Найти тему

Подсолнушек. Часть пятнадцатая

Все части повести здесь

– Что тут произошло, тетя Поля?! – она еще в себя не могла прийти от шока после увиденного.

– Пойдем ко мне, все расскажу! Чай попьем. А после – нужно нам с тобой пойти в милицию, у Васьки в пункте милиционеры сидят вместе со следователем, и еще несколько дней сидеть будут, пока следствие идет.

Катя похолодела. Неужели?

Фото автора
Фото автора

Часть 15

Эмоций не было – только холодный расчет и до сих пор никуда не ушедшие отвращение и ненависть. Катя на ватных ногах отступила вглубь дома, потом тихонько убедилась, что все обитатели спят в хмельном угаре, развернулась и пошла к себе. Подхватив Грея на крыльце летника, вошла внутрь и собрала свои нехитрые пожитки. Кота устроила в небольшой плетеной корзинке. Подумав, взяла что-то тяжелое, взломала замок на двери летника, раскидала остатки своих вещей и посуды, устроив в домике небольшой погром.

Вышла в сумерках, прислушалась – вокруг было тихо. Так тихо, что казалось, эта тишина режет воздух – пронзительная, звонкая. Даже птицы не пели, не стрекотали кузнечики и ночные цикады не раздражали тишину своими звуками. Взяла маленькую лопатку, ушла туда, где в гуще кукурузы и подсолнухов устроила тайник, вырыла все деньги, засунула их поглубже в сумку.

И пошла к остановке, за поселок. Ночи до сих пор стояли теплые, хотя уже был август месяц. Она пересидит там, и на первом утреннем автобусе, который приезжает в шесть часов утра, уедет в город. Правда, непонятно, что она будет там делать – жилья у нее нет, знакомых – тоже, но здесь, в поселке, ей пока находиться нельзя.

Девушка добралась до остановки, абсолютно никого не встретив по пути. Уселась на неудобную скамейку, поджав под себя ноги и пристроив рядом корзинку с Греем. Хорошо, что никто ее не видел, если что, она сможет сказать, что не выдержала атмосферы дома и убежала, ночь провела на остановке, а утром уехала в город – настолько ей надоели материны гулянки, что сил уже не было. Пусть кто-то постарается доказать обратное. Если спросят, почему не пошла к знакомым, да к той же Полине Егоровне, можно будет сказать, что не увидела света в окнах, а потому не стала беспокоить старушку.

Сидя на остановке, попыталась прикорнуть, но просыпалась от малейшего шума и шороха шин, доносившихся с центральной трассы. Хорошо, что остановка не на основной дороге, а в стороне, на отвороте к поселку, а то ей, Кате, вообще бы не было покоя.

К шести часам стали подходить первые пассажиры – поселковые жители, усталые, с серыми, недовольными лицами, глаза потухшие. Многие из них ездили в город на работу, если таковая имелась, кто-то - на рынок, продавать первый урожай.

Первой подошла Зинаида, поселковая баба, любительница посплетничать возле местного магазина с такими же, как она, кумушками. Из ее сумки призывно торчали огурцы и зелень, в ведерке, завязанном белым платком, видимо, находилась первая ягода.

Она присела на скамейку рядом с Катей, и удивленно спросила:

– Ты ночевала тут, что ли?

Катя, не в силах отвечать, только головой кивнула, отметив сразу про себя, что это очень хорошо – Зинаида потом разнесет по поселку слух, что видела Катю, что-то приукрасит от себя, и вот – ее алиби обеспечено. А та все не унималась:

– Мать гуляла что ли, опять?

– Угу – кивнула Катя – полночи почти. Я потому и ушла.

– Вот стерва, а! Ни себе жизни нет, ни людям! Ладно, не расстраивайся. А чего в город-то собралась?

– К учебному году подготовиться надо. Да и вообще… Пьянки эти надоели.

– Вот и правильно. Нечего тут среди этих ханыг обитать… Еще сама втянешься…

Она осеклась, поймав Катин взгляд, и замолчала. Катя подумала про себя, что для Зинаиды этой информации достаточно.

Скоро подошли еще несколько человек. Мужчины тихо переговаривались друг с другом, женщины зевали – сонные, невыспавшиеся. Когда подъехал автобус, зарядил частый, холодный дождь, совсем не похожий на летний. Катя грустно подумала о том, что впереди холодная осень с желтой листвой и проливными ливнями. Сколько таких грустных осенних дней у нее было? Она уже и не помнит.

В автобусе она задремала, поставив рядом с собой корзинку с Греем и проспала до самого города. Проснувшись, зябко поежилась и глянула в окно – серый дождь так и продолжал идти, лужи пузырились пеной, и город словно покрыла пелена тумана. Озабоченные люди спешили на работу – хмурые, недовольные.

