Все части повести здесь
В последний учебный день Катя прибежала домой только вечером – она после школы отправилась к деду, где пробыла остаток дня. Личико ее сияло гордостью и счастьем. Она распахнула двери, вместе с ней в квартиру ворвался поток свежего воздуха, который тут же приглушил остальные запахи.
– Дядя Федя! – она довольно потрясала дневником – у меня четверка по математике за год вышла!
И только тут она заметила, что мужчина разложил на ковре большой чемодан и собирает туда свои вещи – брюки, рубашки, майки. Кинула взгляд на тахту и поняла, что мама опять сегодня целый день провела в гостях – она спала, раскинув в стороны руки и при этом громко храпела.
Часть 3
Так они и жили теперь – месяц нормально, а месяц кое-как. Мама, которая часто говорила о том, что у нее вредная работа и требуется разрядка, уходила к тете Лене, а потом дядя Федор притаскивал ее оттуда чуть ли не на плечах. Кате было стыдно перед ним за мать, но сама Алевтина словно стыда и не чувствовала – она просыпалась утром с головной болью, просила у Федора прощения, а тот прощал.
Катя удивлялась тому, что мать и дядя Федя словно ролями поменялись – тот, как курица-наседка, просиживал по вечерам дома и помогал Кате с домашним заданием, а мать стабильно раз в месяц срывалась в крутое пике винной зависимости. Катя знала по некоторым жителям поселка, что чаще всего, бывает наоборот – мужик гуляет, а баба терпит, потому удивлялась тому, что в ее семье все было иначе.
– Аля, ну, зачем тебе это? Тебе что, дома с нами плохо? – спрашивал Федор у сожительницы.
– А с чего мне будет с вами хорошо, когда вы спелись вдвоем и сидите, в шахматы свои играете? Я лишняя у вас! – истерила женщина.
– Так я сто раз предлагал сходить куда-нибудь втроем, да хоть просто прогуляться! Но ты же предпочитаешь засесть у телевизора!
– Да куда тут ходить, Федя?! Живем, как в каменном веке!
– Ну можно было в город съездить – там и для Катены развлечения нашлись бы! Аля, Аля, я ведь люблю тебя, и Катьку люблю, зачем ты все ломаешь?
– Я ломаю?! Ты любишь? Если бы любил, давно бы уже предложение сделал!
– Пока нам разве до этого, Аля?! И потом, чем тебе так важен штамп в паспорте? Это все формальности!
– Каждой женщине он важен! – мать начинала плакать – а без него я как приживалка какая-то!
– Глупости это все, Алевтина! И не вижу я пока, что ты готова за семью бороться! Вот зачем ты с этой Ленкой пьешь? Она без мужа, без детей – пусть развлекается в свое удовольствие!
– Я тоже имею право на отдых!
– Но ведь можно и семьей отдохнуть...
Эти разговоры обычно ни к чему не приводили – мать обижалась, а дядя Федор шел стряпать блины для Кати, или они играли в шахматы. Он и не думал просить у Алевтины прощения, так как виноватым себя не считал, да и не был им, поэтому проходило время, матери надоедало дуть губы, и она лисой ластилась к мужчине, как ни в чем не бывало.
Как-то раз староста и ее компания решили проучить Катю за очередную двойку по математике. Ее учеба хоть и выправилась немного с помощью дяди Федора, но все же нет-нет, да и ставили ей двойки. Вся компания шла от школы до самого ее дома, громко скандируя:
– Двоечница! Двоечница!
Катя не знала, куда деться от стыда. А хитрые одноклассники, завидев взрослого, просто замолкали и шли дальше, как ни в чем не бывало. Когда же улица пустела, опять повторялось тоже самое.
Так они дошли до ее дома, причем впереди шел Лешка Варфоломеев. Но им не повезло – прямо у подъезда им навстречу вынырнул дядя Федя. Увидев Катино заплаканное лицо, красное от стыда, и услышав громкие слова в ее адрес, он окинул взглядом всю компанию, и поманил Варфоломеева пальцем:
– Иди-ка сюда! Или ты только и способен на то, чтобы девочку гнобить, которая тебе ответить не может?!
