Свой побег я отложила на утро. Выходной день обычно подразумевает, что Шумилов проспит до обеда. В рабочие дни он невольно встаёт спозаранку. А в воскресенье, как минимум до одиннадцати утра у меня будет время, чтобы спокойно уйти.
Чемоданы стоят в нашей спальне, у двери. Я взяла то, что нужно сейчас! За остальным приду позже. Нужно немного привыкнуть к той мысли, что я теперь сама по себе. Испытательный срок до возвращения Тоши даёт мне возможность придумать, как рассказать ему всё. Для сына, конечно же, будет ударом, что его родители решили развестись. Но иначе нельзя! Жить под одной крышей с предателем, я не хочу и не буду…
Лишь только подняв голову от подушки, я понимаю, мой план провалился. Уйти тайком не получится! Ибо в ванной льётся вода. Надежда, что он снова ляжет, стремительно тает. Шумилов идёт мимо спальни, на кухню.
«О, чёрт», - про себя чертыхаюсь. Встаю, застилаю постель. На сей раз особенно тщательно. Выгребла всё из прикроватной тумбочки. Обустроить свой быт на другом месте жительства будет непросто. Я – человек привычки! Привыкаю к местам, к обстановке, к вещам. Значит, привыкну со временем, к новым.
В ванной я умываюсь и одеваюсь, уже не в домашнее. Халатик кладу в свой походный рюкзак. Надеваю удобные джинсы, футболку, собираю в хвост волосы. По итогу у меня чемодан на колёсиках, рюкзак и пакет с тем, что уже никуда не уместилось. Выношу свой багаж в коридор. Вижу, как Костя, увидев моё мельтешение, застывает в проёме двери.
- Вита! – зовёт он меня.
Я выпрямляюсь, смотрю на прихожую. Думаю, что захватить с собой? Зонт? Дождевик? Может, фотку Антоши?
- Доброе утро! – бросаю я через плечо, отдышавшись.
Шумилов подходит неспешно, держа в руках чашку с остатками кофе:
- Значит вот так? Уходишь? Даже кофе со мной не попьёшь?
Я подавляю глотательный спазм. Кофе и правда, охота! А ещё что-то бросить в желудок. Иначе… тошнит.
- Почему же? Попью с удовольствием, - пожимаю плечами.
Он выдыхает:
- Окей, - и возвращается в светлую кухню.
Стоит сказать, что я буду скучать. И по этой квартире, в которой так долго жила. И по кухне, особенно! Где всё обустроено так, максимально удобно.
Но, стоп! Я беру себя в руки, хочу подойти к кофеварке. Но Шумилов бросает:
- Позволь, я сам? – нажимает на кнопку, - Я уже научился!
Я усмехаюсь его попыткам казаться самостоятельным. Ему туго придётся! Он даже ещё не понимает, насколько. Ведь всё в этом доме делала я. Стирала, готовила, оплачивала счета, следила за каждой мелочью. Даже что где лежит, он не знает! Я думаю, стоит ему расписать. Сделать что-то, навроде инструкции в письменной форме. На слух не запомнит! Займусь этим. Пару дней как-нибудь подождёт…
- Я ещё вернусь, я не все вещи забрала, - информирую Костю, - И заодно расскажу тебе, что где лежит. Как включать стиралку, засыпать порошок и так далее.
Он молчаливо садится напротив меня:
- Ты… не передумаешь? – глядит исподлобья.
Я машу головой:
- Нет, Кость! Я уже всё решила.
- И… что же дальше? – интересуется он.
- А дальше, - я пожимаю плечами, - Развод.
Он как-то незримо меняется. Будто маска слетела с лица. А под ней, уязвимая суть. От которой так хочется скрыться! Моя маска на мне. А под ней - та же боль, что сейчас на лице у Шумилова.
- Развод? – вопрошает практически шепотом, - Вит, как же так?
В этот раз кофе какой-то особенно горький. Или мне только кажется? Я глотаю его и стараюсь, чтоб голос звучал убедительно:
- Кость, ну, а как ты себе представляешь нашу дальнейшую жизнь? Делать вид, что ничего не случилось? Я не смогу так.
- А что случилось? Случилась ошибка! - произносит он с горечью, - Так бывает. Компьютер, к примеру завис. Ты нажимаешь на кнопку, и он перезагружается уже с новыми параметрами. И всё продолжает работать.
- Серьёзно? – смотрю на него с удивлением, - Но наша жизнь не компьютер.
Он ставит чашку на стол. В ней, кажется, что-то осталось. Всего лишь на пару глотков.
Костя прячет лицо. Собирает ладонями выдох:
- Вит, я знаю! Прости, я… всё не то говорю. Я просто не знаю, как нужно. Что нужно сказать, чтобы ты осталась?
- Ничего, - отвечаю я коротко.
Круассанчик со сливочным маслом почему-то безвкусный. Хотя он с клубникой внутри…
- Вит! – тянет Костя ладони ко мне, через стол, - Вит! Ну, скажи, что мне сделать?