Катя вышла на автовокзале и подумала, что надо бы куда-нибудь спрятаться от дождя. На автобусной остановке выше вокзала была крытая крыша. Девушка прошла туда и устроилась на скамейке. Грей притих в своей корзинке и уснул, свернувшись теплым клубочком, доверив свою жизнь хозяйке.

Она сидела неизвестно сколько, глядя на проходящих прохожих, застыв, словно статуя. Впала в состояние, почти близкое к трансу. Все тело застыло от прохлады, одежда, хоть и не успела промокнуть под дождем, не давала тепла, и Катя подумала про себя, что, вероятно, вот так люди и умирают от холода. Ленивые, тягучие, словно резина, мысли в голове, вертелись и крутились, настраивая на выживание и поиск тепла и пищи, но Катя не шевелилась. Лениво думала о том, что у нее есть деньги, и она могла бы что-то снять здесь, хоть небольшую комнатку. В общежитие ее сейчас точно не пустят – слишком рано, к приезду студентов все будет готово только тридцатого – тридцать первого августа. Да, хорошо было бы что-то снять, потом купить еды, а в последующие дни потихоньку начать покупать канцелярию к учебному году.

О том, что она сделала с материным сожителем, она даже не думала. Да, это был человек, но какой… Он покушался на ее честь, и она защищалась. Хорошо, что никто не знает всего того, что произошло ночью в доме. А она, Катя, никому ничего не расскажет. Он получил то, что заслужил. Она постаралась избавиться от этих мыслей в голове, и у нее это получилось. В жестоком мире, в котором привыкла жить Катя, побеждает только сильный. Она сильная и останется такой навсегда – жизнь научила. И если нужно будет толкнуть еще с десяток пьяных Саньков, чтобы самой остаться живой и нетронутой, она не задумываясь сделает это.

Кате стало казаться, что ее клонит в сон, она придвинула корзинку поближе, сквозь опущенные ресницы наблюдая за снующими туда-сюда прохожими. Она не понимала, что с ней происходит – во всем теле накопилась вдруг какая-то слабость, дрема стала сковывать все мышцы, напряжение ушло прочь и страшные мысли о том, что она может остаться тут навсегда, на этой скамейке, уже не казались такими страшными.

И вдруг она совсем рядом с собой услышала знакомый голос, который принадлежал мужчине. До этого он быстро, широким шагом, прошел мимо остановки, но потом вдруг резко вернулся, подошел, склонился к ней и потряс ее за плечо, произнося возбужденно-радостное:

– Катя! Катюша! Катена!

Она от удивления пришла в себя.

– Дядя Федор?!

– Катена! – словно не веря в их встречу, мужчина коснулся ее руки – боже, ты же совсем замерзла, у тебя руки ледяные просто! Ты как здесь оказалась, Подсолнушек?!

А Катя, окончательно поняв, что замутненное сознание ее не обманывает, вдруг расплакалась с облегчением уткнувшись в его кожаную куртку, пропахшую маслом и бензином. Он гладил ее по голове, шептал что-то бессвязно-успокаивающее, потом спохватился:

– Так, вставай, вставай, пойдем! Нельзя здесь оставаться, ты простынешь! Вставай!

– Дядя Федор, я не одна, со мной вот… - она показала на корзинку, в которой безмятежно спал Грей.

– Ничего, ничего, у меня всем место найдется! Пойдем!

У нее больше не было сил сопротивляться и бороться. Кто-то должен быть сильнее тебя, семнадцатилетней девчонки, кто-то должен быть рядом, чтобы в трудную минуту помочь, поддержать… На непослушных ногах шла за тем, кто когда-то был отрадой в ее жизни, кого она потеряла, а теперь вот – она надеялась – снова обрела.

– А ваша жена?! – испугалась вдруг Катя – она что скажет?

– Я не женат – ответил мужчина, и кивнул на Катину сумку, которую нес в руках – это все твои вещи?

– Да.

– Ладно. Сейчас это неважно, сейчас самое главное – согреться и не заболеть тебе.

У него была небольшая квартирка в пятиэтажном доме. Чувствовалось, что жилье холостяцкое, не знающее женских рук, но тем не менее, Катю удивил царящий тут порядок. Редко, у кого из холостяков такое бывает…

– Давай вот – распоряжался дядя Федор – снимай одежду и на сушилку. Там, в комнате переоденься, накинь мой теплый халат, а то простынешь.

Он достал из корзинки Грея.

– И ты иди сюда, приятель. Сейчас найдем тебе миски, печень у меня есть, порежу тебе, воды нальем… И ты не останешься без внимания!

Катя улыбалась - она узнавала своего дядю Федора, он был все таким же заботливым и добрым. Достала из сумки медведя.

– Помните? – спросила у него, еле сдерживая подступившие слезы.