Лицо Лешки, худое, похожее на мордочку крысы, стало лилово-красным. Он не двинулся с места, а потом вдруг сорвался и бросился наутек.
– А еще мужик! – крикнул ему вслед дядя Федя – трус ты!
Вся остальная компания отступила.
– А к вам – мужчина показал на них пальцем – я лично ко всем приду домой, поговорить с родителями. Пойдем, Катена.
Он взял Катю за руку, и они вдвоем пошли домой. Пока Катя обедала, дядя Федор пристально смотрел на нее, а потом принялся мыть посуду, вытирая ее полотенцем, висевшем на плече.
– Кать – сказал он вдруг – а знаешь, какая самая лучшая битва?
– Битва? – удивленно спросила Катя – наверное, та, в которой ты одержал победу?
– А вот и не угадала! Самая лучшая битва та, которая не началась. А точнее: «Лучшее сражение – то, которое не состоялось». Так сказал древнекитайский полководец Сунь Цзы. Нужно уметь побеждать оппонента словами, да так, чтобы он убежал, сверкая пятками. Но покуда пока ты этого не умеешь, давай-ка – он присел перед девчушкой – я научу тебя давать сдачи.
– Как, по-настоящему? – удивилась Катя.
– Конечно.
Под их окнами располагался небольшой садик с цветами и тропинками, который был разбит на территории поквартирно. Сажали в этих садиках цветы, кто-то умудрялся вырастить немного ягоды – вишню, малину. Садик Алевтины пустовал – та считала все эти цветы и ягоды напрасной тратой времени. После того, как Катя сделала уроки, они отправились на улицу в этот сад.
Соседи в этот день удивленно наблюдали в окошки картину, как взрослый мужчина показывает девочке какие-то странные движения, а та повторяет за ним, отчего торчащие хвостики на ее голове смешно подпрыгивают. Дядя Федор умел драться по-простому, как обычный мужик, но Кате объяснил, что существуют у человека наиболее слабые и болезненные места и показал ей их.
– Вот сюда надо бить, Катена. Если ударишь ровно под коленку, да еще будешь в туфлях на хорошем каблуке, ну, когда взрослая станешь – противник твой быстро окажется на земле, корчась от боли. Можно стукнуть вот сюда – он показал еще одну точку на теле – тогда точно победишь. Поняла? А теперь бей, изо всей силы, со всей ненавистью!
– Дядя Федя, я не могу – серьезно сказала Катя – я ведь вас... не ненавижу...
– Кать, ну хватит мне «выкать». Представь, что перед тобой не я, а этот Варфоломеев. Давай!
Катя со всех своих детских силенок ударила так, как он показал.
– Молодец! – с удивлением сказал мужчина – вот видишь, все у тебя получается. Еще!
Они прозанимались до тех пор, пока не пришла мама. Мрачно посмотрев на них, сказала:
– Чем ерундой маяться, лучше бы за хлебом сходили.
– Я сбегаю – быстро сказала Катя, а потом приподнялась на цыпочки и поцеловала мужчину в сухую, шершавую от небритости, щеку – спасибо тебя, дядя Федор!
Она летела в магазин сама не своя от радости – теперь она сможет легко дать сдачи этому заносчивому дураку Варфоломееву!
В день зарплаты мама ушла к тете Лене. Кате стало грустно – она знала, чем все это закончится. Теперь девочка боялась того, что дяде Федору это надоест, и он просто уйдет. В этот раз мужчина не пошел за сожительницей, она явилась домой сама, поздно вечером, еле стоящая на ногах. Прошла к тахте и рухнула на нее прямо в одежде. Федор вздохнул, снял с нее ботинки, аккуратно положил ноги и укрыл одеялом. Для себя расстелил раздвижное кресло. Вошел в комнату к Кате.
– Ну, что делать-то будем, Катюша? – спросил он, имея ввиду мать.
