Зеркало истины. Глава 21
День выдался морозным и пленные под руководством красноармейцев разломали сарай, стоящий во дворе школы, чтобы в помещении было тепло. Дров, которые поставляли крестьяне было катастрофически мало, и Ксения согревавшая пленных ночью нарушила все мыслимые и немыслимые правила, использовав их не по назначению.
А ещё во дворе пылал костер, на котором они грели чай и варили пустую похлебку из добытых Григорием в монастыре продуктов. Кое- что из них он передал лично Даше, и она не кочевряжась приняла, времена стояли смутные и голодные, а детей нужно было чем-то кормить.
После полудня в школу заглянула группа людей, человек десять, которые что-то громко, размахивая руками, говорили собравшимся во дворе, Даша видела из окна своей каморки. Доносились лишь отдельные слова: «Долой командиров! Бей коммунистов! Давай вагоны, пешком не пойдём!»
Толпа неистовала и несколько красногвардейцев, испугавшись, укрылась в дальнем классе, забаррикадировав двери партами. Один лишь Обухов, вклинившись в разговор пришедших убеждал собравшихся успокоиться, не брать грех на душу и не поднимать бунта.
За что и поплатился, обозленные белогвардейцы бросились на него и жестоко избили, сломав ребра и отбив почки пинками по его телу. Оставив Григория лежать на снегу, они, не заходя в школу рванули на Николаевскую площадь, чтобы привести в действия свои угрозы.
В это время секретарем волкома была хрупкая, практически невесомая Мария Николаевна Попова, занятая погрузкой зерна на станции. Вагоны с хлебом уходили в Петроград и Москву в помощь голодающим рабочим.
Узнав о возникших волнениях она, взяв с собой начальника милиции поспешила на главную городскую площадь. Около двухсот человек, собравшихся здесь, враз замолчали, когда Мария, вскочив на пустую телегу, невесть как здесь оказавшуюся, звонко крикнула в толпу:
-Товарищи!
-Рогатый черт тебе товарищ, -сердито пробормотал толстый мужик в шинели с оборванными пуговицами. На него зашикали, чтобы замолчал.
-Товарищи! Не слушайте никого! Советская власть даёт вам шанс начать жить заново! Вступив в ряды Красной Армии вы кровью искупите свою вину перед Россией! Сегодня, сейчас, братский Урал, наше Далматово протягивает руку помощи голодающим центральной России мы отправляем хлеб вашим матерям, сестрам, женам, детям! Подняв бунт и захватив эти составы, вы лишите их жизни! Подумайте хорошенько, разве на ваших руках ещё недостаточно крови? Прошу вас, успокойтесь и продолжите свой путь дальше, а мы продолжим грузить хлеб. Говорила она горячо, страстно, так проникновенно, что толпа враз зашевелилась и заговорила:
-Что ж мы не люди что –ли,- выступил всё тот же толстый мужик, -что ж мы не понимаем? У меня под Новгородом жинка да детей мал мала меньше, может и им зауральского зерна достанется? Начальник конвойного отряда тут же сориентировался, приказал военнопленным построиться в колонну, и они тут же продолжили свой дальнейший путь к месту назначения. Бунт так и не начавшись затих, но восемь его зачинщиков были арестованы и расстреляны на месте без суда и следствия.
Когда школьный двор опустел, а спрятавшиеся красноармейцы крадучись поспешили вслед за пленными, Ксения и Даша выскочили на улицу. Григорий был без сознания, лежал на снегу в кровь разбитым лицом, дыша тяжело, с бульканьем в горле.
-Мам он очень тяжелый, нам его не унести, -обеспокоенно сказала Даша, бегло осматривая избитого Григория.
-До крыльца довезем на дровяных санях, а дальше на покрывале поднимем, -ответила ей Ксения, оглядывая двор в поисках саней.
-Вот только куда мы его? В класс нельзя, там занятия, а в нашей каморке и так пошевелиться негде.
-Ничего, положим пока на скамью возле печи, а после что-нибудь придумаем, он красноармеец, должны же его товарищи ему помочь?
С трудом, чуть-чуть приподняв тело Гриши над землей они положили его в сани, мужчина застонал от боли, у крыльца переложили на покрывало и поднатужившись занесли в школьный коридор, а оттуда практически волоком донесли его до своей комнаты.
Сил, чтобы поднять его тело на скамью у женщин не хватило и они, отодвинув её в сторону уложили его у печи, на тюфяк, который он, давеча, принес для них из монастыря. Вскипятив на костре воду, Даша осторожно раздела гостя, оставив на нём лишь подштанники и осмотрев раны, смыла кровь.
-Без доктора не обойтись, - тихо сказала она, старая не пугать своих детей, таращившихся на происходящее с двухъярусных нар.
-Пойду я, дойду до Виктора Сергеевича, может найдёт время, чтобы зайти к нам. Накинув на голову пуховую шаль, привет из недавнего прошлого, она вышла из комнаты.
