Ближе к Новому году в детдом стали наведываться посетители: спонсоры, волонтёры, чиновники и будущие мамы с папами. Их всех встречал Семён Семёнович, и его словно подменяли другим человеком. В такие дни директор был услужлив, вежлив, очень тактичен и обходителен. Марта обожала это время, потому что в их приюте появлялись новые лица, а ей так не хватало новых лиц!
Девочке хотелось, чтобы гости излучали радость и веселье. Потому что бывали и такие, кто лил слёзы и прижимал к себе детей, захлёбываясь от рыданий. Ничего приятного, если незнакомый человек плачется тебе в кофту, да ещё держит так крепко, словно хочет задушить. За спонсорами, волонтёрами и чиновниками всегда шли потенциальные мамы и папы: они смотрели на малышей, стремясь найти себе подходящего, краснея и как будто стесняясь.
Будущие родители всегда были робкими и нерешительными. Попадались и такие, которых Семёну Семёновичу буквально приходилось водить за ручку. Другие детей боялись, как огня, а третьи — пытались с ними разговаривать, будто с собачками. И искреннее удивлялись, если малыш трёх-четырёх лет мог осмысленно отвечать на, казалось бы, сложные вопросы.
Однажды Марта случайно подслушала разговор степенного мужчины в красивом пиджаке и его жены с напомаженным лицом:
— Вот тот, посмотри-ка, — говорил глава семейства, почти незаметно показывая на Якова. — Похож на меня, ты не находишь?
— Но мы ведь всегда хотели девочку! — возражала жена, надув губы. — Посмотри лучше на ту красавицу. Высокая, глазки голубые. Сразу видно, что в ней течёт благородная кровь! Как и в нас с тобой, дорогой мой.
— Ты что! — перебил её муж таким громким шёпотом, что его могла услышать половина детского дома. — Вот эта, с позволения сказать, красавица?! Господин директор сказал, что за ней отмечено девиантное поведение! Ни в коем случае: преступники в семье нам не нужны.
Что такое девиантное поведение, Марта понятия не имела. Но охотно верила, что директор может сказать любую гадость, лишь бы из приюта не забирали определённых детей. Конечно, из-за возраста Марта многого не могла осознать. Например, почему с одними детьми директор расстаётся так легко, других даже сам пытается пристроить, а третьих — оставляет при себе?
В этом должна была быть логика, но она не могла её уловить. Впрочем, педагогических навыков у мужчины было не отнять. В тот снежный декабрь Семён Семёнович решил блеснуть своим режиссёрским талантом и поставить настоящий спектакль — «Снежную королеву». Для Марты роли не нашлось, и она сидела в зрительном зале. Это большое помещение на сто удобных кресел, с очаровательной сценой — ещё одно достижение директора.
Хотя девочке довелось лицезреть генеральную репетицию, сам показ был великолепен. Теперь она мечтала, что когда-нибудь тоже сыграет Герду. Роль ей очень понравилась, особенно перевоплощение девочки. Рядом с Мартой, в зрительном зале, оказались те самые мужчина и женщина, что придирчиво обсуждали сирот несколькими минутами ранее.
— Ой, я бы взяла себе Кая! — восклицала женщина. — Какой актёр!
— Побойся бога, милая! — громко шептал муж. — Ему же десять лет. Если и брать ребёночка, то самого маленького. Чтобы он никогда не узнал о том, что приёмный.
Со всех сторон раздалось возмущённое шиканье. Марта была готова присоединиться к голосам недовольных. Но как раз накануне Семён Семёнович проводил с ней своё странное занятие, и теперь девочка не могла ни на чём сосредоточиться. Некоторые гости задавали ей вопросы, пытались познакомиться, но она не могла ничего ответить. Бродила и слушала, будто в полусне или в тумане.
Впрочем, некоторые гости могли быть настойчивыми. После спектакля к ней подошла красивая женщина с белыми волосами и голубыми глазами. Её сопровождал мужчина, которого Марта тут же прозвала в своей детской голове охранником. Он всё время озирался по сторонам, то и дело поправляя пиджак.
— Тебя ведь зовут Марта? — спросила женщина с улыбкой, присев. Девочка кивнула. — Меня зовут тётя Лина. Мы с моим любимым смотрели на деток и увидели тебя. Ты такая замечательная! Хочешь попить с нами чаю и поболтать?
Марта хотела ответить: да, я всегда ждала, чтобы кто-то из гостей взял меня за руку и отвёл в буфет. Мы бы говорили обо всём, а потом — стали бы мамой и дочкой. И уехали бы отсюда, далеко-далеко, куда только глаза глядят. Но язык прилип к нёбу и отказывался повиноваться. Поэтому вместо осмысленного ответа она только открывала и закрывала рот, как рыба.