Катя вдруг испугалась, что он пойдет жаловаться деду. Она взяла его за руки и горячо зашептала:
– Дядя Федор, миленький! Ты только дедушке не говори, прошу тебя! Сам же видел, у него с сердцем худо было! Если он узнает, опять плохо ему может стать! Не говори, прошу тебя!
– Да я и не собирался... Сам все понимаю. Ладно – вздохнул и погладил девочку по голове – я что-нибудь придумаю.
А утром Катя, собираясь в школу, слышала, как он громко выговаривал матери:
– Алевтина! Так больше продолжаться не может! Чего тебе не хватает, а?
– Ой, Федь, ну, перестань! Что я – с подругой не могу посидеть?!
– Аля! Ты посмотри на себя – в каком виде ты по поселку шатаешься?! А потом люди слухи разносят, что видели тебя пьяную, дети в школе Катьку шпыняют! Совесть есть у тебя? Аля, я тебя предупреждаю – еще раз подобная выходка, и я уйду. Просто соберу вещи и уйду!
В сердце Кати что-то тоненько и противно заныло, словно ей прямо туда поставили болючий укол. Нет... Если дядя Федор уйдет, она опять останется одна. Только с дедушкой, которому ничего нельзя рассказывать, потому что у него сердце.
Мать, казалось, притихла после предупреждений Федора, а вот дедушку Катя оберегала напрасно. Поселок-то большой, нет-нет да и дойдет слух до того, до кого доходить не должен, в небезвоздушном пространстве живут. Так и до дедушки дошли слухи о проделках дочери, и он явился к ним домой. Мать была трезвая и непривычно тихая.
– Зря я тебя, Алевтина, не порол в детстве! Все жалел – единственная дочь, как-никак, кровиночка! А не надо было жалеть, оказывается! Выросла махровая эгоистка, позор семьи!
– Папа! Прекрати!
– Что «папа»? У тебя совесть есть? Впрочем, тебе слово-то это незнакомо, какое там! То плакалась мне, что без мужика тяжко, нашла Федю – славный мужик, небалованный, не пьет, Катьку любит, чего еще надо?! Так нет! Она по поселку пьяная шатается, а мне люди потом глаза колят, что видели ее, раскрасавицу!
– Папа!
– Нет, ты меня выслушаешь, доченька! Или ты бросаешь это дело, или я позабочусь о том, чтобы отправили тебя в ЛТП!
– Папа, да о чем ты? Я ведь не алкоголичка!
– Но с такой жизнью скоро ей станешь! Я тебя предупредил!
Все это время Катя стояла ни жива ни мертва и думала об одном – только бы деду не стало хуже! А позже, когда он ушел, прибежала к нему домой.
– Деда? – крикнула с порога – дед, ты дома?
– Заходи, Подсолнушек! – отозвался тот.
Катя подошла и прислонилась к его плечу.
– Деда, тебе плохо?
– Нет, Катенька! Да ты не переживай – не станет больше болеть мое сердце. Какие тут болезни, когда мне еще тебя поддержать надо. Ох, только бы Федьке это все не надоело! Неплохой он мужик. Будет Алька дальше так продолжать – уйти может.
Испугавшись слов отца, Алевтина надолго притихла. Она не кричала на Катю, делала все по дому, никуда не ходила, и виновато заглядывала в глаза дяде Феде. Катя же по-прежнему была для нее пустым местом.
Как-то раз, когда девочка снова не спала, лежа в своей кровати в обнимку с медведем, – подарком дяди Федора – она услышала разговор матери и мужчины.
– Аль, ну если тебе дочка мешает, и ты ничего к ней не чувствуешь – почему бы ей не жить у отца? Ну, так бывает у женщин – нет материнского инстинкта. Ну, а чего тогда себя мучить и ребенка? Она в дедушке души не чает, а он в ней. И жила бы Катя в любви, а так – и тебе плохо, и ей!
