Свидетельство о публикации №224113000306
Но проблема с мамой решилась сама собой. Как-то раз Катя пришла из школы, и обнаружила в квартире на кухне незнакомого мужчину. Высокий, черный, широкоплечий – он показался Кате огромной движущейся горой, она даже испугалась – не думала, что такие высокие люди бывают на свете.
– Вот, Катя, познакомься, это дядя Федя. Он будет теперь жить с нами – сказала довольно улыбающаяся мать – слушайся его, хорошо? Ну, что встала-то, как истукан?! Я ей папку привела, а она недовольна!
И мама рассмеялась звонким, каким-то неестественным, смехом.
Часть 1
Сквозь огромный зеленый лист подсолнуха солнце казалось бесформенным коричневым пятном и еле-еле просвечивало сквозь него еще по-летнему дерзкими лучами. Странные растения, эти подсолнухи – растут себе, как сорная трава, иногда вырастают такими великанами-головками, что и смотреть страшновато, хотя Катя совсем не из пугливых.
Она подбросила вверх большой лист, и он опустился на землю недалеко от нее. Вот и все – лето закончилось... Скоро все деревья сбросят свои богатые летние наряды и придет сначала неласковая дождливая осень, а следом за ней холодная и скучная зима. От этих мыслей Кате стало грустно, но вот чего-чего, а грустить она долго не умела, а потому засмеялась, неизвестно почему, и откинулась на мягкое покрывало зеленой травы, глядя в синее небо, на котором не наблюдалось ни облачка.
На огороде у дедушки хорошо, только непонятно, зачем он выращивает столько кукурузы. Это растение у него на поле вырастало порой настолько высоким, что в зарослях можно было в прятки играть. А по краям поля – подсолнухи степенно покачивают на ветру своими ярко-желтыми головками. Катя любит сюда приходить после уроков – можно залечь в самые заросли, на серединку поля, где она вытоптала себе небольшой кружок земли, застелив все листьями и травой, и лежать, ни о чем не думая. Тут же, недалеко от этого кружка, будто специально для Кати вырос подсолнух, и радует девчушку ярким цветом и своей такой простой и неприхотливой красотой.
Катя и сама напоминает это растение – круглолицая, смугловатая, вся в веснушках, словно брызги от солнышка расплескались по ее лицу, волосы непонятного цвета – то ли пегие, то ли какие-то «недорыжие» – торчат в разные стороны короткими хвостиками. Глаза, как у дедушкиной кошки Глаши – желтые, с коричневыми пятнышками внутри, брови в цвет волос, носик чуть вздернутый, губы маленькие, сердечком.
Глядя на себя иногда в зеркало, Катя думает о том, как можно было родиться таким недоразумением. Да и мама постоянно ворчит, что пошла она « в своего непутного папашу», а Катя и не знает, кто ее отец и почему мама называет его непутным. Спросила как-то раз у дедушки, а он только и сказал:
– Мамка-то твоя ругать меня будет. Не велела она говорить тебе, кто твой папаня. Поссорились они крепко, в обиде она на него, только это могу сказать, а боле – ничего.
Катя еще помнит очень смутно те времена, когда в ее жизни присутствовал папа. Но родной образ расплывается со временем, становится неясным и нечетким, и Катя скоро забывает его лицо, улыбку и сильные руки, подбрасывающие ее вверх, почти к самому солнцу.
Катя понимает, пожалуй, мамину обиду, хотя ей всего девять лет. Раньше, когда был папа, мама очень любила Катю, заботилась о ней, покупала игрушки и красивую одежду, а сейчас... За те годы, что папа ушел из их жизни, мама стала другой – озабоченной, иногда злой, и злиться она в том числе и на дочь тоже. Катя старается, как может, занимается много, но с учебой ничего не выходит, и получив очередную двойку, она боится идти домой – ей не хочется расстраивать и огорчать маму. Куда лучше пойти сюда – в заросли кукурузы, вдыхать аромат свежего воздуха, смешанного с пьянящим запахом травы и осенней жухлой листвы, слушать разные звуки и распознавать среди них стрекот кузнечика, лай соседской собаки, да крики ребятишек. Хорошо у дедушки!
