За месяц малыши подросли. Мотя посоветовалась с мужем, и назвали мальчиков Ваня и Миша. Были они совершенно разные. Ваня - светленький и голубоглазый, как Мотя, а Миша - тёмный и черноглазый, в Егорову породу. Характерами малыши тоже отличались. Ваня мог проснуться и лежать молча, а Миша, как только открывал глазки, сразу начинал кричать.
Глава 49
После бегства Дашки, Егор присмирел. Слушался во всём Мотю, помогал, но корову доить жена ему не позволяла.
- Я сама подою, а то вдруг снова начнёт биться рогами и ногами. Тайка привыкла ко мне, стоит, как шёлковая.
- Тебе тяжело, ну-ка живот какой большой! – отвечал Егор, обнимал жену и прижимался ухом к животу.
Мотя стеснялась, отталкивала мужа руками и прикрывала живот. Иногда малыши затевали в животе у мамы настоящие гонки. Толкались сильно. Приближался срок. Точного дня Мотя не знала. Клава – жена старшего брата Якова, рожавшая 3 раза, посчитала Моте и Варе, когда им наступит пора. Выходило, что рожать они будут на одной неделе. Чуть ли ни в один день, в сентябре. Шёл июль. Мотя иногда выходила на работу в колхоз, потому что ей полагалось по закону 8 недель отпуска до родов и 8 - после.
Женщины из полеводческой бригады, занимавшиеся прополкой, в самую жару оставляли Мотю на стану, где она готовила на всех чай на костре. Жалели будущую мамочку. Тем не менее, трудодни ей ставили и в конце года она, как и все, должна получить зерно и деньги. Были, конечно, и такие женщины, которые возмущались:
- Мы тут ишачим, а Мотька прохлаждается. Зато получит зерно, как все.
- Да не получит она, как все. Ты выходила 20 трудодней, а у неё 5. Забыла, как сама в поле родила? Совесть-то поимей, - говорили другие. – Куда ей с таким животом тяпкой махать?!
- Ой, да ладно! Цаца какая, Мотька ваша. Я беременная ходила, сено ворочала и ничего. А тут полоть трудно. Сидит сиднем после обеда.
Мотя молча слушала разговоры и то краснела, то бледнела. С большим трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться и не убежать. Женщины говорили о ней при ней, нисколько не сдерживая эмоций. Было стыдно. Иногда хотелось взять в руки тяпку и отходить самых ярых своих противниц.
Глава 48 здесь
Все главы здесь
Однажды, во время очередного обсуждения, бригадирша во всеуслышание заявила:
- С завтрашнего дня Мотя на работу в бригаду не ходит. Я договорилась с председателем, что оставшиеся до отпуска дни, она поработает на стрижке овец. Там и ходить на работу ей близко, и вас, мегер, дразнить не будет. Хоть прекратите орать постоянно.
- Почему сразу мегер? – возмутилась одна. – Я за справедливость!
- Ага! Значит, ты за справедливость?! – повторила бригадирша и достала потрёпанную книжицу. – Так, так. Сейчас глянем, сколько трудодней у нас заработала самая главная правдолюбица. Считаем. С начала года у тебя, Марфушка, 35 трудодней. А у Моти – 50. Двадцать трудодней она получит за отпуск, и 30 успеет отработать до Нового года. Всё. Ещё, есть желающие узнать правду?
- У меня всего 35 трудодней? – возмущённо спросила Марфа. – Это брехня самая настоящая. Я света белого не вижу с этим колхозом, а трудодней кот наплакал.
- Не возмущайся, Марфа! Успокойся! Бригадирша у нас правильная, - зашумели женщины. – В январе и феврале ты не выходила ни разу. В мае тебя тоже не было, - принялись перечислять товарки. - Так что теперь давай, работай. 100 дней не отработаешь, останешься без зерна и без денег.
***
Месяц Мотя ходила в бригаду, где стригли овец. Её работа заключалась в сортировке шерсти. Колхоз должен был сдать несколько тонн шерсти первого сорта. Куда отправляли мешки из станицы никто толком не знал. Но сдать нужно было обязательно. Везли в Лабинскую на склад, выгружали. Кладовщик считал мешки, записывал в тетрадь. Замыкал склад.
Грязную шерсть одно время просто сжигали, но люди стали ругаться и тогда отходы решили раздавать всем желающим колхозницам. Женщины мыли, сушили шерсть, чесали, получали вовну (готовый к пряже овечий пух), пряли из неё нитки и вязали носки, варежки, шали. В каждой хате была прялка и веретёна. Пользоваться ими умели с детства. У многих мастериц пряжа на веретене получалась тоньше и крепче пряжи с прялки.
Мотя набрала овечьей шерсти, чтобы зимой было, чем заниматься. Прясть она не умела, да и вязать не любила. Подумала, что сможет готовую вовну отдать своей крёстной. Та была очень умелая рукодельница. Отдать в благодарность за всё хорошее, что крёстная для неё сделала. Пусть прядёт и вяжет своим детям тёплые вещи.
