Журавлиный клин 7
Женю, Галку и Славу в кузове машины повезли в город. Ребята находились в такой прострации, растерянности, и таких глубоких переживаниях, что ничего не соображали. Они еще не до конца понимали, что произошло и совсем не представляли, что будет дальше. Чувство большого горя отбирало силы.
Галка всю дорогу плакала. Её колотила нервная дрожь, ноги и руки дрожали, зуб на зуб не попадал. Енка придвинулся к ней ближе, обнял. Он видел посиневшие губы на бледном лице и испытывал невероятную жалость.
- Славка, прижмись ближе к Галке, а то все окочуримся, - попросил он друга. Морозный ветер пробирал до костей.
- Что же ты оделась так легко? – косился он на Галку. Ее короткое пальтишко выше колен, похоже, совсем не грело. Да и валяные сапоги были старенькими, подшитыми, короткими.
Галка ничего не отвечала. Она была не в состоянии. Дорога показалась бесконечно длинной. Находясь на ветру и морозе в открытом кузове, они не чувствовали ни рук, ни ног.
Их подвезли к какому-то кирпичному зданию, охраняемому вооруженными фрицами. Те кричали, велели шевелиться. Но туловище не слушалось, казалось чужим.
Внутри сумрачного помещения оказалось довольно много юношей и девушек. Было холодно и тихо. Прибывшие отошли к стене и сели. Потребовалось время, чтобы они пришли в себя.
Согреться не удавалось. Хотя здесь и стояло две печки, но грели они плохо. К тому же, все место вокруг них было занято. Вновь прибывающие устраивались на дальние пустующие половицы.
Женя быстро сообразил, что у стены холодно, и надо двигаться вперед. В Галкином узелке он обнаружил носки, кофту, козепуховый платок. Видать, ее мамка сообразила собрать вещи, положила то, что попало под руку.
- Одевай все на себя, всё, что есть, - велел девчонке Женя. Та не переставала дрожать. К вечеру стало совсем холодно и, чтобы согреться, он и Славка начали приседать, растирать руки, ноги. Ночью спали, плотно прижавшись друг к другу, но и это не помогало.
Женька беспокоился о Галке, громко говорил, что это его сестра. Впрочем, никто сильно и не интересовался. Каждый переживал свое горе, понимая, что выживать придется в нечеловеческих условиях.
Утром принесли дров и кастрюлю какого-то месива. То ли каши, то ли каких овощей. На вкус это было что-то отвратительно пресное. Но горячее и съедобное. К котлу выстроилась длинная очередь голодных и замерзших молодых людей.
Дня через три узников погнали к вагонам. Женя крепко держал Галку за руку, стремясь не оставлять ее одну. Славка тоже был рядом, ребята держались друг друга.
Под немецкие окрики и лай собак дошли и погрузились в состав. Это были грязные вагоны, набитые людьми. В каждом в разных сторонах в деревянном полу были выломаны дыры. Для справления нужды. Наученный опытом нахождения в общем помещении, Женька с Галкой и Славкой сразу пробился в середину. Как бы потом их не толкали, и даже пинали, они с места не двигались.
Здесь, действительно, оказалось потеплее. Женя переживал за Галку. Девчонка вся горела, у нее явно был жар. Кашель усиливался.
- Галя, крепись, - просил ее парень. Он был бессилен что-то изменить. В вагоне многие болели, кашляли, кто-то мучился животом. Скудная пища, мало пригодная для человеческого организма, не насыщала и сил давала немного. Здоровый и быстрый когда то, Женька, и тот чувствовал, как дрожат ноги и кружится голова. К тому же, уже сколько суток люди совсем не двигались и находились в холоде.
- Умрет твоя сестра, - говорил Жене долговязый парень, сидевший рядом.
- Тише, Гена, Галка должна жить, - Енка и сам видел, что дело плохо. Он держал ее голову на своих коленях и гладил по волосам.
- Галка, а ты помнишь, какой венок ты сплела, когда мы ходили в Заманиху? – спрашивал он ее. По губам Галки пробежала тень - подобие улыбки.
- И я помню. Я тогда тебе все свои ягоды отдал. А меня дома маманя ругала, что я прогулял и воды в баню не наносил.
Галка зашлась в кашле. На лбу ее выступили холодные капельки, а в груди заклокотало, захрипело, не давая вдохнуть воздух.
Женя не спал уже которые сутки. Галка была плоха. В углу вагона, где была дверь, лежали два тела девушек, которые не справились с болезнью. Женька старался не смотреть в ту сторону, понимая, что третьим может стать Галкино. Все нутро его плакало и сопротивлялось. Иногда от этой безысходности хотелось закричать. Он вцеплялся зубами себе в руку, стараясь заглушить стон. Все Женькины руки были обкусаны.
Продолжение.