Они живут в поселке, недалеко от города. Поселок большой и есть все необходимое – и клуб, и ателье, и магазины, и лесопилка с фермой. А недавно даже построили небольшой универмаг с огромными стеклянными окнами. В эти окна выставили манекены в модных платьях, юбках и шляпах. Катя, когда в первый раз их увидела, подумала про то, что если не смотреть на лица, то эти манекены вполне себе похожи на фигуры застывших людей, и стала представлять, как стоял человек, и вдруг на него молния обрушилась или гром – с тех пор он и застыл в такой вот нелепой позе. Есть в поселке и школа, и детский сад, куда Кате очень нравилось ходить, она даже плакала, когда пошла в школу – так охота было вернуться в свою группу, к доброй воспитательнице Серафиме Антоновне с ее мелодичным голосом и нянечке тете Вале, у которой самые мягкие, самые добрые в мире руки.
– Катюша! – услышала она негромкий дедов голос – Подсолнушек, ты здесь?
Катя вынырнула из зеленых зарослей, рассмеялась и побежала к деду.
– Мамка-то тебя обыскалась – сказал дедушка – попадет тебе. Уроки закончились давно, а ты еще не дома.
– Ой, деда, побегу я тогда! – девочка поднялась на цыпочки и чмокнула старика в морщинистую щеку.
Морщин у дедушки много, хотя он совсем еще и не старый – и глаза в таких добрых лучиках, и от носа до губ идут морщинки, и на лбу – поперечные, да продольные. Кате иногда хочется прижаться губами к этим морщинкам и поцеловать их – все-все, чтобы смягчилось немного суровое выражение лица деда, и он улыбнулся своей мягкой улыбкой. Но в их семье как-то не принято «сюсюкать», как говорит мама, а потому Катя боится немного проявлять эти нежные чувства к близкому человеку. Она знает, что дедушка родился за год до войны, а потом попал в детский дом, очень многое пришлось пережить ему в жизни. Потому и лицо у него в морщинках, и немногословен, и улыбается редко.
Катя и мама живут в деревянном бараке на втором этаже. Дом двухподъездный по четыре квартиры на этаж, мама не захотела жить с дедушкой в его просторном доме, а потому государство выделило ей эту «дыру», как называет ее сама мама. Катя не любит эту квартиру – она кажется ей неуютной, неприветливой и какой-то... неживой. Пахнет сыростью и затхлостью, нет того тепла в доме, как у дедушки. Мебели мало и самая необходимая, да, у Кати своя комната, но она какая-то сырая и серая, мрачная, кроме того, с улицы ее окно закрывает кривая ветка то ли клена, то ли вяза, по ночам, когда дует ветер, эта ветка стучится в окно, и Кате бывает страшно. Она знает, что если спилить ее, эту ветку, тоже похожую на недоразумение, в комнате станет больше солнца, но мама ответила ей на эту ее просьбу:
– Да ты чего?! И кто ж пилить ее будет? Мужика-то у нас нету! – она громко рассмеялась и внимательно осмотрела яркий маникюр – я, что ли?
Катя толкнула дверь квартиры и осторожно ступая, вошла внутрь. Мама стояла у стола на кухне, уперев руки в худые бока.
– Ну, и где ты шлындала, горе мое? – спросила она – опять у деда в подсолнухах торчала? Я тебя отучу от этого! Лучше бы в квартире прибралась или вон, картошки к ужину начистила! Давай, дневник показывай!
Она вырвала из рук дочери портфель, залезла внутрь и извлекла дневник. Катя закрыла глаза в ожидании ругани.
– Ну, вот, я так и знала! Снова двойка по математике! Господи, ну в кого ты такая бестолочь, а? Не иначе, в папашу своего! Сведешь в могилу своими оценками!
Она взяла полотенце и несильно стукнула девочку по мягкому месту.
– Иди, переоденься, да картошки начисть, потом за уроки садись, хотя что толку – так, видимо, и будешь с двойки на тройку перебиваться и обратно.
Катя скребла полутупым ножом картошку и думала о том, почему же мама так зла на нее. За оценки, это понятно, мама сама работает в местном магазине продавцом, и всегда говорила Кате, что «не будешь как следует учиться – станешь, как я, тягать всю жизнь», хотя Катя не понимала, чего они там вдвоем с тетей Леной «тягают», если есть грузчик дядя Семен, от которого иногда исходит странный запах.