— Так что насчёт чая? — спросила женщина испуганно. — Ты ведь пьёшь чай, милая?
Марта продолжала молчать, по-рыбьи открывая рот. Вдруг, будто из ниоткуда, возник Семён Семёнович со своей фирменной улыбкой, которой он всегда одаривал гостей. Он подошёл к красивой женщине и что-то прошептал ей на ухо. Но она, в отличие от других взрослых, не стала кивать и отходить от Марты, а отреагировала весьма грубо:
— Я ценю ваше участие, — сказала она. — Но я хочу поговорить с Мартой — и я поговорю. Игорь, принеси нам две чашки чая: одну большую, а вторую – поменьше.
Охранник посмотрел на директора ледяным взглядом, от которого тот нервно сглотнул. Игра в гляделки, как про себя назвала её Марта, продолжалась секунд пять, не меньше. Но Семён Семёнович проиграл: он моргнул, а потом — взял себя в руки, надел фирменную парадную улыбку, будто галстук, и произнёс самым назидательным тоном:
— Хорошо, что у вас есть своя голова на плечах, — сказал он. — Но не забывайте, кто тут главный. В другой раз таких агрессивных гостей я могу и не пустить на порог нашего славного дома…
С этими словами он удалился, а к Марте, которую ситуация немного напугала, вернулась речь. Девочка вдруг поняла, что хочет быть такой же, как и эта красивая женщина, когда вырастет. Чтобы гордо и смело отвечать директору на все его требования. И не шептать на ухо, а говорить вслух: так, чтобы все услышали. Она сглотнула, посмотрела на незнакомую тётю и произнесла шёпотом:
— Марта. Меня зовут Марта. Я люблю зелёный чай.
— Ну, Игорь уже пошёл… Если он принесёт чёрный, скажу, чтобы поменял.
— Чёрный тоже подойдёт. Я любой пью, лишь бы с сахаром.
— Марта, девочка моя! — всплеснула руками женщина. В этой улыбке было что-то тёплое и родное. — Вас тут, наверно, в чёрном теле держат. Но ты не бойся, я тебя не укушу. Мы просто поговорим немного, поиграем… Ты какие игры любишь, милая?
Каждый раз, когда нашествие гостей заканчивалось, Семён Семёнович ощущал внутреннюю пустоту. С одной стороны, ему было лестно, что его детский дом на сто воспитанников — лучший если не во всём мире, то в стране — уж точно. Отсюда обездоленные мальчишки и девчонки выходят подготовленными к жизни: если не полностью, то во многом.
— Ведь в чём главный минус детских домов? — вопрошал Семён Семёнович публику на совещаниях и семинарах, рассказывая о достоинствах своего детища. — Там ничему не учат! Воспитатели готовят, убирают, стирают и гладят одежду, решают бытовые вопросы. В результате мы получаем не взрослого, а большого ребёнка.
— Какая глубокая мысль! — восклицал кто-нибудь, и директор кивал. Он обожал, когда его слова находили отклик у публики.
Семён Семёнович знал, владел вопросом изнутри, ведь он и сам вырос в детдоме. Годы жизни, которые он не отказался бы вычеркнуть из памяти, следовали за ним по пятам. Отвратительная еда, жёсткие кровати, насилие — всё это было в избытке. Он стал крепким, как хлебная корка, и таким же чёрствым.
А заодно — обзавёлся целью сделать другой детдом, где всё было бы иначе. Ведь он, в отличие от большинства своих сотоварищей, не начал прикладываться к бутылке, не сел в тюрьму и не превратился в бомжа. Семён до сих пор вспоминал, как будучи зелёным педагогом с трепетом представлял свой проект большой комиссии:
— Детский дом, который я вижу, — говорил он тогда. — Это и не детский дом совсем. Это просто дом. Место, где старшие заботятся о младших, где дети сами и готовят, и убирают, и стирают. И учатся. После такого дома, убеждён, у каждого появится семья.
— А финансы — откуда возьмёшь? — презрительно спрашивал какой-то начальник, даже не утруждаясь перейти на «вы». Неуважения к своей персоне Семён не терпел с юных лет, но тогда он ещё был вынужден пропускать подобные выпады мимо ушей.
— Есть у меня одна мыслишка, — прошипел он в тот раз. — Да вот не знаю, с какой стороны зайти, чтобы бестактным не показаться…
Именно его боевой настрой тогда зацепил совершенно другого чиновника, который спустя год и дал добро на рискованный проект. И ни разу не пожалел о своём выборе. «Чёрный Дрозд» стал знаковым проектом, который отныне любят записывать в свои достижения самые разные чиновники и политики.
