Вероника Степановна теребила в руках носовой платок и все никак не решалась посмотреть в лицо сыну. Вот так, под старость лет, она должна оказаться в каком-то доме для престарелых, и это при живом сыне! Ах, если бы можно было повернуть время вспять, может быть, она тогда бы не стала так горячиться и не отказалась бы от присутствия в жизни своего сына его родного отца.
— Я не могу отказать тебе, — сказала Вероника спустя минуту после того, как прозвучал вопрос Бориса, — если откажусь, снова буду плохой. Я тоже устала жить в ссорах и ругани, и я тоже хочу спокойной жизни. По крайней мере, провести остаток дней там, где я не буду путаться под ногами.
Борис скривился:
— Вот снова ты перетягиваешь на себя одеяло. Вечно ты у нас хорошая, чуть ли не святая, а все вокруг враги! И отец был плохим, и Наташа, и сосед-милиционер, который предложил, чтобы я учился в школе милиции. Я так хотел этого, а ты не дала мне возможности сделать выбор.
— Ты тоже сейчас не оставляешь мне выбора, — отозвалась Вероника Степановна, — только разница состоит в том, что у тебя вся жизнь впереди, и ты еще можешь что-то изменить, а я уже ничего не могу поделать. Даже сопротивляться не могу, ни морально, ни физически.
Борис кивнул:
— Вот и решили. Я нашел неплохой вариант пансионата. Находится в черте города, в экологически чистом районе, там у каждого проживающего своя комната, трехразовое питание. Я буду оплачивать твое пребывание там, буду навещать, а тебе там не будет скучно и одиноко.
Вероника Степановна кивнула. Тут же в комнате откуда ни возьмись появилась Люба, лицо ее сияло, видимо, она слышала каждое слово, произнесенное мужем и свекровью.
— Наконец-то вы приняли верное решение, — довольным голосом произнесла Люба, — теперь все будут счастливы.
Вероника Степановна промолчала. Когда сын с невесткой вышли из ее комнаты, она приложила носовой платок к лицу: слезы непроизвольно текли по ее щекам, сил сопротивляться им не было. Хотелось просто лечь и умереть, чтобы не чувствовать себя больше такой одинокой и лишней.
Подготовка к переезду продлилась несколько дней. Борис с большим энтузиазмом занимался вопросом определения матери в платный пансионат для престарелых, каждый день рассказывал Веронике Степановне о том, в какое замечательное место она скоро попадет, как все они наконец заживут счастливой и беззаботной жизнью. Мать молча кивала, надеясь на то, что хотя бы сын будет и в самом деле счастлив, и пусть ценой его счастья будет жизнь матери в богом забытом месте.
Ложась каждый вечер спать, Вероника Степановна представляла себе свое будущее: маленькую комнатку-клетушку, злых медсестер, неуважительно относящихся к постояльцам, стариков, умирающих каждый день или обсуждающих свою смерть, запах болезней и лекарств, невозможность увидеться с сыном… Все это казалось кошмаром наяву, который вот-вот накроет несчастную женщину с головой.
— Вещи собрала, мам? — спросил Борис за день до отъезда, и Вероника Степановна поняла, что пути назад точно не будет. Если до этого внутри у нее еще теплилась надежда на то, что сын передумает, проявит жалость и решит оставить мать рядом, то теперь эти надежды растворились как шипучая таблетка в стакане воды.
— Собрала, — ответила Вероника, — а что, там много надо? Ты, если что, привезешь мне все необходимое?
Борис уверенно кивнул:
— Конечно! Ты звони мне, пиши, говори, что тебе нужно. Я все тебе доставлю в лучшем виде. Если вдруг обижать тебя будут – ты тоже сразу же мне сообщай, я все порешаю.
Уезжая из своего дома, Вероника Степановна осматривала каждую комнату так, как будто прощалась с местом, в котором провела большую часть своей жизни. Сюда она приехала с пятилетним Борей, тут он рос, становился мужчиной, здесь же когда-то была счастлива сама Вероника. Ее счастье было тихим и спокойным – достаточно было того, что ее ребенок был рядом, и что с ним все было хорошо, когда в мире творились всякие ужасы.
Люба не провожала свекровь, она ушла на маникюр, ни слова не сказав на прощание Веронике. Пожилая женщина другого и не ожидала, даже радовалась тому, что не видела на лице своей невестки довольной усмешки.