– А то! – он подмигнул ей – надо же, ты его хранишь! Мне очень приятно, Катя! Ладно, ты располагайся, а я пойду, чайник поставлю.

Скоро перед Катей, сидящей за столом, стояла чашка горячего чая, вазочка с малиновым вареньем, на тарелке лежали неумело порезанные колбаса и сыр, белый хлеб.

– Ты извини, Катюш, разносолов-то у меня нет…

– Да вы что, дядя Федор! Это я извиняться должна, за то, что вот так ваш покой нарушила…

– О чем ты говоришь, Катюша! Какой покой, в самом деле?

А Катя вдруг кинула испуганный взгляд на часы, висящие на стене, и спросила:

– А вам на работу не надо разве?

– Я, Катя, пока на выходных. Дальнобойщик я, шофер. Повезло – устроился в хорошую компанию, которая совсем недавно у нас в городе открыла свой филиал. Зарплатой не обижен. Опасно, правда – на дорогах сейчас кого только нет… Но пока Бог миловал. Я ведь писал тебе, Катюша… Но так ответа и не получил.

– Я те письма у мамы нашла, когда ее посадили. Она их… вытаскивала из почтового ящика и прятала от меня. Писала вам на адрес на конверте, но пришел ответ, что адресат убыл.

– Я тогда в съемном жил. А это – квартира мамы моей. Умерла она два года назад.

– Я вам сочувствую – тихо сказала Катя.

– Ну, Алевтина! – поразился дядя Федор – умеет людям пакости делать! Ведь назло мне все это и тебе тоже. Ну, я ладно – посторонний человек. А к собственной дочери-то так зачем? А ведь я, Катя, любил твою мать. И если бы она куролесить и пить не начала – у нас, может быть, что-то и получилось бы. Как она сейчас?

Катя рассказала мужчине всю свою невеселую историю – про то, как и за что посадили мать, про ее кавалеров и пьянки, устраиваемые при дочери, про дедушку, с которым они спокойно прожили три года, после чего мать снова объявилась, про смерть Виктора Ильича и про то, почему она сбежала ночью из дома и просидела это время на остановке, ожидая автобуса. Не стала рассказывать только про то, что толкнула материного ухажера, он упал, ударился виском и умер. Это дяде Федору было знать необязательно. Выслушав ее, мужчина сказал виновато:

– А я ведь, Катюша, мог тогда к твоему деду приехать, узнать что-то про тебя, про твою жизнь… Но подумал, что не нуждаешься ты во мне, раз на письма не отвечаешь, думаю, не стану тревожить, может, нашелся добрый человек, который вместо меня папкой тебе стал. И не поехал… А потом жизнь завертела-закрутила… Как видишь, семью я так и не обрел… Как-то настороженно стал к женщинам относиться после Алевтины…

Они помолчали, думая каждый о своем, потом он спросил:

– А ты чего чай-то не пьешь? Давай-давай, вот с вареньем, а то действительно после этой остановки простынешь совсем.

И, увидев, что Катя клюет носом, добавил:

– Иди-ка ты в комнату, поспи…

Не в силах сопротивляться домашнему уюту и теплу квартиры дяди Федора, она буквально рухнула в постель. Шутка ли – всю ночь не спала! Положила рядом с собой медведя, дядя Федор укрыл ее толстым пледом с кисточками по всему периметру, погладил по голове. Засыпая, Катя слышала, как он бормотал про себя:

– Ох, судьба-судьбинушка, не приведи господи…

Потом он ушел на кухню, негромко громыхал там посудой в раковине, после шуршал газетой, устраиваясь читать и наливая себе очередную кружечку чая, а после сон завладел девушкой, и она крепко уснула, прижав к себе медведя.

Проснулась от того, что в ногах зашевелился Грей. Сначала, медленно открыв глаза, постаралась прийти в себя и понять, где она находится. Уж слишком непривычной была для нее тишина квартиры – она-то привыкла слушать то разборки во дворе, то пьяные песни или ругань, доносящиеся из дома.

В окно уже заглядывало солнце, и о дожде напоминали только крупные, еще не высохшие, капли на окне. Дядя Федор жил на втором этаже, Катя в окно видела развевающиеся ветви тополя.

Грей, потянувшись всем своим пушистым телом и выгнув хвост, прыгнул на подоконник и тихонько мяукнул, с удивлением взирая на новую обстановку. Катя продолжала лежать, закинув руки за голову, и осматривая комнату, белый потолок, скромную обстановку – шкаф, трюмо с зеркалом, стол, книжные полки, заполненные книгами, цветы на подоконнике. Вероятно, все это осталось от матери дяди Федора.