- Я не знаю, - машу головой, - Я, правда, не знаю.
Взгляд его мечется. Плечи дрожат. Руки ищут опору.
- Я люблю тебя, Вит! – эта фраза звучит с такой болью, что я не могу посмотреть на него. Не решаюсь! Боюсь разглядеть в его взгляде такой же болезненный всполох, который сейчас зародился во мне.
«Ничего не исправить уже», - повторяю себе, как молитву. Не простить! Не остаться! Не позволить ему убедить себя.
- Я очень хочу в это верить, - шепчу еле слышно.
Но Костя, услышав, встаёт, опускается рядом со мной на колени. Как хорошо, что я в джинсах! Сквозь них не так явственно чувствую руки Шумилова, которые гладят мои напряжённые икры.
- Виточка, милая, Вита, прости! Умоляю, останься, - его взгляд осязаем, но я избегаю его.
Я смотрю в коридор. Туда, где стоят чемоданы. И едва заметно машу головой, отвечая позывам его безграничной души. Я знаю, она безграничная! В неё вместится всё. Даже любовь к двум женщинам сразу. Возможно, меня он любил, как подругу? А Милу, как женщину. Как она там говорила: «Я нужна ему не только как друг». Вот уж точно!
Не услышав ответа, Шумилов сгибается, лбом уткнувшись в мои крепко сведённые вместе колени, продолжает стонать. Я опускаю глаза. Очень медленно и боязливо! Вижу макушку, нечесаный ворох кудрявых волос. Как же хочется мне погрузить в них ладони, почувствовать пальцами силу его завитков. Эта потребность настолько сильна, что мне приходится сделать усилие над собой. И руками вцепиться в сиденье кухонного стула, почти до бесчувствия сжать…
- Отпусти, - говорю. И мой голос звучит так жестоко сейчас. Понимаю, но сделать с собой ничего не могу! Эта жестокость, она как броня в настоящий момент. Она помогает мне выжить.
Шумилов не хочет меня отпускать. Он настойчиво держит и держит…
Мне приходится силой стряхнуть его руки. Подняться и выйти из кухни. Зря я решилась на утренний кофе! Могла бы и сразу уйти.
Костя меня догоняет уже в коридоре. Взяв за плечи, трясёт, прижимает к себе:
- Не бросай меня, Вита! Прошу тебя! Нет! – шепчет, пытаясь найти мои губы.
Я вырываюсь, толкаю его. А он незаметно сгребает ключи от машины, бежит с ними в кухню. И, ещё до того, как я успеваю понять, отправляет в открытую форточку.
Это были ключи от Фольксвагена! Мои ключи.
В прихожую он возвращается с видом торжественным. Как будто я, без машины, не сумею уйти от него.
- И зачем? – упираю ладони в бока, - Ты думаешь, я не смогу вызвать такси?
Он ныряет в карман пиджака, который я пока не надела.
- Где твой смартфон? Где ты его спрятала? – рыскает всюду. Да он не в себе!
- Шумилов, прекрати этот обыск! – кричу на него и толкаю в плечо, - Да я пешком пойду, если хочешь знать, лишь бы только не оставаться с тобой!
- Даже так? – цедит он жёстко, сквозь зубы. Впивается взглядом, и делает шаг.
Я, прижимаясь спиной к коридорной стене, ощущаю себя словно загнанной в угол.
- Я в окно выпрыгну, я всё равно уйду, - продолжаю шептать себе под нос.
Он упирает ладони с обеих сторон от меня, заключает в кольцо моё тело и душу. Костя всегда был достаточно мягким! Никогда не кричал, только в шутку. И уж точно не бил меня прежде. Разве что в рамках любовной игры шлёпнет по попе. А тут… Мне так кажется, ещё одно слово, и пальцы его стиснут шею. И сожмут её так, что уже не вздохнуть.
- Уходишь, кошка? К нему уходишь от меня? Я же знаю! Признайся, скажи мне как есть. И не ври! И не делай меня виноватым! Скажи мне, как есть. Ты же любишь его? Ты же хочешь? Скажи, что он тебе обещал?
- Ничего, - еле слышно шепчу.
- Врёшшшь, - он шипит, прижимается лбом к моему.
Выгибаясь почти по-змеиному, тело Шумилова кажется сильным настолько, что мне не суметь оттолкнуть. И не справиться с ним в одиночку!
- Ты веришь ей, но не веришь мне? – я уже не могу удержать в себе слёзы.
- Не переводи стрелки, - а он беспощаден. Даже слёзы мои ему по боку! Вот такая «любовь», - Отвечай! Ты встречалась с ним?
- Да, - говорю, - Я встречалась!
И в этот момент я решаю сказать ему всё. Ведь стыдиться мне нечего?
- Я встречалась по поводу Майи. Он знает о ней! Что она – его дочь. Он приехал и требовал встречи.
