Деспотичный отец постоянно что-то вынюхивал и высматривал, будто пытался найти причину придраться и устроить скандал. Тихая, забитая, вечно испуганная мать, передвигалась по квартире бесшумно, как тень. Глаза ее были опущены, голова неизменно втянута в плечи, а на лице блуждала подобострастная, угодливая улыбка, которую Ия всем сердцем ненавидела.
— Бабы - не люди, - декламировал отец, - существа низкие, жалкие, ни на что, кроме как ублажать мужика, да детей рожать, не пригодные.
Часть 39
Начало
Обжегшись на Славе и Кире, сумевших виртуозно водить его за нос долгое время, Всеволод ничуть не утратил веру в женщин, не превратился в параноика с подозрительным прищуром и навязчивыми идеями, не начал дуть на воду и подвергать сомнениям все и вся. Объяснялось это тем, что он обладал поистине чудесной, редкой способностью не обобщать. В отличие от многих людей, он никогда не считал, что "все бабы дуры" или "все мужики козлы", короткое слово "все" - Всеволод почти не употреблял, откровенно им пренебрегая, каждую женщину рассматривая саму по себе, без переноса и каких бы то ни было сравнений.
— Все разные, забывать об этом не стоит, - говорил он всякий раз, когда кто-то в его присутствии позволял себе громкие, бесцеремонные заявления с неугодным словом.
Ие, лет с двенадцати мечтавшей о побеге из отчего дома, в этом смысле очень повезло, поскольку ее отец предпочитал именно обобщения, которые Ия слушала с раннего детства и которые вызывали у нее чувство неприятия и тошноты.
— Бабам доверять нельзя, надо всегда перепроверить.
— Баба врет как дышит, без этого ей жизнь не мила.
—Все бабы изменщицы, прелюбодейки. Только отпусти за дверь, найдёт приключения.
— Где баба, там грязь, там ложь, там подлость.
Ия органически не переносила недоверие и не понимала темную природу ревности, которая пугала ее и отталкивала.
Деспотичный отец постоянно что-то вынюхивал и высматривал, будто пытался найти причину придраться и устроить скандал. Тихая, забитая, вечно испуганная мать, передвигалась по квартире бесшумно, как тень. Глаза ее были опущены, голова неизменно втянута в плечи, а на лице блуждала подобострастная, угодливая улыбка, которую Ия всем сердцем ненавидела.
— Бабы - не люди, - декламировал отец, - существа низкие, жалкие, ни на что, кроме как ублажать мужика, да детей рожать, не пригодные.
Такого рода заявления звучали десятки раз на дню, тон у отца был грозный, менторский, возражений не допускающий. То был крупный, красивый мужчина, чьи голубые глаза излучали лишь холод, презрение и гнев. Ия не помнила, видела ли она когда-нибудь его улыбку?
И умел ли он вообще улыбаться, она не знала.
Обстановка в семье была неуютной, имелось множество разного рода запретов, нарушать которые Ия обожала, бросая вызов, умирая от восторга и ужаса.
Закончив собирать вещи, Софья присела на диван и сказала:
— Послушай, Антон, сыновья меня не осуждают, не должен и ты.
— Железная логика! - саркастически ухмыльнулся Красинский.
— Я этого не планировала. Так уж вышло, - Софья поежилась, обняла себя за плечи, - Прости меня, Антон, если можешь, прости.
— Нет, Софья, не могу. Хотел бы, но нет, - ответил Красинский ледяным тоном.
Предательство жены его неожиданно подкосило. Никогда, ни единого раза он не думал о том, что жена его бросит, подобные мысли просто не заглядывали к нему в голову. Антон мог представить себе все, что угодно, но только не это. Уход Софьи оказался как мощный удар в солнечное сплетение, Красинский был повергнут, бесславно пал, утратил уверенность в себе, не чувствуя более вкуса к жизни. Исчезло вдруг и желание наслаждаться молодыми, безымянными телами, кои странным образом не влекли его. Одно дело наведываться в гостиницу, имея за спиной полноценную, дорогую семью, и совершенно иное - будучи одиноким, брошенным женой мужчиной не первой молодости. Красинский испытывал непривычную, злую, острую боль, сердце его плакало, обливаясь слезами, а то время как глаза оставались сухими.
"Я сделаю все, чтобы тебя вернуть. Ты мне нужна", - думал он, наблюдая за Софьей.
Как-то днем, навернув с большим аппетитом огромную тарелку жареной картошки с луком, Слава тяжело вздохнула и подумала о том, что стала слишком много есть.
"А даже если и так, вот рожу и возьму себя в руки. А пока буду лопать столько, сколько хочется", - решила она и поставила чайник.
— Наташ, скажи пожалуйста, ты себя в еде ограничивала, пока Дениса носила? - позвонила Слава подруге.
— Да я что-то не помню чтобы приходилось... - задумалась Наташа, - А что? У тебя какие-то проблемы?
— Похоже да, - не стала отрицать Слава, - Мне все время жрать хочется, как не в себя, а я не отказываюсь. Надо прекращать, да?
— Да! Если не хочешь превратиться в шар, - строго сказала Наташа.
Встав перед большим зеркалом, покрутившись и так, и эдак, Слава нахмурилась. Тело ее безусловно менялось, но не слишком ли?
Наум ничего не говорил, но это не значит что все в порядке.
"Нужно посоветоваться с врачом", - подумала Слава, пошла на кухню, открыла холодильник и достала коробку пирожных ассорти.
Надежда Ровицкая