Начало.
Ребёнок кричал и кричал. Этот крик давил на уши Любе, её бы воля, она бы подошла к ребёнку и кинула бы ему на голову подушку, чтобы заглушить крик орущего создания. Её Юра не был таким горластым, это Дунькина горластая порода, Дунька даже когда просто говорила и то на повышенных тонах, как будто отгавкивалась, как та шавка из под воротни и девочка такая же и не факт, что отец девочки Юра. Надо сказать Григорию, чтобы сделал проверку на ДНК, она по телевизору видела, это раз плюнуть, а то её все хотят убедить что ребёнок Юры, даже мать родная туда же, "будь ближе к дитю", старая дура, ишь, хозяйкой дома себя считает, одной ногой в могиле, а туда же.
-Чего ребёнок орёт, Оль?-вышла из комнаты Люба,-Заболел или может мокрая?
-Нет, не мокрая,-ответила няня,- и похоже не больна.
-Но кричит, аж уши позакладывало. Успокой!-приказала Люба,-Тебе за это деньги платят.
-Знать бы чего плачет, так ведь не скажет, маленькая. Хуже нет вот так гадать.
Потому как девочка сучила ножками, Люба поняла, у ребёнка болит животик.
-Дай микстуру от живота и положи тёплую тряпочку на животик, прогладь утюгом и положи. Я Юре всегда так делала.
-Подержите пока я пелёнку проглажу,-сказала Ольга и передала Машу Любе.
Люба хотела уйти, но машинально подставила руки. Девочка кричала выгибаясь, Люба плотнее прижала её к себе, видимо тепло Любы передалось девочке и вздрагивая и всхлипывая, она стала успокаиваться. Накричавшись, ребёнок начал дремать.
-Не нужна твоя тряпка,-строго сказала Люба няне,-пока тебя дождёшься... Засыпает она.
-Давайте я уложу её в кроватку.
-Не надо, пусть крепче уснёт, я сама её положу.
Глаза ребёнка закрыты, но она продолжает вздрагивать во сне. Любе казалось положи она её в кроватку и крик ребёнка не заставит себя ждать. Похоже Маша пригрелась от её тела и успокоилась. "Почувствовала родную кровь?" - подумала Люба и сразу же отогнала эту мысль.
Девочка перестала вздрагивать, краснота от крика ушла с её лица ,щёчки разрумянились от сна и тепла тела Любы. Люба как будто впервые увидела ребёнка. И да, да, Любе показалось она держит на руках маленького Юру, бровки домиком, как у Юры, губки пухлые и нижняя немного оттопыренная, как будто обиженная, точь- в -точь как у Юрочки. Губы Любы потянулись к лобику Маши и коснулись его, пахнет маленьким Юрой.
Уголки губ Любы подёргиваясь задрожали, покатились слёзы и качая Машу, она запела ей колыбельную.
Няня была ошарашена и озадачена поведением хозяйки, до этого времени она даже не смотрела в сторону девочки, как будто той не существовало. Она знала, что Маша внучка Любы, а как ей известно, потому как няней она работает не первый год, бабки и деды любят своих внуков до безумия и няню контролируют похлеще самих родителей, а тут такое безразличие со стороны бабки и опять удивление. Почти пять месяцев Любовь Борисовна игнорировала ребёнка, а тут, вдруг... Для неё, для няни, лучше бы так и продолжался игнор хозяйки к ребёнку, работать одно удовольствие. Не лезет, не контролирует её, не учит. Хозяин придёт с работы, понянчается с час с девочкой, а в остальном для няни полная свобода. Никогда она такую спокойную работу не имела, потому насторожилась. Неужели Любовь Борисовна начнёт неусыпный контроль над нею? Надо хозяину сказать что-то такое, чтобы он запретил жене подходить к ребёнку, что-то такое, чтобы раз и навсегда отрезать её контроль над ребёнком, а значит и от неё.
-Любовь Борисовна... Не знаю, говорить Вам или может это не моё дело,-начала няня свой хитрый разговор,-Но если бы это не касалось Маши, я бы молчала, не моё дело, но так как я ответственна за ребёнка, я не могу умолчать.
-Да говори уже. Что сделала Люба?-устало посмотрел на няню Григорий.
-У Машеньки были колики, животик болел, она долго кричала. Любовь Борисовна подошла и выхватила у меня из рук Машу, начала кричать и трясти ребёнка, требуя чтобы она успокоилась, как будто ребёнок что-то понимает. Такой злой я не видела Любовь Борисовну. Я очень испугалась за Машу, пыталась забрать её у хозяйки, но та не отдавала её . Господи, как же я испугалась. Могло бы случиться... Неизвестно что могло бы случиться. Если я ответственна за ребёнка, Григорий Ильич, то Вы должны как то повлиять на Любовь Борисовну, в противном случае, мне придётся Вас покинуть.
Няня видела, по мере того, как она говорила, выражение лица Григория Ильича менялось. Он только что улыбался и возился с Машей, а сейчас, злой, ужасно злой, таким Ольга ещё не видела хозяина, отдал ей Машу и ушёл.
