Томасом вновь ездили в деревню. Этот милый дядюшкин дом вызывал у Ханны теплые чувства. Дядюшка до сих пор заботился о своей девочке. Он был самым родным и близким человеком. Но даже ему Ханна не могла открыть какие бури сомнений живут в ее сердце.
Она видела Женю, и даже с ним разговаривала. Недолго и на отвлеченную тему. Они пожирали друг друга глазами, но она быстро ушла, а он вслед не звал. Ночами она просыпалась и сдерживала себя, что б немедленно не побежать к нему. Хотелось сидеть с ним рядом, слышать его приглушенный теплый голос, ощущать сильную руку на плече, болтать ни о чем.
Кстати, Ханна все лучше и лучше говорила по-русски. Зоя, которая жила в самой дальней комнате большой квартиры, очень ответственно учила Ханну русскому. Она заставляла ее петь песенки, вытягивать слова, вновь и вновь повторять звуки, чтобы избавиться от акцента.
Ханна раньше Томаса приходила с учебы. Сразу же появлялась Зоя. Ханна ее кормила, и они общались только на русском. Зоя рассказывала, как до войны жила в Ленинграде, ходила в художественную студию и в музыкальную школу, учила языки. Ей прочили большое будущее. А в 41-ом мама отправила ее на отдух к тете в Белоруссию. Она прожила на отдыхе всего два дня и началась война. Вместе с тетей они пытались бежать к маме в Ленинград. Но дороги разбомбили, люди попали под обстрел и тетя с племянницей вернулись домой. Вскоре в деревню зашли немцы. А потом Зою отправили в Германию. На бирже ее забрала немка для работы в доме.
Дом был большой. Комнаты сдавались. Но общую кухню, туалеты, коридоры убирала Зоя. Еще она ухаживала за больной хозяйкой и выполняла все ее поручения. Хозяйка девушку почти не кормила, считая, что она и так хорошо живет, имеет крышу над головой и спит в кровати. Пускай лучше работает, и тогда жильцы будут ее угощать. Немцы с презрением смотрели на русскую, и делиться с ней не хотели. Ханна спасала Зою от голода. Иногда она разрешала одеть ей свои пальто и ботики, чтобы сходить на улицу и подышать воздухом. Из-за неимения одежды девушка в холодную погоду из дома не выходила. Однако, свою привязанность ни одна из них не демонстрировала. Иначе, Ханна осталась бы непонятой и презираемой среди своих.
Она понимала, почему Женя не хочет остаться с ней после войны. Его бы ждало не лучшее отношение. Ханна не могла его осуждать. Чем дальше, тем четче она понимала, что общего будущего у них нет. И тем не менее, продолжала учить русский. Зачем? Она и сама не знала. Выводила буквы, писала слова. Учила стишки. Запоминала поговорки, вникала в их смысл. Бегала по вечерам в госпиталь, чтобы заработать Жене на подарок.
Сейчас она знала, что ему нужно. Краски. Чтобы делать игрушки и свистульки яркими. Хотя зачем? За свой труд он все равно ничего не получает. Только забот у него прибавится.
Ханна не знала, как избавиться от мыслей об этом парне. У неё даже появлялся ухажер. Летчик из госпиталя. У него были переломы обоих ног. Ханна за ним ухаживала, выполняла назначения врача. Выздоравливая, он проявлял знаки внимания. Никос был награжден и получил хорошее денежное довольствие. Летать больше не мог, но его пригласили в летную школу с хорошим жалованием. Никос недвусмысленно намекал, что его ждет обеспеченное будущее, а сейчас он к Ханне совсем неравнодушен.
Но зачем ей был нужен Никос? Она один раз сходила с ним на свидание и поняла, что Никос ей ни к чему. Не нужен никто. Только тот деревенский работник, который делает зимними вечерами свистульки.
И всё же Ханна надеялась его забыть. Вычеркнуть из жизни. А пока вертела в руках свистульку и даже тихонько в неё дула, получая звук. Становилось грустно. Сердце чувствовало, что час расставания неумолимо приближается.