Виктор Сергеевич Полушкин, старый врач Далматовской больницы, давно отошедший от дел, жил на окраине города, в добротном доме, подаренным ему когда-то земством за заслуги перед Отечеством. Приехал он в Далматово молодым человеком, да так и остался на этой земле, пустив здесь корни.
Дети его разъехались кто куда, супруга почила во сне несколько лет назад, вот и куковал он, в одиночестве, в своем убежище, не принимая больше больных. Жил, как сыч, в одной комнате, на кухне, возле печи, наглухо заделав двери в другие комнаты, так напоминавшие ему о былой, счастливой жизни.
-Виктор Сергеевич, откройте! –затарабанила Даша по ставням, плотно прикрывшим окна засыпанного снегом дома, и застыла в ожидании хоть какого-нибудь звука от хозяина. Минут пятнадцать она переминалась у ворот с ног на ногу, пока не появился обвязанный поверх тулупа шалью Виктор Сергеевич.
-Кто здесь? – спросил он, подслеповато щурясь в лучах заходящего солнца, на Дашу.
-Это я, Виктор Сергеевич, Дарья Степановна Попова, дочь Степана Епифановича Мылтасова.
-Дашенька обрадовался тщедушный хозяин домика, знаю-знаю ваша маменька учила моих оболтусов, а папенькой вашим мы частенько баловались наливочкой. Какая нужда привела вас ко мне? Неужто детки ваши прихворнули? Так мы мигом их на ноги поставим, я сейчас не принимаю вовсе, но в память о ваших родителей готов оказать вам, так сказать, любую помощь!
-С детьми всё в порядке, слава Богу, мы подобрали раненого, ему очень нужна ваша помощь!
-Кто таков? –поинтересовался старик.
-Красноармеец, он сопровождал пленных белогвардейцев, сильно избит ими и теперь находится на нашем с матушкой попечении.
-А, -тут же потерял к беседе интерес старик,-этим супостатам не помогаю, приберет его Бог, туда ему и дорога! –сердито сказал он, поворачиваясь, чтобы уйти.
- А как же священное Писание? Просящему у тебя дай, и от хотящего у тебя не отвращайся? –отчаянно выкрикнула Даша ему вслед, -или мы уже нехристями стали? Значит погибай человек, а моя хата с краю? Вы же врач!
-Не шуми, не шуми и к совести моей неча взывать, а поболе тебя видел, саквояжик свой соберу и пойдем потихоньку. Только сразу условимся гляну один раз и больше не приду, тяжело мне по морозу ходить, коли к житию и так твой подопечный выживет, а нет, так на всё воля Божия.,- сказал ей хозяин дома.
До школы они добрались уже в темноте, тихоходный старик шёл не спеша, часто останавливаясь, чтобы восстановить своё дыхание. Жгучий мороз, усилившийся к ночи выбивал слезы и пушил ресницы и брови ажурной изморозью.
В их каморке Виктор Сергеевич долго грел руки у теплой печи, ведя светскую беседу с Ксенией и расспрашивая её о общих знакомых, после приступил к осмотру. Сунув больному пузырек под нос, он привел его в чувство. Григорий, не понимая где он и что с ним, что-то лепетал, отвечая на его вопросы и тут же заснул, как только доктор закончил свои манипуляции.
-Что ж, жить будет, -сказал Виктор Сергеевич, обращаясь к Даше, -вы оказались правы, ребра сломаны, а это значит покой, месячишко придётся молодому человеку полежать. Беспокоит его голова, похоже на сотрясение и так по мелочи ещё наберется. Сильно его отмутузили, видать по заслугам его. Что ж, пожалуй, на этом миссия моя окончена, пойду потихоньку.
-Да куда ж вы ночью-то? - удивилась Ксения.
-Да в такой мороз! –поддержала её Даша, -оставайтесь у нас, а утром я сани поищу, чтобы вас до дома доставили.
-Да где ж тут у вас умоститься, когда вас тут как сельди в бочке? –удивился старик.
-А мы с мамой в классы уйдём, а вы вот тут, на внизу приляжете, а детки наверху, они у нас спокойные, ночью не просыпаются, а младшую я с собой заберу, ей ещё мамка нужна, чтобы поесть, -улыбнулась Даша, показывая гостю место, где можно было прилечь.
Прихватив с собой свечу, они, уложив детей ушли, оставив Виктора Сергеевича наедине с ними и больным. Старику не спалось, вспомнилась вдруг покойная жена и дети, которых он не видел давным-давно, с тех пор, как сын ушел воевать, а дочь, выйдя замуж уехала в Екатеринбург. Больной застонал и попытался перевернуться, старик соскочил с нар и склонился над ним:
-Тише, тише, голубчик, не шевелитесь, только хуже себе сделаете. Он поправил бинт на его голове и смягчил губы больного водой. Похоже зря беспокоились хозяйки каморки о его сне, его не было ни в одном глазу.