-Ты что Гриш?-Люба смотрела на искажённое злостью лицо мужа.
Он ничего ей не сказал, но по его лицу она поняла, ничего хорошего её не ждёт
-Я запрещаю тебе даже подходить к ребёнку,-сквозь зубы процедил Григорий.
-А что...?
-Я сказал-ты меня услышала.
-Я ничего не поняла, Гриш, за что такая немилость? За то что я спела Маше колыбельную?
Бешенство Григория не давало ему слышать Любу.
-Заткнись! Не дай Бог ещё раз тебе подойти к Маше. Узнаю, отправлю тебя в психушку. Из дома не выгнал, но вижу по тебе психушка плачет.
Громко хлопнув дверью, он вышел из комнаты Любы. Злость переполняла его. "Эта идиотка может навредить ребёнку,-только эта мысль крутилась в его голове,-С этим надо что-то делать".
Он открыл бар, достал бутылку коньяка и выпил почти полбутылки.
"Леся, надо просить Лесю принять Машу, иначе..." Он уже не хотел думать что может быть с Машей рядом с одержимой Любой, ему просто надо спасти ребёнка.
Люба вышла, чтобы поговорить с Гришей, но увидела его за бутылкой коньяка. Когда Гриша выпивши, никакие разговоры с ним лучше не вести, он не слышит слова других.
Она ушла в свою комнату и из окна увидела, как Гриша вышел со двора.
-Я не смогу,-прошептала Леся,-Григорий Ильич, вы просите о невозможном.
Она вытащила руки из под лица Григория и подняла их, не находя им место. Подол халатика поднялся и лицо Григория оказалось на коленях Леси.
Она хотела оттолкнуть его от себя, но почувствовала его горячее дыхание, которое от колен поднималось всё выше и выше.
Она хотела всё это остановить, неправильно это, но её наполняло желание, желание от которого ей уже не уйти. А надо ли уходить? Ноги её медленно раздвигались и Григорий понял, это призыв к действию. Он целовал её ноги, она часто дышала, всё её тело горело от желания. Есть ли тому оправдание что сейчас с нею происходит? Есть. Она молода, это самое веское оправдание. Она молода и у неё со дня смерти не было мужчины. Юра умер, а она жива. Он умер с любовницей, так почему же она должна себя останавливать? Григорий Ильич отец Юры? Ну и пусть. Что случится от разового с ним секса ? Ничего. Она устала представлять с собой в постели умершего мужа, устала. Ей нужен живой мужчина, который бы вошёл в неё и погасил бы огонь горевший внутри. Иначе этот огонь сожжёт её заживо и возможно, отдавшись другому мужчине её уже не будет так терзать предательство Юры. Она уговаривала себя и уговорила.
-Я хочу Вас, Григорий Ильич,-хрипло прошептала Леся.
-Повтори,-попросил он, всё дальше и дальше проникая поцелуями в её тело,-скажи ещё, прошу тебя.
-Я хочу Вас.
-Любк, ты что, так обиделась? Глаз к матери не кажешь, -позвонила мать Любе,-последнее дело обижаться на мать. Я твоих любимых вареников с вишнями натаганила. Такая сильная ранняя вишня сегодня, приходи, вареников поешь и вишни домой насобираешь. Придёшь?
-Не знаю, -устало произнесла Люба.
-Приходи. Чего ты не знаешь? Сдохну, апосля будешь корить себя, что у матери редко бывала.
-Хорошо, сейчас приду.
-Ну как варенички? -улыбнулась мать.
-Вкусно, как всегда,-отозвалась Люба.
-Люб, ты насильно улыбаешься, как будто кто тебе рот твой корёжит. Дитё ты моё несчастное,-на глаза матери навернулись слёзы и она обняла Любу,-Любонька моя, кровиночка, ну если правда так уж невтерпёж с ним жить, уходи от него ко мне. Уж как нибудь...
-Нет, мам, теперь уж никуда не уйду,-вздохнула Люба и погладила мать по морщинистой руке,-Никуда, мам. Чего это ты вдруг решила меня к себе пустить?
-Ты же на улицу не выходишь, ничего не знаешь, Люба. "Дом горит-коза не видит".
-Не поняла. Ты о чём , мам? Какая коза?
-Ты и есть коза. У тебя дом, твой дом в огне, а ты...
-А я?-Люба тревожно посмотрела на мать.
-Говорила я тебе, нельзя из супружеской койки уходить. Ты ушла, а её другая заняла.
-Кто?-Люба напряглась,-Ольга? Няня?
-Нет,-отрицательно покачала головой мать,- Леська, Люба, Леська. Не так уж ты была и не права, когда на неё думала.
-Да нет, мам, нет. Может он бы и не прочь, но... Там Феденька, мам,-с надеждой посмотрела на мать Люба.
Она задумалась и переведя взгляд с матери на пустую тарелку из под только что съеденных вареников. Остатки вишнёвого сока в тарелке показались ей кровью.
-Чья это кровь?-спросила Люба.
-Где? Какая кровь?-удивлённо приподняв брови, спросила мать.
-В тарелке,-взглядом указала Люба.