– Ну уж нет, Феденька! Катерина со мной жить будет. Вот выучиться в школе – и пойдет работать. Тогда я отдохнуть смогу. Я растила ее, пусть она мне помогает, семью нашу обеспечивает. Все равно ей института не видать – кто ее туда возьмет, тупенькая она чересчур для высшего образования.
– Аль, ты что? И куда же она пойдет работать, по-твоему?
– Да хоть на ферму вон. Или уборщицей куда.
– Алевтина, Кате учиться надо, учиться! Ты ей своей судьбы желаешь? Что за странная необходимость отправить дочь работать сразу после школы? Многие родители из кожи вон лезут, чтобы ребенку все дать, а ты?!
– Федь, ты меня слышишь или нет? Я тебе говорю – какое ей образование, с ее мозгами?! Она еле-еле учится! От нее на работе толку больше будет! И я ей даю все, что могу!
– Ну, Аля... Не ожидал от тебя! Ты вообще любить способна?
– Конечно – томно зашептала Алевтина и прижалась всем телом к мужчине – а ты разве этого не чувствуешь?
– Давай спать – раздраженно сказал Федор, и отвернулся от сожительницы.
Та фыркнула недовольно и тоже отвернулась к стенке.
Так они и продолжали жить – дядя Федор по-прежнему занимался с Катей в саду, показывая ей приемы, потом Катерина учила уроки, и они играли в шахматы. С сжавшимся сердцем девочка понимала, что что-то изменилось в отношениях отчима и мамы. Они стали... какими-то холодными, отстраненными, эти отношения. Она не понимала, почему так и пришла к выводу, что дядя Федор не простил маме ее загулы. Ей было страшно – она привыкла к нему и не хотела, чтобы он уходил из их семьи. В конце концов, он многому ее научил...
Одноклассники, во главе со старостой Ленкой Сидоркиной, перестали донимать Катю, видимо, боясь того, что незнакомый мужчина у подъезда все же наведается к их родителям. Но как-то раз, уже в конце весны, когда приближались летние каникулы и все, что было до этого, благополучно забыли, они поймали ее за школой, всей толпой. Окружили плотным кружком, отобрали портфель и стали перекидывать друг другу.
Катя бегала от одного к другому с криком: «Отдайте!», но они только смеялись и дразнили ее.
– Я отцу скажу! – закричала внезапно Катя – он вашим родителям мозги прочистит!
– «Отцу!» – передразнил Варфоломеев – он и не отец тебе, Гущина, он твоей мамки мужик! Нет у тебя никакого отца! Она его домой привела и с ним сожительствует! А мамка твоя пьяница, она бухая по поселку рассекает!
В глазах у Кати потемнело. Ее портфель как раз попал к Варфоломееву, и теперь тот тряс им над головой, не давая Кате отнять его, корчил рожи по-обезьяньи и кривлялся, всячески передразнивая девочку и ее мать.
– Мамка твоя проститутка! Она мужиков водит домой! – пел он, а остальные смеялись.
В глазах у Кати все поплыло. Она вспомнила слова дяди Феди: «Хочешь внезапности, бей сразу в глаз. Потом можно ударить в подбородок и скулу. А потом сюда... здесь солнечное сплетение».
Девочка, сама не ожидая от себя подобного, резко выбросила вперед сжатый кулак и попала ровно в глаз Варфоломееву. Все опешили, хором ахнули и застыли. Не дав мальчишке опомнится, она как следует врезала ему в скулу и потом сразу в подбородок. А удар кулаком в солнечное сплетение повалил корчащегося Варфоломеева на землю.
Катя спокойно забрала портфель, оглядела исподлобья притихших одноклассников и сказала:
– Кто еще полезет – убью, поняли?!
Она сейчас напоминала злобного волчонка, оскалившего пасть для защиты себя и своих близких. Толпа детей медленно расступилась перед ней, провожая взглядами. За их спинами все еще корчился Леха, а они продолжали удивленно смотреть ей в след.
– Во психическая! – сказала Сидоркина.
В тот же день к ним явилась мать Варфоломеева вместе с самим Лехой. Она держала его за шкирку, а тот стоял, опустив голову, и уши его пылали.