К тому моменту Семён, выпускник педагогического вуза с семилетним стажем, не имел никакого управленческого опыта. Он не знал достоверно, что такая бухгалтерия, откуда в бюджетном учреждении берётся еда и предметы первой необходимости. Но в своём идеальном детдоме он видел совсем другую иерархию, с одним-единственным начальником. Вот что было для Семёна по-настоящему важным.
Только он, мамы-воспитатели и младший обслуживающий персонал. А крамольная мысль, которую одобрили на самом верху, заключалась в том, чтобы управлять финансами детей-сирот. Ведь далеко не все мальчишки и девчонки были нищими, как церковные мышки.
За одними оставалась недвижимость, за другими — активы родителей. Тот самый покровитель собрал в его детдоме несколько детей, никому не нужных на первый взгляд. Но именно из-за них на счетах заведения оказывалась сумма, которой можно было распоряжаться в интересах «Чёрного Дрозда». Всё шло просто замечательно: почёт, уважение, финансовые ресурсы, о которых только можно мечтать. Но вчера…
— Это неслыханно! — кричал он, сидя в своём кабинете. — Неслыханно!
— Подумать только! — восклицал Семён Семёнович, обращаясь неведомо к кому. Эти толстосумы, эти выскочки хотят забрать мою маленькую принцессу!
Его золотце, которому он посвятил целых пять лет собственной жизни. И посвятит ещё больше! Именно ради неё он отказался от карьеры — пусть и на время. Ради неё придумывал всё новые и новые способы обучения. И чем Марта отплатила ему? Полным предательством.
«Чёрный Дрозд» выгодно отличался от других детских домов. Здесь, например, был собственный автобус, который возил детей на экскурсии или на озеро летом. Семён Семёнович умел договариваться со знаменитостями — актёрами, музыкантами, блогерами, которые посещали детдом и занимались с малышами. Не так часто, как хотелось бы, но это лучше, чем ничего. Марте, впрочем, сравнивать было не с чем: сколько себя помнила, она всегда жила тут.
— О чём ты с ними болтала? — грозно спросил директор. — Отвечай быстро!
— Я не помню, — честно призналась Марта. — Говорила тётя. А я... А я после вашего занятия... Двух словах связать не могла, если честно.
Директор покраснел и начал хватать ртом воздух, совсем как она вчера. Но он быстро взял себя в руки и продолжил свой допрос:
— Надеюсь, ты им не раскрыла наш секрет? — произнёс Семён Семёнович, и в его голосе девочка услышала непривычные нотки. Ему страшно?
— Нет, — ответила Марта. — Конечно же нет.
— Ты же ничего не помнишь!
— Это — помню. Про вас мы точно не говорили, — сказала Марта.
— Вот и хорошо. Будь умницей. А к этой тёте больше не подходи, слышишь?
— Почему? — удивилась девочка. — Она сказала, что хочет меня забрать. Меня — забрать, представляете?
Ей хотелось рассказать директору, что у неё появилась надежда на собственный дом. В нём она уже увидела собственную комнату: совсем небольшую, хватит только поставить кровать, стол и шкаф для игрушек и одежды. Но ей этого будет вполне достаточно: много ли надо человеку для счастья. Впрочем, директор не был готов выслушать её и уж тем более — разделить надежду на счастье.
Подавив в себе желание картинно разозлиться и закричать, Семён Семёнович рассмеялся. Он взял Марту, посадил её к себе на колени и начал рассказывать о том, какие взрослые — коварные. Что они подарят надежду, наполнят её юное сердце ожиданием, а потом — предадут. Это звучало убедительно, ведь директор — такой опытный человек, и он разбирается буквально во всём.
— Но почему? — спрашивала девочка, вся в слезах. — Но зачем? Что я ей сделала, чтобы она меня предала?
— Ничего не сделала, но в этом вся соль. Предадут просто потому, что могут! — с улыбкой отвечал директор, вытирая сиротке слёзы. — Давай, повторяй за мной, малышка…
И он опять начинал произносить слова, от которых у Марты по коже бегали мурашки. Но потом ей вдруг стало хорошо и спокойно, и она стала говорить то, что от неё хотел услышать Семён Семёнович. Даже без таблетки.
Игорь считал, что никогда не любил по-настоящему, и что в его сердце вообще нет места для светлого чувства. К тому же, в жизни был неудачный опыт, когда он вступил в брак, но оказался недостаточно состоятельным для жены. Она постоянно ругала его службу в органах, постоянные отлучки и дежурства по праздникам, нищенскую зарплату. А когда Игорь созрел для увольнения — собрала вещи и ушла.
Так он и остался — без службы и любимой женщины. Поэтому Лина стала для него спасением. И теперь ему предстояло или броситься в омут с головой, или исчезнуть из её жизни. Как поступить правильно, он пока не решил. Три дня у него ушло на то, чтобы осмыслить информацию, полученную в детдоме. Потом ещё немного времени, чтобы получить дополнительную. Его первый начальник и наставник по жизни всегда говорил: кто владеет информацией — тот и правит ситуацией.