Как-то раз девочка услышала разговор мамы и дедушки.
– И чего ты, Алевтина, девчонку костеришь, почем зря? Она-то в чем виновата?
– А я ее без дела и не трогаю! – резко ответила мама – а ругаю, когда она двойки домой приносит! Лентяйка она – ни учиться не хочет, ни по дому ничего не делает, все ворон ловит, варежку открыв! Думала, когда этот меня бросил – хоть дочь нормальная будет, но она мало того, что внешностью в его породу, так и характером такая же, какая-то блаженная!
– Так к ней потеплее надо! Ей любви не хватает, ласки материнской, а ты ее шпыняешь постоянно!
Мать вдруг уткнулась в рукав кофточки, заплакала:
– Папа, да прекрати ты! Я из-за нее личную жизнь построить не могу! Кому я нужна-то, с довеском впридачу?! Молодость и красота мимо проходят, а я как прокаженная!
– Ей ты нужна, Аля, дочке своей в первую очередь! Мужиков много может быть, а дочь у тебя одна! Настанет и твое время – встретишь человека! А сейчас о ребенке подумать нужно тебе!
– А обо мне кто подумает? – совсем по-детски всхлипнула мать – кто позаботится, пожалеет? Одна я, отец, никого рядом нет, чтобы приласкал-приголубил!
– Чего ты жалуешься? О девчонке подумала бы – ты взрослая, а она ребенок еще! Легко ли ей?
Мама после того разговора вышла на крыльцо, села и уткнулась в ладошку со скомканным кружевным платочком. Катя устроилась рядышком, прижалась к теплому родному боку и осторожно голову положила на мамино предплечье. Думала – обнимет, но нет, та так и сидела, в руку уткнувшись.
А дедушка ей после этого сказал:
– Ты, Катерина, на мать-то не серчай! Плохо ей, она ить одна совершенно. Бабе без мужика трудно...
Катя тогда маму пожалела, и старалась изо всех сил в учебе, но что уж тут – наука ей действительно тяжело дается, сколько бы она не зубрила. Да и рассеяна Катя – сядет делать уроки, а сама нет-нет, да задумается о чем-нибудь, засмотрится в окно на птиц, которые перелетают с кустика на кустик, на качающиеся ветви старого клена или вяза, задумается ни о чем, а как опомнится – уроки-то еще не готовы.
И учителя за рассеянность ругают ее, и староста, эта противная Ленка Сидоркина – тоже, за то, что она их класс вниз тянет, и опять они в «отстающих». Как будто Кате доставляет это удовольствие – тянуть кого-то вниз, она и сама этого не хочет, но так выходит. И мама ругается – и рассеянная она, и копуша, и лентяйка...
Вот и в этот день, после того, как Катя картошки начистила, она села за уроки, и долго-долго думала о чем-то своем. Не услышала, как к маме пришла ее подруга и «товарка» по магазину тетя Лена. Всегда, когда она приходила, приносила с собой бутылку с темной жидкостью и наклейкой «Портвейн», и они с мамой сидели на кухне за нехитрой закуской, обсуждая свои женские дела. После этих посиделок мама становилась еще мрачнее, чем раньше, еще громче покрикивала на Катерину, и девочка старалась не попадаться ей на глаза и поскорее лечь спать.
Кое-как сделав уроки, Катя пришла на кухню. Тетя Лена, дородная, пышущая здоровьем блондинка, с выкрашенными пергидрольными волосами, сидела за столом, закинув ногу на ногу и курила, отставив в сторону мизинец с ярко-желтым маникюром. «Как подсолнух» – подумала Катя и потянулась за картошкой. И тут же получила удар по руке от мамы.
– Руки сначала помой, а потом лезь! – резко сказала ей родительница – и вообще, сколько раз говорила – не суйся, когда старшие разговаривают! Прешься на кухню, лишь бы уши погреть!
– Аль, ну ты чего? – дружелюбно спросила тетя Лена – она ж ребенок, может, есть хочет!
– Училась бы лучше нормально! – рассердилась мать – что не родительское собрание – то позор для меня!
Катя молча удалилась из кухни к себе и стала собирать портфель.
