рассказ
В детстве и всегда мама называла меня Любочкой, а папа — Любашкой. В школе меня звали Люба, иногда — Любка, но это было беззлобно. Егор, бывало, кричал: «Любанька, дай списать по алгебре». Мне ужасно не нравилось производное от Любы – Любанька. Это для меня было какой-то обзывалкой. И я сначала брала клятву с Егора, что он не будет меня так называть, а потом уж давала списать. Почему я об этом рассказываю? Мне никогда не нравилось моё имя. Про Екатерину снимают фильмы, про принцессу Диану — документальные ленты, даже имя Валентина стало известным, когда его обладательница побывала в космосе. А я просто Люба. И всё, что мне досталось — это стихотворение Агнии Барто: «Синенькая юбочка, ленточка в косе. Кто не знает Любочку — Любу знают все». Вот и всё.
В классе мне нравился один мальчик - Вадим Терентьев. Но я точно знала, что ему нравилась Ева, наша одноклассница. А чем она была лучше меня. У меня и коса была длиннее, и глаза красивее. Но только её отец был директором завода, а мои родители рабочими на этом заводе. И новыми вещами она хвасталась каждую неделю, а я ходила уже третий год в одной и той же форме.
Однажды я у мамы спросила, почему меня так назвали. Она ответила, что назвали меня в честь моей прабабушки Любови.
- А родственников с другим именем у меня не было, - поинтересовалась я, например, Евы.
- А чем тебе Любовь не угодила, это вообще-то самое прекрасное чувство на земле, - с обидой в голосе произнесла мама.
-Спасибо, что не Евлампия, - пробурчала я.
- Вообще-то, дочь, запомни - продолжила она, - не имя украшает человека, а человек имя.
В то время я об этом не задумывалась. Я даже размышляла о том, чтобы сменить имя, когда буду получать паспорт. Но я понимала, что папа не простит за это, и решила оставить всё как есть.
Я уже отучилась 6 лет на педиатрическом факультете, и теперь училась в ординатуре по специальности «хирургия». Уж очень мне хотелось стать хирургом и прославить своё имя.
Однажды осенью, не той осенью, когда медово-рыжие листья падают на землю, а в воздухе летают паутинки, а осенью, когда слякоть и грязь, когда уже летят не паутинки, а снежинки, я, зябко кутаясь в воротник своего пальто, возвращалась из института. Я уже замёрзла и хотела поскорее вернуться домой. Большие лужи с отражениями домов и деревьев замедляли меня, а не помогали идти быстрее. В одной из таких луж застрял блестящий чёрный автомобиль. Водитель безуспешно пытался разогнать машину, но задние колёса прокручивались, разбрызгивая грязную воду. Из машины вышел молодой человек, который, казалось, сошёл со страниц модного журнала. Он огляделся, оценил ситуацию и сразу же помрачнел. Затем он посмотрел на меня, так как, кроме меня, в радиусе 200 метров никого не было.
-Девушка, можно вас, - обратился он ко мне.
В моей сумке лежало три толстых учебника по общей и военно-полевой хирургии. Это, примерно, как один кирпич. Поэтому я смело шагнула к парню. С кирпичом в сумке чего бояться.
— Девушка, не могли бы вы мне помочь? — с надеждой в голосе спросил молодой человек, когда я подошла.
— Вытолкнуть машину? — пошутила я.
— Да, вообще-то, именно это, — смутился молодой человек.
- Вы сядете за руль, включите первую передачу, давите газ, отпустите сцепление…
По мере того, как он продолжал, у меня волосы вставали дыбом. И я, тараща на него глаза, и забыв, что надо прятать свои резиновые сапоги, которые по сравнению с его лакированными туфлями смотрелись как-то не очень, заикаясь, спросила: «А вы, что будете делать?»
Он посмотрел на меня как на сумасшедшую и сказал: «Как что, раскачивать и толкать автомобиль».
- Вы уверены, что у нас всё получится? Я никогда не водила машину и даже не сидела за рулём.
— Не волнуйтесь, — успокаивающе произнёс парень. — Я вам всё объясню и покажу.
Я положила сумку с книгами на соседнее сиденье и села за руль. Ученицей я была отменной, не даром я оттрубила целых шесть лет и замахнулась на ещё два. Через полчаса серо-грязный автомобиль стоял на асфальте, а хозяин в таких же «чистых» туфлях и брюках стоял рядом и не знал, как меня благодарить.
— Вы мне очень помогли, — заглядывая мне в глаза, сказал молодой человек. — Куда вас подвезти?
От такого внимания я растерялась и только кивала, словно выброшенная на берег рыба.
- Вас как зовут, - видя моё замешательство, - снова спросил парень.
- Ева, - то ли от избытка эмоций, то ли от желания ему понравиться, выпалила я.
- Очень приятно, а меня- Вячеслав. Так вас куда подвезти? — настойчиво спрашивал мужчина.