— Мне этот Семён Семьянинович, откровенно говоря, странным показался, - говорил Игорь, попивая кофе. — И я — ты не поверишь — всё-таки решил под него копнуть. Только вот думаю: с какой стороны копать? Весь такой положительный…
— И что же ты придумал? — с нетерпением спросила Лина. Она восхищалась своим мужчиной, его смекалкой и самоотверженностью.
— Ну, долго томить тебя не буду: подкопался я со стороны финансов, — объяснил частный сыщик. — И, веришь ты мне или нет, это очень странный детдом. Очень странный.
— Что же в нём странного? — удивилась Лина.
— Если верить отчётности, то раз в год детишки питаются чёрной икрой, морскими гребешками. Ещё тут в ходу устрицы, мидии и креветки.
— Красиво жить не запретишь.
— За последние годы этот Пал-Палыч… В смысле, Семён-Семёныч купил для детдома дорогущий автобус, телескоп, целую коллекцию какой-то техники… Продолжать?
— Не понимаю, дорогой, к чему ты клонишь… — пожала плечами Лина. — Я ничего не понимаю.
— Я думаю, что всякие там деликатесы и прочие изыски до детдома не доезжают, — сказал он. — Просто списываются на него. Как и многие другие статьи расходов.
— Слушай, мне это ничего не говорит…
— Ты вот что пойми, Линочка, — сказал сыщик. — Если я рискую своей лицензией, если я копаюсь в этом, мне нужно быть уверенным, что ты от меня ничего не скрываешь. А ты, кажется, скрываешь.
— Клянусь, это не так! — чуть не закричала девушка с обидой. — Откуда вообще такие мысли?
— Сейчас объясню, — проговорил Игорь и потянулся за сигаретой. Потом вспомнил, что его женщина не любит табачный дым, и тут же отбросил пачку на стол. — Вопрос в том, откуда у этого Семёныча деньги на все эти развлечения. Так сказать, финансы, которые откуда-то можно получить, а потом — или потратить на роскошь, или вообще списать.
— Откуда? — спросила Лина.
Игорь задумчиво почесал подбородок. Либо его женщина действительно ничего не знала, либо мастерски изображала удивление. Впрочем, за полгода совместной жизни он изучил её вдоль и поперёк. И она совершенно не умела врать. Поверить ей, что ли? Броситься в омут с головой?
— У твоей племянницы, у этой Мирты-Марты — огромное наследство, — объяснил сыщик. — Семён Семёнович не может им пользоваться напрямую. Но вправе распоряжаться в интересах опекаемой. Я бы сам не запомнил, это мне юристы объяснили.
Наследство. Лина начала копаться в памяти. Точно, как же она не подумала? Она с Олей рано потеряли мать. Их разные отцы занимались ими, но без фанатизма. Никто из родственников не оставил бы им такой капитал, чтобы покупать автобусы, телескопы и чёрную икру. Должно быть, наследство относилось к мужу Ольги. Человек он был странный и таинственный — она про него толком ничего не знала. Его Ольга прятала точно так же, как и свою маленькую дочь.
— Пойми, Игорь, — сказала Лина со вздохом. — Я просто хочу забрать себе Мирту. Или Марту, как бы её ни называли: это для меня теперь непринципиально. Я очень люблю эту девочку. И мне плевать на её деньги, сколько бы их там ни оказалось. Пусть этот Семён Семьянинович, как ты его назвал, заберёт их себе и подавится. Мы вернёмся в Москву, будем вместе с Миртой рисовать, научим кататься на коньках… Разве это не здорово, Игорь?
— Ладно, ты меня убедила, — улыбнулся сыщик. — Ну, или я сам в это хочу верить. Только если мы в игре, то пойдём до конца. И этому директору не оставим ни цента. А деньгам, знаешь, ли, можно найти достойное применение.
— В смысле? — удивилась Лина. — Тебе что, нужны деньги? Игорь, мы ведь ни в чём не нуждаемся. Мои картины продаются, у тебя есть клиенты. Много ли надо человеку для счастья?
— Ты пойми, дело не во мне. Дело тут в принципах. Ну скажи, с какой стати деньги твоей племянницы должны осесть в карманах каких-то хитрецов? Когда есть те, кто их действительно заслуживает этот капитал.
— Не понимаю, к чему ты клонишь, — покачала головой девушка.
— Не бойся, дорогая, у меня есть план. Я всё хорошенько обдумал, посоветовался с юристами…
— Какой же план?
— Начало тебе точно понравится, — произнёс Игорь и встал перед Линой на колено.