- Ты встречалась с ним у меня за спиной, - произносит Шумилов, констатирует факт.
Я киваю:
- Я хотела решить всё сама! Я хотела… спасти наше счастье.
Он сгребает в объятия так неожиданно. Крепко! Мне нечем дышать. И ладони его, обхватив, прижимают к себе мою голову.
- Виточка, Вита, прости… Ну, прости меня, Вита… Прости…, - чувствую шепот на коже.
Крепко жмурюсь, стою неподвижно, словно тряпичная кукла. Кажется, если отпустит, я в тот же момент упаду…
- Я никогда… никогда не прощу, - слышу свой собственный голос.
И сильный капкан его рук разжимается. А я продолжаю стоять. И не падаю! Надо же. Напротив, внутри ощущаю какую-то силу. Это она вынуждает меня упереться ладонями в Костину грудь, оттолкнуть.
Надеваю пиджак, отвернувшись к двери. А он что? Он стоит возле стенки, как молчаливая тень. Только дыхание сбивчивым ритмом его выдаёт в этот самый момент. Момент окончания нашей с ним жизни…
Открываю входную. Ожидаю, что он вновь накинется, снова обнимет. Прошепчет какую-то глупость мне на ухо. А вдруг я не выдержу? Вдруг…
Но Костя не делает шагу. Стоит, прижимаясь к стене, и, кажется, даже не видит меня.
Хочу сказать что-нибудь на прощание. Но ведь я не прощаюсь? Я вернусь в этот дом. Но… Лишь только затем, чтобы забрать свои личные вещи.
Капустин, проснувшись в своей королевской лежанке, решает подняться, меня проводить. Я думаю вдруг, что Шумилов не справится! Но куда мне ещё и Капустина? Пожитками заняты обе руки.
- Капустина выгуливай два раза в день, - выдаю у порога, - Корм в нижнем ящике, под подоконником. Там же все его принадлежности. Клубнику ему не давай! И… вычёсывай. Он это любит.
- Вав! – улыбается корги и машет хвостом.
- Я заеду на днях, - говорю. Но не Косте. Капустину! – Не скучай, моя рыбонька, ладно?
«Всё, хватит», - включаю мозги, выключаю эмоции. Вывожу чемодан на площадку. Закрыв за собой дверь квартиры, толкаю его в направлении лифта. Тот, слава Богу, работает! Когда нажимаю на кнопку, и железные створки смыкаются, ожидаю увидеть, как это бывает в фильмах, Шумилова между дверей. Но он не выходит меня провожать. Проводил уже, хватит!
Благополучно выбравшись из подъезда, я поправляю рюкзак на спине. Сую руку в карман пиджака. Вызвать такси? Или рыскать в поисках ключей? Но разве их можно найти в палисаднике? А вдруг они зацепились за ветку яблони? Или упали в сиреневый куст?
Тут на пути возникает Сысоева Ольга. Соседка. С пакетом в руках.
- Оль! – решаю спросить, - Ты тут ключи не находила от машины?
Она удивляется, тянет ладонь, на которой лежат мои ключики, с сиреневым ярким брелком:
- Эти, что ли?
- О, Боже! Спасибо тебе, - отвечаю я. То ли ей, то ли небу.
Ольга жуёт жвачку, та мелькает на фоне подкрашенных губ:
- А я гляжу, летят! Хорошо, что увидела. Отпрыгнуть успела!
- Прости, - хмурюсь я виновато.
- Чего это вы ключами разбрасываетесь? – принимает мои извинения Ольга.
- Да так! – усмехаюсь, - Уборку затеяли.
Удивляюсь тому, как звучит мой, недавно совсем неуверенный, тон. Без дрожи, без боли, без слёз.
- А ты куда с чемоданом таким? – удивляется Ольга, окинув взглядом мой «скромный багаж».
«Тебе не доложилась», - раздражённо думаю я.
- Да так, - отвечаю уклончиво, - К Костиной маме, за город. Приболела она, нужно помочь по-хозяйству.
«Мам, простите меня», - адресую посыл Веронике Валерьевне, - «Если… я ещё имею право вас так называть?».
С Сысоевой быстро прощаемся. Я намекаю, что сильно спешу! Ещё раз благодарю её за то, что поймала ключи. Иногда она может быть очень полезной.
С огромным трудом сунув сумки в багажник, я застываю. Окна нашей квартиры выходят во двор. Столько связано с этим двором! Столько прожито здесь.
«Не смотри! Поезжай!», - убеждаю себя. Но невольно задрав вверх лицо, не могу удержаться. Нащупав глазами окно нашей кухни, впиваюсь в него на прощание так, словно уже никогда не вернусь в этот дом, в этот двор, в этот мир.
Закрываю глаза и роняю на землю солёные капли. Вот теперь можно плакать. Теперь можно всё. С этих пор ты одна! Привыкай к этой новой, осознанной роли.
***
Рекомендую книгу на вечер: "Всего лишь любовь", Мари Соль.
Всех Ц.