- Лесная, 5, - соврала я.
Я жила на улице Рабочей, 17, в обычной пятиэтажке. Рядом с нами строился новый микрорайон, а в десятиэтажном доме на Лесной, 5 жила мамина подруга.
— Ну что ж, поехали, — сказала я.
Машина остановилась на Лесной, 5. Из неё вышел молодой человек и, как и полагается джентльмену, открыл передо мной дверь, чтобы помочь выйти.
Я вдруг почувствовала всю убогость своего вида: вязанная шапка, старое пальто непонятного цвета, тряпичная сумка с книгами. Но Вячеслав, казалось, не замечал моей одежды, он посмотрел мне в глаза, взял за руку, легонько её пожал.
«А давайте завтра в семь встретимся здесь?» — неожиданно предложил он.
«Давайте встретимся», — осмелев, ответила я. — «До завтра».
Он помахал рукой и сел в машину, которая тут же уехала. Я шла домой, словно на крыльях. Мама сразу заметила мой придурковатый вид и спросила: «Что случилось?»
- Да ничего, мам, просто настроение хорошее, - ответила я и убежала в свою комнату переваривать произошедшее.
На следующий день подкрасившись, и надев своё лучшее пальто и сапоги я пошла на свидание. От моего дома до микрорайона идти было минут десять. Я шла не торопясь, чтобы не прийти раньше Вячеслава. Его автомобиль я заметила еще издалека. Он вышел из машины и стоял с букетом цветов в ожидании меня.
— Здравствуйте, Ева! — подошёл ко мне молодой человек и протянул букет из маленьких ярко-красных розочек.
Я поднесла цветы к лицу и улыбнулась парню.
— Спасибо, Слава. Можно вас так называть?
— Конечно, - ответил он.
Мы отправились на набережную и гуляли там долгое время, несмотря на холодную погоду. Потом зашли в кафе, где, сидя за маленькими чашечками кофе, продолжили нашу беседу. Слава был старше меня на два года. Его отец был военным, и они часто переезжали с места на место. Наконец, они обосновались в нашем городе. Вячеслав работал юристом на нашем заводе. Я рассказала ему о своих родителях, о том, что они когда-то тоже работали на этом заводе, а теперь уже на пенсии.
С ним было легко и приятно общаться: мы могли гулять, молчать, слушать шум ветра и ловить снежинки, звонко смеясь. Каждый день я обещала себе, что завтра признаюсь, что зовут меня вовсе не Ева. Но наступало завтра и было так хорошо рядом с ним, что мне не хотелось ни в чем признаваться и портить счастливые моменты. Но всё- таки моя ложь выбралась наружу и испортила всё, чем я так дорожила.
Это было воскресенье. День выдался необычайно тёплым, как будто осень перед началом зимы решила сделать нам подарок. Мы отправились в парк. Дорожки были усыпаны коричневыми листьями, а воздух был кристально чистым и свежим.
На фоне синего неба дорожки, покрытые листьями, и деревянные скамейки выглядели как картинка из календаря, который висел у нас дома. Мама не давала его выбросить из-за этой самой фотографии, хотя год на календаре уже прошёл. Листья шуршали под ногами, и мы радовались, как дети, наслаждаясь ароматами осени.
Вокруг нас проходили парочки и мамы с колясками, но мы были настолько поглощены друг другом, что не замечали никого вокруг.
— Люба, привет! — услышала я голос, который, казалось, доносился из другого мира.
— Люба, это я, Лена. Не узнала меня?
Конечно, я узнала её. Это была моя одноклассница.
— Привет, Лена, как дела? — спросила я безжизненным голосом. — Давай потом как-нибудь встретимся и поболтаем.
Лена попрощалась и ушла. Слава посмотрел на меня с тревогой и спросил:
— Почему она назвала тебя Любой?
Я ответила сквозь слёзы, которые внезапно покатились из моих глаз:
— Потому что я и есть Люба, а не Ева. Я просто Люба, понимаешь? И живу я не в новом микрорайоне, а в пятиэтажке на улице Рабочей, дом 17.
Я побежала по дорожке, плача, пытаясь убежать от своего любимого человека и от своего вранья. Я рыдала от стыда и хотела провалиться сквозь землю. Слава смотрел на меня, не понимая, что происходит. Он пытался что-то сказать, но я его уже не слушала.
Мама, видя моё состояние, не стала ничего спрашивать. Я долго сидела в ванной, обливаясь водой, словно она могла смыть мой стыд перед человеком, которого я любила больше всего на свете.
Мама жалела меня, и от этого мне становилось только хуже.
«Понимаешь, я солгала тому, кто верил мне и делился со мной своими переживаниями. Что он теперь подумает обо мне? Что я врушка», — объясняла я маме.
«Если любит, то простит», — убеждала она меня.