***
Таиска слышала о том, что колхозницы из полеводческой бригады выгнали Мотьку. Говорили, что она лентяйка и бездельница. Вот таких слов Таиса стерпеть не могла. Дело было в одном доме, где она ухаживала за лежачей старухой. Соседка пришла и начала рассказывать, как работают в колхозе. И со смешками и ухмылками рассказала о Мотьке, не подозревая, что угрюмая женщина во всём чёрном – мать той самой Мотьки.
- Лентяйка? Беременная и лентяйка? – переспросила Таисия, наливаясь злобой. - Это та Мотька, что вышла замуж за казачонка без материнского благословения?
- Ага, ага. Она, - довольно закивала головой рассказчица.
- Так ты в колхозе работаешь? – уточнила женщина в чёрном.
- В колхозе. В бригаде.
- А Мотька с длинной светлой косой?
- Ага. Как только не стыдно родителям, что воспитали такую лентяйку. Ходит, пузом прикрывается, а работать не хочет
- Я её мать. Отца беляки зарубали. Я сама воспитывала своих детей. Они работящие. Ты не выдумывай.
- Чего мне выдумывать?! Вырастила бездельницу, ещё и рот открываешь.
Вот эти слова она сказала зря. Очень зря.
Таисия задохнулась от наглости собеседницы, покрутила пальцем у виска и шёпотом сказала:
- Ты совсем без ума, что ли? Как ты смеешь сплетничать о моей дочке? Да тебе до неё, как раком до Москвы.
В общем, случилась потасовка. Пришлось хозяевам растаскивать сцепившихся женщин. Таисия потребовала деньги и ушла, не оглядываясь.
- Мотьку мою она будет обставлять! Да я её… Хорошее было место. Из-за собственной глупости потеряла его. Ну, да и ладно. Пока сухо, дрова буду таскать.
После этого случая разговоры и сплетни о Моте прекратились. Таисия усмехалась и думала:
- Как бабка пошептала! А то, ишь, языки пораспускали! Мотька им лентяйка. Ага. Счас. Я хорошо её воспитала.
***
Вот и наступил час родов. С раннего утра у Моти разболелась спина. Еле-еле подоила корову. Пришла в хату, процедила и убрала молоко. Спину будто резали кинжалами. Егор вывел корову и телёнка.
- Жора, спина у меня болит. Ой, ой! Терпежу нет. Ааа! Зови Клавку. Скажи, что я рожаю!
Егор без разговоров рванул в отцовский дом.
- Клавка, быстрее иди к нам. Мотька рожает. Кричит, спина у неё болит.
- Бегу, бегу! Варька вчера родила. Я ей помогала. Девку, как мамаша и говорили. Ниной назвали, -на бегу рассказала Клавдия Егору. – Топи грубу, ставь чугун с водой. Тёплая вода нужна будет. И в хату не заходи. Придёшь, когда я тебя позову.
Клавдия поспешила к кровати, на которой лежала Мотя.
- Слезай с перины, а то всё испачкаешь. Вот так. Перину и в сторону отложу. Ложись. Воды ещё не отошли. Сухо. Я сейчас руки помою и посмотрю, как там у тебя дела.
- Как это посмотришь? Не дам! Это стыдное место. Смотреть не дам.
-Успокойся. Ничего стыдного здесь нет. Или ты хочешь, чтобы Жорка сбегал за свёкром? Нашего первенца папаша принимали. Не могла я разродиться. У него опыт с коровами и лошадьми. Помог мне и сыночку. А так вдвоём погибли бы.
Клавдия сбегала, вымыла руки с мылом и вернулась.
-Давай смотреть буду. Поднимаем юбку, рубашку, ноги расставь шире. Всё нормально. Уже скоро.
- Ааа! Больнооо! Ааа!
Через час Мотя родила. Это были два мальчика. Клавдия отрезала и завязала пуповины.
- У Варьки девчонка больше твоих пацанов. Малюсенькие какие. Посмотри! Посмотри! Видишь? А крикливые! Жорка! Иди сюды! Любуйся на своих сыночков. На, держи обоих. Я счас воды принесу, обмою их. Мотя, где узел с пелёнками?
- На печке. Там и полотенце. Дай мне сыночков, а то им холодно. Кричат как громкооо!
- Пусть покричат. Так надо, чтобы крепкими росли.
Клавдия обмыла детей, вытерла, запеленала и положила Моте на грудь.
- Корми!
***
Мотя полежала, малыши почмокали и уснули. Молока, ещё не было. Клава посоветовала попить коровьего, чтобы у неё прибыло в груди. Вот так и началась новая жизнь. За месяц малыши подросли. Мотя посоветовалась с мужем, и назвали мальчиков Ваня и Миша. Были они совершенно разные. Ваня - светленький и голубоглазый, как Мотя, а Миша - тёмный и черноглазый, в Егорову породу. Характерами малыши тоже отличались. Ваня мог проснуться и лежать молча, а Миша, как только открывал глазки, сразу начинал кричать.
Мотя старалась не обделять вниманием обоих сыновей, но Ваню чаще брала на руки и тетёшкалась с ним.
Продолжение здесь