Потом на цыпочках прокралась через большую комнату в прихожую, откуда шел вход в кухню и услышала, о чем говорили мама и тетя Лена.
– Раздражает она меня, Лен, понимаешь?! Вот мне кроме тебя этим даже поделиться не с кем! Хотя ты разве поймешь? У тебя ни мужа, ни детей! Стоит и смотрит на меня, как баран на новые ворота! Учиться не учится, лентяйка, да еще и рассеянная! Как больная какая-то! И похожа на него, на Петьку – ничего моего нету...
Катя знала, что отца ее зовут Петром. Недаром же она в свидетельстве о рождении записана, как Петровна, хотя фамилия мамина.
– Аль, ну вот че ты, а? На Петра злишься, а срываешься на девчонке!
– Не могу я, Ленка, без мужика жить! Мне семью хочется, детей еще хочется, не думала ведь я, что Петр уйдет! Отец вон с матерью... двадцать с лишним лет душа в душу, пока она не умерла, а так бы и еще жили! Вся жизнь, Ленка, под откос! А теперь еще и дочь – полная копия Петьки! Хоть бы чего моего было! Так нет – и здесь промах, понимаешь!
– Аль, ну она же ребенок! Она разве виновата, что у нее отец такой?
– А я виновата, что он так со мной поступил?! – всхлипнула мать.
Они еще долго разговаривали и пили вонючую красную жидкость из бутылки с надписью «Портвейн». Тетя Лена к тому же еще и курила, как паровоз. Потом к ней подключилась и мама. У Кати уже в животе от голода урчало, и она еле дождалась, пока подруги разойдутся. Потом высунула нос из комнаты в дверной проем, прислушалась, глянула в сторону тахты – мать спала, широко раскинув руки и похрапывая. Из открытого рта стекала по подбородку слюна. Катя на цыпочках прошла на кухню.
В кастрюле лежала одна вареная картошина, а в хлебнице кусочек хлеба. Быстро поев, Катя вымыла грязную посуду, которая занимала почти весь стол, открыла окно, чтобы проветрить, выключила свет и пошла спать.
На следующий день противная староста Ленка Сидоркина подошла к ней с небольшой кучкой одноклассников.
– Гущина, ты что, куришь, что ли? – спросила она, окинув Катю презрительным взглядом – у тебя от формы куревом воняет!
– Нет, не курю – Катя опустила взгляд, как она делала всегда, когда ее ругали – это гости к маме приходили...
– Гости... – сказала Сидоркина – ну надо же... И на что, интересно, твоя мама для гостей стол накрывает? Она ж у тебя в сельпо продавщицей работает, а они, папа говорил, получают копейки. Ты же, Гущина, одну картошку ешь, мне ребята говорили... Какие уж тут гости!
Сидоркиной хорошо – у нее мама бухгалтер на пилораме, а отец в администрации работает, занимает очень серьезную должность, так что Кате, конечно, с ней не тягаться, тем более, когда за Сидоркину столько ребят. Вот и не привыкла Катя давать отпор, да и не возможно с более сильными справиться, когда ты одна.
– Ребят! – подал голос заносчивый Лешка Варфоломеев – ее мать без бати воспитывает, что вы хотите! А где батя – неизвестно! Сбежал, видать, от мамани-продавщицы!
В глазах у Кати потемнело от обиды.
– Дурак! – она подошла к Лехе, ребята расступились в испуге – настолько страшными были Катины желтые глаза – кретин несчастный!
Она замахнулась, чтобы дать парнишке хорошего «леща», но тот вдруг выставил вперед руку, словно защищаясь, и попал Кате прямо в скулу. Вокруг засмеялись. Девчушка подхватила свой портфель и кинулась бежать.
От обиды на глазах выступили слезы. Вот за что они с ней так?! У Варфоломеева, между прочим, мать вообще уборщицей работает, но он в компании с Сидоркиной и потому об этом все забывают. Влетела домой, упала на кровать. Как же она их ненавидит! Всех! Если бы можно было куда-то уехать! Далеко-далеко, так, чтобы не видеть больше эту школу, учителей, этих противных одноклассников.
На следующий день мать пошла с ней – когда увидела синяк на скуле дочери, сразу стала спрашивать, что случилось. Нет, она не пожалела Катю, не приласкала. Принесла ледяной кусок мяса из холодильника, чтобы девочка приложила его к синяку, сказала наставительно:
– Сразу надо было, а сейчас ничего уже не сделаешь. Так и будешь с синяком ходить.