– Это что ваша бандитка с ребенком сделала?! – кричала полная женщина с круглым деревенским лицом. Леха, со своей крысиной физиономией, был явно не в нее – вы только посмотрите!
Она продолжала возмущаться и орать, не давая и слова вставить, пока рассерженный дядя Федя не плеснул в нее водой из стакана.
– А теперь поговорим! – сказал он сурово – Катя, расскажи, за что ты его так уделала?
Катя зло посмотрела на Варфоломеева, и начала рассказывать. Дойдя до того места, где он назвал мать нехорошим словом, Катя смело посмотрела на Алевтину. Та густо покраснела и опустила взгляд.
– Ну, и кто здесь невоспитанный? Кто бандит? Толпой напали на девчонку! Так все было, Варфоломеев? – спросил дядя Федор, и тот кивнул. Из глаз его закапали слезы – ну, и чего вы хотите? Девочка защищала себя и мать. Я, кажется, говорил тебе в прошлый раз, когда вы пришли к нашему подъезду, называя Катю двоечницей, что пойду разговаривать с твоей матерью, так вот хорошо, что вы сами пришли. Вас я предупреждаю – если он еще раз подойдет к моей... дочери – я пойду в милицию. Конечно, он ребенок, ему ничего не будет, но вас затаскают по различным инстанциям...
Не знавшая законов женщина побледнела и отшатнулась. Потом дала сыну несильный подзатыльник.
– Горе ты мое! Пойдем домой! И больше не связывайся с этой ненормальной!
Когда они ушли, мать накинулась на Федора:
– Это все твое воспитание! Научил ее кулаками махать!
Тот подошел, взял мать за предплечья и хорошенько тряхнул:
– Аля, ты в своем уме? Девочка тебя защищала от дурных слов! А ты такое говоришь! Они ее и так затуркали – ей пойти не к кому, защиты попросить, поделиться!
– Учитель права – она абсолютно не социализирована – не умеет общаться, не умеет сходиться с другими детьми!
– И в этом она виновата, по-твоему? – заорал Федор, не выдержав – а мне вот кажется, что в этом нет ее вины! – он повернулся к девочке – молодец, Катя! Если не понимают слов – бей. Особенно своих – тогда чужие бояться будут.
Катя улыбнулась ему.
– А ты, Алевтина, заруби себе на носу – если я услышу, что ты ее шпыняешь за этот случай, соберусь и уйду! И ее с собой заберу!
Катя в душе обрадовалась его словам. Но понимала даже своим детским умом, что никуда дядя Федор забрать ее не сможет – мать, конечно, не отдаст. Да и как она, Катя, оставит ее? В душе Катя все-таки любит маму, какой бы она не была. Что теперь поделаешь, если когда-то встретила она на пути Катиного отца, а он оставил ей вот такую вот память о себе – нелепую и рассеянную Катюшу.
На следующий день Варфоломеев в школу не пришел, и почти весь класс подозрительно пялился на Катю, обходя ее стороной, особенно Ленка Сидоркина. Они и раньше-то к ней не приближались, а тут тем более стали сторониться, словно она была прокаженная. Только две девочки, Марина и Света, подошли к ней на переменке и тихонько сказали:
– А ты молодец, Гущина, что проучила этого противного кривляку Варфоломеева!
Это была маленькая победа для Кати.
В последний учебный день Катя прибежала домой только вечером – она после школы отправилась к деду, где пробыла остаток дня. Личико ее сияло гордостью и счастьем. Она распахнула двери, вместе с ней в квартиру ворвался поток свежего воздуха, который тут же приглушил остальные запахи.
– Дядя Федя! – она довольно потрясала дневником – у меня четверка по математике за год вышла!
И только тут она заметила, что мужчина разложил на ковре большой чемодан и собирает туда свои вещи – брюки, рубашки, майки. Кинула взгляд на тахту и поняла, что мама опять сегодня целый день провела в гостях – она спала, раскинув в стороны руки и при этом громко храпела.
Продолжение здесь
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.