Подъезжая к зданию пансионата, сердце Вероники Степановны сжималось от боли и горечи. Вот он – трехэтажный светлый дом, в котором ей, возможно, придется доживать остаток своих дней. Конечно, Борис обещал приезжать, навещать ее, возможно, он даже когда-нибудь ее заберет обратно, но сейчас Веронике Степановне нужно было приготовиться к длительному и мучительному одиночеству.
Как ни странно, встретили ее достаточно доброжелательно. Проводили в комнату, окно из которой выходило на сад. Там, внизу, по узким тропинкам прогуливались такие же старики, как и сама Вероника: кто-то парочками, кто-то по одному, а где-то виднелись группки одиноких людей, собравшихся для того, чтобы обсудить какие-то общие темы.
— Тебе тут будет хорошо, — на прощание сказал Борис и уехал, даже не поцеловав мать.
Веронике Степановне в первые дни было очень тяжело. Она привыкла к своей квартире, к размеренному образу жизни, в который словно вихрем внеслась Люба и переломала все хозяйские устои. Теперь Люба осталась хозяйкой в единственном лице, а ей, Веронике, придется мириться с новой реальностью.
Поначалу она сторонилась других обитателей пансионата. Не ходила на общие собрания, концерты, устраиваемые детьми, не посещала кинозал или мастерскую, где можно было рисовать или лепить из глины горшочки. Все это было неинтересно Веронике, ей хотелось, чтобы Борис позвонил ей или приехал.
Но сын не появлялся. В первый месяц позвонил пару раз, обещал заскочить, но так и не приехал. Через два месяца директор пансионата лично вызвала Веронику Степановну к себе в кабинет.
— Ваш сын не оплатил счет за прошлый месяц, — сообщила Галина Эдуардовна, бессменный директор пансионата и достаточно милая женщина, — Вероника Степановна, нужно что-то решать. Мы, конечно, имеем своих спонсоров, но в их обязанности не входит оплата проживания и питания наших постояльцев. У вас есть деньги?
Вероника ошарашенно кивнула. Выходит, Борис забросил ее в пансионат, оплатил первый месяц проживания, а потом и вовсе позабыл о матери. попытавшись дозвониться до сына, Вероника поняла, что это бесполезно: трубку никто не брал, а сам Борис ей не перезванивал. Телефон Любы вообще оказался вне зоны доступа, и Вероника Степановна с горечью поняла, что теперь она сама будет оплачивать свое проживание в пансионате, благо, что пенсия копилась на счету, и можно было пользоваться этими средствами.
Веронике Степановне было стыдно за сына, после узнанного она еще больше замкнулась в себе, почти перестала выходить из комнаты, игнорировала прогулки на свежем воздухе, а посещала только столовую: и то лишь утром и в обед, съедая не все, что было положено.
— Мне не нравится ваш настрой, — во второй раз пригласив Веронику Степановну к себе в кабинет, директор пансионата теперь смотрела на нее с жалостью и сочувствием, — вам нужно как-то брать себя в руки. Жизнь продолжается.
Вероника кивнула. Возможно, у кого-то и вправду она продолжалась, а для нее закончилась вместе с отъездом из дома. Конечно, в пансионате жили и совсем одинокие люди, у которых не было никого из близких, но ведь у Вероники был сын! Тот, кого она в одиночку воспитала и ради которого уехала из дома! Был и исчез, вычеркнув больную мать из жизни.
— Я знаю, — ответила Вероника, — только вот как жить? Смысл какой в этом всем?
Галина Эдуардовна удивленно посмотрела на Веронику:
— А что не так? У вас есть мы, есть еда, крыша над головой. Вы почти полностью реабилитировалась после болезни, вы еще полны сил и энергии. Зачем вы себя хороните?
— Не хороню, — отозвалась Вероника, — но и жить полной жизнью уже не смогу.
— Сможете! — убежденно ответила директор, — посмотрите вокруг. Тут полно людей с самыми разными судьбами, и ваша отнюдь не самая печальная.
Вероника Степановна слушала Галину и кивала. Она со всем соглашалась, но ничего не могла поделать со своим настроем.
