Наследование приобретённых признаков, о котором некогда говорили академик Лысенко, а ещё раньше Жан Батист Ламарк, собственно, является экспериментально доказанным эффектом, имеет научное обоснование, и изучается эпигенетикой – разделом генетики. Сей факт неоспорим, и он уже многие десятилетия, – с 70-х годов прошлого века, – поддерживает противников учения Дарвина на их многотрудном пути. Сторонники телегонии также о нём не забывают. Следовательно, стоит разобраться о чём тут речь.
Начать же можно с того, что ген – в понимании традиционном, сложившемся ещё до открытия ДНК, – условная «единица наследственности». Некий фенотипический «признак». Лишь позже стало известно, что признаки кодируются последовательностями нуклеотидов ДНК. Так появился, можно сказать, «материальный ген». Несколько нуклеотидов неким образом друг относительно друга расположенных отвечают за способность макромолекулы к катализу синтеза некого белка… Причём, ещё и опосредованную способность. ДНК плодит «рабочие» молекулы РНК, осуществляющие синтез.
Можно ли это назвать «генетической программой»? Нет. «Программа» выглядит иначе. Каталитические способности ДНК включаются не одновременно, – и вообще не все в каждой клетке. Наборы ферментов, изначально присутствующие в клетке, а затем сменяющиеся, последовательно блокируют одни и активируют другие гены. Это сложный биохимический процесс, не все аспекты которого вообще понятны, но в простейшем случае он, например, предполагает установку на неактуальный ген «заглушки», – добавление к нуклеотиду метильной группы.
...Главное же, в зависимости от числа делений клетки и от некоторых других факторов, набор ферментов будет разным. Так, – активируя тот или иной набор генов, – организм создаёт из клеток, имеющих одинаковую ДНК, ткани с разными свойствами… Тут, почему-то, хочется добавить, что противники эволюции, полагающие, что «клетка слишком сложна, чтобы возникнуть случайно», – даже отдалённо не представляют себе, насколько она сложна на самом деле.
И, кстати, о тканях. Переключение активности генов в зависимости от числа делений клетки и воздействий веществ, выделяемых другими клетками, не только «программирует» строение организма, но ответственно ещё за много других примечательных эффектов. Например, за известное повторение – в общих чертах – эволюционного пути вида на этапе эмбрионального развития. Также, изменением активности генов объясняется полиморфность, наблюдающаяся у многих видов животных. У муравьёв, у термитов принадлежность к «касте», а значит, физическое строение особи, определяется воздействием на личинки феромонов, – тех же самых ферментов, по сути, – выделяемых маткой… У которой, в свою очередь, выделение феромонов регулируется «запахом» семьи, отражающим количество представителей отдельных каст в её составе.
Ничуть не более странное, просто менее привычное, проявление полиморфности, – способность некоторых рыб даже в одном водоёме принимать до четырёх различающихся физическим строением форм для занятия нескольких экологических ниш. Причём, трансформация организма под воздействием внешних условий (температуры и химии воды, в том числе и присутствия в ней веществ, выделяемых другими представителями вида), обычно совершающаяся на этапе личиночного развития, может происходить и у взрослых особей… А что тут, в принципе, странного, если вспомнить об изменении формы черепа у идущей на нерест горбуши?
То есть, под воздействием внешних условий организм может меняться… И эти изменения, – очень редко, но случаи известны, – будут передаваться по наследству. В некоторых случаях это даже касается поведенческих признаков, – навыков. Большое удивление некогда вызвали результаты экспериментов в процессе которых было отмечено, что особи, развившиеся из кусков разрезанной планарии, обладают «опытом» исходного организма и сразу знают, куда ползти, чтобы найти корм.
...Соответственно, возникает вопрос, где засада. В принципе, это должно быть ясно. Но для упрощения можно подчеркнуть важность вскользь упоминавшейся выше детали. «Наследование приобретённых признаков» наблюдается только для строго определённых признаков строго же определённых видов. Всегда, кстати, примитивных. В целом, это очень редкое явление. И, кстати, нестойкое. При исчезновении внешних факторов, приобретённый эпигенетическим путём признак исчезает через 1-10 поколений.
При делении клетки, дочерние наследуют не только ДНК, но и набор ферментов, регулирующих работу генов. Не обязательно, – как отмечалось выше, набор этот, именно, может смениться, если из одной ткани по плану развития организма образуется другая, или если в клетку попадает какая-то регулирующая химия извне. Важно тут, что ДНК наследуется в любом случае. Модифицироваться она может только мутациями. Никакого влияния «условий» на саму макромолекулу никогда не отмечалось. Более того, наука с полной ответственностью утверждает, что такое исключено чисто технически.
То есть, вот засада: для того, чтобы ген активировался или дезактивировался, он уже должен наличествовать. Программа, управляющая работой ДНК записана на самой ДНК, – и сделано это может быть только мутациями и естественным отбором. Условия способны переключать генетическую программу, но при этом организм лишь будет возвращаться к ранее приобретённому эволюционному опыту. При полиморсфности, например, вспоминая одну из пройденных (и теперь каждый раз проходимых на этапе эмбрионального и личиночного развития) экологических форм… Для начала, таким образом, даже «приобретается» не всякий, а только некогда наличествовавший признак. Иногда, – очень редко, – он может перейти следующему поколению вместе с набором регулирующих активность генов ферментов.
Что же до наследования «воспоминаний» кусочками разрезанной планарии то у планарии никаких воспоминаний нет по определению, – это должно быть очевидно. Даже членистоногие не способны к настоящему обучению, хотя способны его «симулировать». Ведь, поведенческая программа может включать множество «если-то» и подразумевать, – лишь в строго определённых ситуациях, – поиск верного решения перебором заранее прошитых (действием отбора на предыдущие поколения) вариантов.
Планарии руководствуются инстинктами куда более примитивными. Но перебором, «если не вправо, то влево» задачи тоже могут решать. Инстинкты же «прошиваются» структурой нейронов. Развиваясь из отрезанного фрагмента, червь будет восстанавливать нервную систему, – уже под воздействием ферментов, унаследованных от «цельного состояния»… То есть, сразу с нужной нейронной связью. Ни у кого, кроме предельно примитивных червей, такое не работает и работать не может. Да и у червей не работает при размножении штатным способом.