И в школу она пошла не для того, чтобы дочь защитить. Просто через Катю ее задели, а мать очень не любила, когда ее трогают. Катя слышала под дверью кабинета, как учительница говорила матери:
– Ну, а что вы хотите? Ваша девочка абсолютно не социализирована! Она ни с кем не дружит, ей не нужен никто. И учится плохо. Что я могу поделать? Она к детям не тянется, они к ней тоже, вот и результат.
– Вы хотите сказать, что я плохо воспитываю дочь? – высокая, стройная мама нависала над миниатюрной учительницей – я вас предупредила! Если увижу у нее еще один синяк – виноваты будете вы. Это ваша забота – смотреть в школе за детьми!
Она вышла из кабинета, взяла Катю за руку и повела вниз, на первый этаж.
– Катя, нельзя же быть настолько бестолочью! – сказала она девочке – ты даже сдачи не смогла нормально дать! Все, мне на работу пора!
– Мам, давай уедем – тихо сказала Катя.
– Ты с ума сошла?! Куда это мы с тобой уедем, о чем ты говоришь? У меня работа здесь, квартира, да и дедушка, где-то поможет, подскажет. Никуда мы не поедем отсюда!
После уроков она пошла к дедушке. Немного повалялась на своем тайном месте среди огромных листьев кукурузы, и отправилась в дом.
– Ого, что это у тебя, Подсолнушек?! – дед внимательно рассмотрел ее скулу – кто это сделал?
Катя рассказала ему про случай с одноклассниками.
– Ну, Алька – покачал головой дедушка, он был недоволен своей дочерью – а ты чего же? Сдачи, что ли, не могла дать этому Варфоломееву? Ох, Катя, Катя! Трудно тебе в жизни придется! Ладно, сейчас сделаю раствор бодяги и приложу к скуле. Может, заживет быстрее.
На столе у него был накрыт обед – Катя с удовольствием поела вареной картошки, хрустящих соленых огурчиков, колбасы с белыми прожилками жира и шоколадных конфет – дедушка любил сладкое, и они всегда были припасены у него в шкафу на кухне.
– Что, говоришь, долго мама и тетя Лена сидели? А потом что – спать она легла? А ты? Ну, Алька! Хоть бы ребенка накормила, прежде чем загул устраивать! Паразитка! Пойду, поговорю с ней, как следует!
– Деда, не надо! – Катя схватила его за руку – не ходи, деда! Она потом меня ругать будет, что я рассказала тебе! Не ходи!
– Зря не хочешь! Я бы дурь с ее головы выбил! Себе уже какое по счету платье покупает, а девчонку в черном теле держит! Ладно, успокойся, не пойду!
Он погладил Катю по торчащим хвостикам.
– Деда – спросила девочка несмело – а можно, я с тобой жить буду? У тебя же места много. Я и на сундуке спать могу.
– Да кто ж тебя мне отдаст? Мать-то твоя живая, как же при живой матери ты с дедом будешь жить?
– Не нужна я ей – грустно сказала девочка – она тете Лене говорила, что я ее раздражаю, потому что на папу своего похожа. Дедушка, а может, мне папку найти, а? Может, ему я нужна буду?
– Не знаю, Катюша, что делать нам с мамкой твоей... Она раньше не была такой. А вот как Петя ушел – и будто подменили ее – он притянул девочку к себе – эх, Подсолнушек ты мой! Давай вот, еще поешь. Курва это неизвестно, приготовила чего или нет.
Но проблема с мамой решилась сама собой. Как-то раз Катя пришла из школы, и обнаружила в квартире на кухне незнакомого мужчину. Высокий, черный, широкоплечий – он показался Кате огромной движущейся горой, она даже испугалась – не думала, что такие высокие люди бывают на свете.
– Вот, Катя, познакомься, это дядя Федя. Он будет теперь жить с нами – сказала довольно улыбающаяся мать – слушайся его, хорошо? Ну, что встала-то, как истукан?! Я ей папку привела, а она недовольна!
И мама рассмеялась звонким, каким-то неестественным, смехом.
Продолжение здесь
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.