Борис позвонил ей еще пару раз, сообщил о том, что уехал с Любой в деревню к ее родственникам, толком не объяснив зачем, но этим оправдав свое отсутствие. Вероника Степановна долго плакала после разговора с сыном, понимая, что теперь навряд ли увидит Бориса и сможет с ним нормально поговорить.
Со временем она успокаивалась, привыкала к своему новому месту обитания, даже стала посещать курсы рисования. Подружилась с соседкой по комнате, гуляла с ней в саду, слушала истории о других постояльцах, а о себе старательно молчала.
— Странная ты, Ника, — обиженно говорила Анфиса, новая знакомая Вероники Степановны, — я тебе душу излила, а ты молчишь как сыч. Муж у тебя был? Дети?
Но Вероника молчала. Могла поддержать любой разговор, но как только дело касалось ее личной жизни, она тут же уходила в себя. Понимала, что поступает нечестно, но ничего поделать с собой не могла.
Вскоре выяснилось, что в пансионате устраивается праздничный вечер, на котором соберутся все спонсоры. Событие было важным для пансионата, и Галина Эдуардовна попросила всех постояльцев отнестись к мероприятию как можно более серьезно.
— Устроим небольшой концерт, покажем им наши картины и вазы, убедим их в том, что наш пансионат нуждается в дальнейшей поддержке, потому что только благодаря ему стольким людям удалось устроить свою старость.
Вероника не хотела посещать мероприятие, но ее уговорила Анфиса.
— Ты чего? — ругала она свою соседку, — Галина потом обидится на тебя! Она ведь для нас всех старается, носится, высунув язык, чтобы нам комфортно тут жилось, а ты хочешь ей в душу плюнуть?
— Не хочу я плевать, — отозвалась Вероника Степановна, — просто не хочу туда идти. Одной старухой больше, одной меньше…
Но Анфиса не отставала и пришлось с ней согласиться. Вечер был в самом разгаре, когда Вероника Степановна вошла в актовый зал и уселась в уголочке на стуле, предназначенном для зрителей. Три старушки пели на импровизированной сцене русские народные песни, один из стариков ловко играл на баяне, а в первом ряду сидели какие-то мужчины и женщины – все нарядные, внимательно следившие за происходящим на сцене. Тут же и Галина была, под ее строгим контролем и проводилось важное для пансионата мероприятие.
Потом по очереди на сцену стали выходить благотворители. Вероника заскучала, выглядывая в окно и рассматривая снежинки, кружившиеся в воздухе. Когда на сцене появился очередной спонсор, она отвлеклась от своих мыслей о предстоящем новом годе и о том, что в этот раз будет встречать его вдали от сына.
— Дорогие наши подопечные! — к ним обратился мужчина лет шестидесяти, в дорогом костюме и в галстуке, с зачесанными назад седыми волосами и белоснежной улыбкой, — мы рады видеть вас в добром здравии и прекрасном расположении духа. Это – самое важное для нас, как для спонсоров и как для просто людей, уважающих возраст и жизненный опыт каждого из вас…
Вероника не сводила взгляда с мужчины, выступавшего со сцены. Это был он! Поначалу Вероника еще сомневалась, но, когда спонсор назвал свои имя и фамилию, едва удержалась на стуле. Виктор Жданов – генеральный директор строительной компании «Пирамида», обеспеченный и влиятельный человек, меценат и благодетель. Вероника Степановна смотрела на Виктора и чувствовала, как по щекам текут слезы. Тридцать с лишним лет прошло с момента их последней встречи, когда им обоим было по двадцать семь лет, они любили друг друга и мечтали всю жизнь провести бок о бок.
— Я хочу поблагодарить вас всех за понимание и то внимание, что вы уделили нам, людям, желающим вам здоровья и благополучия!
Их взгляды столкнулись, и Виктор неожиданно замолчал. Опустил микрофон, потом извинился и сошел со сцены. Сердце Вероники Степановны болезненно сжалось. Он узнал ее! Не мог не узнать! Свою бывшую возлюбленную, брошенную им и любившую его без памяти, родившую от него сына, о котором Виктор ничего не знал. Виктор явно хотел с ней поговорить, а Веронике хотелось сбежать или вообще открыть окно и выпрыгнуть на улицу, только бы не оставаться с этим человеком с глазу на глаз.
Ещё больше историй здесь.
Интересно Ваше мнение, делитесь своими историями, а лучшее поощрение лайк и подписка.