-Люб, ты что?
-Это, мам, моя кровь. Они думают выпить у меня всю кровь, а не выйдет мама, не получится. Мы ещё посмотрим чья это кровь будет, посмотрим.
-Люба,- испугалась мать,-Люба.
-Откуда сорока на хвосте принесла столь значимое событие?-криво улыбнулась Люба,-Говори уже, не томи.
-Нюська, соседка Леськи, говорит, повадился Григорий к своей сношеньки, довольный от неё уходит, а Леська после кажного его ухода постельное стирает. По три-четыре раза за неделю постельное вывешивает. Где видана такая чистоплотность? А? Вот и я говорю и люди говорят, как ни стирай свою постель, не отбеливай, а такую грязь не смоешь. От людей не скрыться. Ох, Люба, Юру они винили, да опосля такого срама Гришки с Леськой вовек не отмыться. И как она думает жить дальше в нашем селе?
-Как до этого жила, так и будет жить,-устало произнесла Люба.
-Не скажи, так, да не так, она к Гришкиным фермам и заводу подбирается, своей ман...ой у Гришки всё и выманит. Пока "коза" ничего не видит, она этого старого козла к рукам и приберёт, попомни мои слова, Люба. Думаешь он ей нужен? На кой он ей, хрен старый? Ей ваше добро нужно, да месть в её душе гнездится, отомстит она и вам и нам за измену Юрика, ой отомстит. Привёз её Юра на наши головы и на свою голову привёз. Женился бы на нашей сельской Катьке, горя бы не узнали, а так... Со всех сторон от неё горе.
Домой Люба шла с тяжёлым сердцем. Одно дело думать, подозревать, другое-знать наверняка. Это она закрылась от всего в своей комнатке, потому ничего не знает, а от людей не закроешься. Людям всё равно что ты чувствуешь, вывалят тебе всю правду-матку, а правда она такая бывает, как будто в грязи вываляли этой правдой, да так вываляли-не отмыться.
-Во, чего это ты?-удивился Григорий, придя с работы.
Люба наводила порядок в их спальне. Выставила на комод иконы, фотографию Юры и стоя на стуле, мыла окно. Её тучное, неповоротливое тело не было привлекательным, как тело Олеси и на фоне окна смотрелось старым, усталым. Её в любую минуту могло качнуть и она полетит со стула на пол.
" Ну ничего, дальше пола не полетит,-подумал Григорий,-набьёт синяк, не более того." Это он Лесю подхватил как пушинку с подоконника, а Люба... Её он подхватывать не собирается, она своей массой тела снесёт и его и близлежащую мебель.
-Слезь, пока не полетела,-сказал Григорий и брезгливо отвернулся от жены,-Я найму человека, чтобы прогенералил в доме.
Люба послушала мужа, неуклюже спустилась со стула и вздохнув присела на стул.
-Да я уже помыла окно,-сказала она,-комнату для няни с Машей освободила, чтобы поближе к нашей комнате была. А то на втором этаже, Бог знает что она там с ребёнком делает.
Григорий удивлённо смотрел на жену. С каких таких пор такая забота о Маше?
-Знаешь, Гриша, можешь мне не верить, но эта Ольга не внушает мне доверия, какая то она холодная, как рыба замороженная. Мне кажется она Машу не любит, её твои деньги прельщают.
-Кто б говорил,-зло усмехнулся Григорий Ильич,-А ты прямо без памяти от любви к Маше.
-Ты сам не разрешаешь к ней подходить, но Гриш, я что по твоему, опасна для ребёнка?
-Не знаю,-искоса посмотрел на жену Григорий,-что-то новенькое в твоём репертуаре.
-Не знаю что тебе наговорила Ольга, но после того, как я успокоила Машу и спела...
-Я знаю, как ты её успокоила, потому лучше ты заткнись и не заговаривай о Маше. Вижу, что няня ни к чёрту, но ребёнку худого она не сделает. Может в скором времени так случится, что Машу будет воспитывать другая женщина.
Нет, надо не дать развиться мысли Григория, надо не дать сказать ему, что Маша скоро окажется у Леськи, Люба понимала к чему он клонит и она не даст ему договорить.
-Мне к маме нужно сходить,-перевела разговор Люба,- вишни собрать, вишни поспели. Для Маши киселик будем варить, компотик,-улыбнулась Люба,-Помнишь, как Юра любил кисель? Просил:" Мама, дай кисей" и зажмуривал глазки, показывая как он сильно хочет киселя. Помнишь, Гриша?
-Помню,-ответил Григорий и поторопился уйти от бредней Любы.
"Из одной крайности-в другую. От ненависти к ребёнку и прямо заботой воспылала,-подумал Григорий, -совсем у бабы крыша едет."
-Я вот когда пела Маше колыбельную, у неё глазки закрытыми были, ну точь-в-точь как у Юры,-сказала Люба в спину мужа, который старался не слышать её и последнюю фразу он не услышал.
Продолжение следует. Жду ваши отклики на главу рассказа, дорогие мои читатели. Если рассказ нравится, не забывайте поставить лайк. С уважением к Вам, ваш автор.