Она встала, чувствуя неприятную ломоту во всем теле, еще не понимая, почему ломит и болят все суставы. Прошла на кухню, где обнаружила записку: «Катя, я скоро буду! Чувствуй себя, как дома!». Попила холодной воды из стеклянного графина с резными узорами и снова легла.

Дядя Федор скоро пришел, заглянул в комнату, убедился, что она не спит, заговорил весело:

– А я вот вкусностей принес! Только не спрашивай, где раздобыл – это секрет! – с беспокойством глянул на Катю, увидел нездоровый блеск в глазах – ого! На-ка градусник! Да ты пылаешь вся! Вот они – посиделки под дождем!

У девушки была высокая температура. Дядя Федор тут же дал ей таблетку парацетамола, велел укладываться в постель, сварил брусничного морса. Хотел вызвать врача, да Катя запретила, сказав, что у нее организм крепкий, и скоро она поправится.

– Вы простите, дядя Федя, вам одни проблемы от меня – прошептала сухими губами – я оклемаюсь немного и уйду…

– Никуда я тебя не пущу! – рассердился мужчина – уходить она собралась! Сначала поправься, а потом и думать будешь, что дальше! Учеба у тебя скоро, Катя. Здоровой надо быть!

Два дня девушка прометалась в жару, то приходя в себя, то снова впадая в дрему и забытье. Два дня дядя Федор ухаживал за Катей – давал таблетки, поил морсами и какими-то горькими травами, кормил с ложечки манной кашей со сливочным маслом и гладил по голове, когда она засыпала. На третий день Кате стало легче.

– Ну, слава богу, победили мы простуду! – радовался дядя Федя – теперь все хорошо будет!

Вечером они поговорили.

– Кать! – сказал мужчина – я завтра снова в поездку уезжаю. Вот ключи от квартиры. Провианта тебе хватит… Живи, готовься к учебе…

– Я не могу – покачала девушка головой – я не могу воспользоваться вашим добрым предложением, не хочу вас стеснять. Я и так вам очень признательна за то, что вы приютили меня в эти дни, да еще и ухаживали. Я столько хлопот вам доставила.

– Вот не надо! – рассердился дядя Федор – Катя, мне так спокойнее будет – знать, что ты здесь, да и квартира под присмотром. Ну, а что ты будешь делать? Вернешься в поселок, к матери? Будешь смотреть на этих алкоголиков? Зачем тебе это? Живи здесь! Ты ведь… как дочь мне…

– Спасибо! Спасибо вам от всего сердца! Но мне все равно нужно съездить в поселок, посмотреть, что там и как.

– Езжай. А потом возвращайся. Я буду в отъезде неделю. Вот, здесь еще деньги…

– Нет-нет, прошу вас, вот этого не надо! Деньги у меня есть, да и вы сами говорите, что еды хватает. А что мне еще нужно? Канцелярию я куплю, а больше ничего и не надо. Прошу вас дядя Федя, вам они нужнее!

– Ну, хорошо – замешкался он – и прошу тебя, поедешь в поселок – осторожнее там.

Катя пообещала ему, что будет аккуратна, и на следующий день они попрощались.

Она решила, что оставит Грея в квартире, а сама поедет домой – нужно было узнать, что там и как. Сердце ее, несмотря на крепкий характер, все же было истерзано тем, что произошло в доме той ночью, она даже вспомнила, что пока лежала в бреду, перед ней то и дело вставала картина, как она толкает мужчину, и он падает, стукнувшись об угол табурета.

На следующий день она собралась с утра и пошла на вокзал – благо, дядя Федор жил недалеко. Путь до поселка показался ей ужасно длинным.

Первое беспокойство овладело ей тогда, когда она не увидела крышу дома дедушки. Прибавила шаг, всматриваясь вдаль, а когда подошла ближе, сердце забилось-застучало от боли – от дома осталось мало что – фундамент, кое-какие бревна. А где-то даже и целиком сохранилась крыша. Нетронутыми были только забор, летний домик, курятник и огород. Случилось то, чего так боялась Катя. Неужели мать действительно уснула с сигаретой? Или это дело рук кого-то из гостей?

За спиной ее раздались торопливые шаги и знакомый голос Полины Егоровны.

– Катенька, девочка! Катюша! Куда же ты пропала?! Я ведь думала – беда какая еще и с тобой случилась!

Она приблизилась к девушке и обняла ее. Катя видела искреннее участие соседки и беспокойство за нее.

– Что тут произошло, тетя Поля?! – она еще в себя не могла прийти от шока после увиденного.

– Пойдем ко мне, все расскажу! Чай попьем. А после – нужно нам с тобой пойти в милицию, у Васьки в пункте милиционеры сидят вместе со следователем, и еще несколько дней сидеть будут, пока следствие идет.

Катя похолодела. Неужели?

– Мать твою арестовали – поведала тетя Поля.

Продолжение здесь

Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.