Слава не пришёл ни на следующий день, ни через неделю. Напрасно после занятий я бежала вниз и спрашивала у вахтёра, не приходил ли кто-нибудь, не искал ли меня. Напрасно кружила у того места, где мы впервые встретились. Я, конечно, знала, где он работает, но пойти к нему с оправданиями, было выше моих сил.
- Вся в отца, гордая, - говорила мама.
Преподаватели ругали меня за то, что я не слушаю их и не сдам зачёты. А мне было всё равно. Без Славы я не знала, как жить.
Теперь я осознала, что не имеет значения, как тебя зовут: Ева, Люба, Таня или Надя. Важно быть хорошим человеком. Однако я поняла это слишком поздно.
На курсе объявили набор добровольцев для поездки в Спитак. Там произошло землетрясение, и пострадало много людей. Завтра вылетит самолёт с медицинским персоналом. Всех желающих просят подойти в деканат. Не раздумывая, я сразу же согласилась. Родители, видя моё воодушевление, не стали меня отговаривать.
«Пусть поедет, это будет ей на пользу», — слышала я, как папа говорил маме.
Нас поселили в общежитие по три человека в комнате. Обустраивать жильё было некогда. Мы занимались перевязками пострадавших, и меня, как будущего хирурга, допустили ассистировать во время операций. О Славе я тогда совсем не думала. Меня ужасало количество человеческих страданий, боли и потерь близких. Мне самой хотелось плакать, но я собирала все свои силы, чтобы помочь людям.
Домой мы приходили только к ночи и падали на кровать, даже не дождавшись своей очереди в душ. Ночь проходила без сновидений. Я была благодарна этому времени, которое закалило меня и сделало сильнее.
Не помню, сколько дней прошло с момента нашего прибытия в Армению: три или четыре. Возвращаясь в общежитие без сил, мечтая только о том, чтобы добраться до кровати, я увидела Славу. Он шёл мне навстречу, улыбаясь.
- Ева, ой Люба, - поправился он, наконец-то я тебя нашёл. Прости, что так долго не появлялся, я всё объясню.
- Прости, Слава, но сейчас не время для объяснений и прогулок, здесь люди умирают, - сказала я и пошла дальше, как будто его не было.
Позже, сидя на своей кровати, я ужаснулась своему поступку. Я была так жестока! Слава преодолел расстояние в тысячу километров, приехал ко мне, нашёл меня, простил обиду. А я так поступила: не выслушала его, не дала возможности объясниться и не объяснила ничего сама. Соседка по комнате несколько раз обозвала меня дурой, и я даже не обиделась на неё.
Я вызвала такси и поспешила в аэропорт, чтобы найти там Славу. Я осматривалась по сторонам, но его не было видно. Тогда я попросила объявить по громкой связи, что Ветлугина Люба ожидает Вячеслава Зотова у информационного бюро. Объявление повторяли несколько раз, но Слава так и не появился. Возможно, его не было в аэропорту, а может быть, он не хотел меня видеть.
Я работала как машина: накладывала швы, обрабатывала раны. Мои руки делали свою работу, а мысли были рядом со Славой. Я ругала себя и обзывала последними словами, чтобы хоть как-то облегчить своё состояние.
— Любовь Александровна, зайдите, пожалуйста, в ординаторскую, — позвала меня медсестра.
В кабинете меня уже ждал главврач Тихон Ильич.
— Ну что, Ветлугина, вы сейчас свободны? — спросил он.
Я кивнула, не понимая, что происходит.
— Тогда идите в седьмую палату. Там один пострадавший, привезли сегодня. Он хочет видеть вас, говорит, только вы можете его вылечить. Посмотрите, в чём дело, потом сообщите. Я видел вас в работе, вы очень талантливы, не каждый врач так сможет. За такими врачами — будущее. Ну идите, не заставляйте больного ждать.
Я пошла в палату, ничего не понимая. На кровати весь в бинтах лежал Слава, мой Слава. Я сразу его узнала. Я обнимала и целовала его забинтованные руки, а слёзы лились бурным потоком и капали на его лицо.
- Не плачь, не плачь, милая моя Любушка – голубушка. Кости заживут, и я тебя на руках ещё буду носить, вот увидишь.
Оказалось, что у Славы были сломаны руки и нога. Он не уехал в тот день, а решил стать волонтёром и помогать разбирать завалы. Я не возвращалась в общежитие ночевать, а спала рядом со Славой на раскладушке, любезно выделенной мне персоналом больницы. Я ухаживала за ним и другими больными, кормила и поила их. Слава шёл на поправку.
- Почему ты не пришёл сразу, - спрашивала я его?
Он объяснил, что его мать попала в больницу. Когда отец возвратился из командировки и подменил его, он смог меня найти. В институте ему сообщили, что я улетела в Армению, и он сразу же туда отправился.
Мы возвращались домой вместе. Слава сделал мне предложение и заявил, что моё имя — самое прекрасное на свете.