оглавление канала, часть 1-я
Я посмотрела на него пристально, будто стараясь прочитать его мысли, а потом медленно произнесла:
- Память прошлой жизни – это тяжкий груз, не каждому по силам. Ты уверен, что он тебе нужен? Ты справишься с этим? Ведь зная то, что знал Ивар, тебе придется полностью поменять свою жизнь. А готов ли ты к этому? Хочешь ли этого?
Я смотрела на него, не отводя взгляда, пристально, требовательно, словно судья на обвиняемого. От того, ответит ли он сейчас мне правду, будет зависеть, попадет ли он в тот самый «список» людей, чья память будет подлежать изменению. Образов молчал. Все его сомнения, тревоги сейчас отображались на его лице, как будто были написаны крупным шрифтом прямо на лбу. Я терпеливо ждала. Наконец он посмотрел на меня больными глазами, и тихо, едва слышно произнес:
- Я не знаю… - И тут же, поспешно заговорил, проглатывая окончания слов, торопясь объяснить мне свои чувства: - Понимаешь, это так… необычно, ново для меня. Настолько не вписывается в мои прежние понимания жизни, что мне трудно сказать наверняка, справлюсь ли я с этим, сумею ли изменить свою жизнь полностью. Иногда мне кажется, что это вообще не про меня, словно я смотрю какой-то фантастический фильм. Но внутри… внутри у меня все вибрирует от счастья и, одновременно, от нетерпения. Словно я после долгого изнурительного пути, наконец-то, увидел вдалеке контуры родного дома, почувствовал знакомый запах дымка, струящегося из трубы, и даже представил всю обстановку внутри, начиная от печи и кончая вязанными половичками из цветных лоскутков, такую знакомую и родную… - Он с некоторой долей отчаянья выдохнул: - Прости за цветистость! Не могу точнее высказать, что я чувствую! Будто я стою в разных лодках одновременно, и эти лодки начинают отдаляться друг от друга, а я все никак не могу решить, в какую из них хочу перебраться. – Он как-то обреченно махнул рукой: - Ладно… Делай так, как посчитаешь нужным. Тут я тебе, точно, не указ…
И он уже собрался уходить, когда я задала ему вопрос, который все последние часы тревожил меня:
- Постой… Скажи, тот препарат, который вы ввели дяде Славе… Какой у него срок действия? Когда нужно вводить ту сыворотку, которую вы мне дали, чтобы он очнулся? Ведь мы довольно долго бродим здесь, а дядя Слава там, один…
Образов как-то смущенно улыбнулся:
- Прости… Но со стариком – это был блеф. Иначе, я боюсь, мы бы вряд ли смогли заставить тебя показать нам вход в подземелье и путь к овальному залу. Мы ввели ему обычное снотворное. Конечно, он проспит довольно долго, но проснется сам. А сыворотка… Это просто витамины. – И он опять повторил, пряча взгляд: - Прости…
Я хлопала на него ресницами, не зная, злиться мне на то, что меня так легко обвели вокруг пальца или радоваться, что дяде Славе ничего не угрожает. Пока я пребывала в подобной нерешительности, Юрий по быстренькому ретировался. Не иначе, как от греха подальше. Валентина, все это время сидевшая, как мышь под веником, проворчала:
- Артисты, блин!!! Я бы на твоем месте, рисковать не стала. Всех бы обнулила. Мало ли… Сегодня он так, а когда окажется наверху со своими соратниками, где у нас гарантия, что он не передумает?
Я, задумчиво глядя на подругу, медленно проговорила:
- Знаешь, это тяжело… Очень тяжело. Когда ты находишь себя другого, обретая при этом некую целостность, а потом, бац, и все опять уходит. Конечно, ты потом этого и не вспомнишь, но пустота на этом месте тебя будет терзать до конца твоих дней. А самое главное, ты так и не поймешь причины. Ивару в той, прежней его жизни пришлось несладко. Мы повторяем снова и снова, будто плохо выученный урок, все свои ошибки и просчеты, которые совершили когда-то. И пока мы не поймем, и не исправим этих ошибок, так и будем бегать по кругу, словно пони в цирке, лишенные дальнейшего пути. А из этого круга вырваться очень сложно. Иногда это происходит как вивисекция, вместе с кровью и кусками мяса. Не каждому из нас дается подобный шанс увидеть и осознать, что же мы сделали не так. И когда такое счастье выпадает, человек готов отдать многое за возможность все исправить. Я не могу лишать Ивара этой надежды. Это слишком жестоко.
Валентина слушала меня, затаив дыхание. А когда я закончила говорить, пробурчала недовольно:
- Ага… Жестоко… А когда они делают всякие непотребства, это не жестоко?!
Я усмехнулась:
- Эх, друг мой, Валька! Так мы - не они! Мы – это мы. И в конце пути каждый будет отвечать за СВОИ поступки, а не за чужие. И я думаю ТАМ, - я подняла палец кверху, намекая на самого Вездесущего Творца, - никакие оправдания, типа, «мы так, потому что они вон какие», не сработают. А теперь, давай, подремли немного. Мне предстоит нелегкая работа, для которой нужна полная сосредоточенность. А времени на это у меня не так уж и много…
Валька повозилась еще немного, что-то ворча себе под нос на тему «добренькие все», а потом затихла. Со стороны мужчин тоже не было слышно звуков, только сопение. Но я не рискнула довериться своему слуху, и от греха подальше, решила напустить на всех, скопом легкий сонный морок. И про себя удивилась, где-то в самых дальних уголках своего сознания: «А разве я так могу?» Не тратя больше времени на дискуссии с самой собой, прикрыла глаза, и тихонько, едва слышно, зашептала - запела:
- Зачарованные гусли
Привлекоша сладок сон,
Замурлычит тай Баюне
Да приляжет угомон…
Легкие клочья голубоватого тумана стали выползать из щелей и углов, подчиняясь нехитрому ритму старинной колыбельной, невесомо окутывая спящих людей липким сном. Допев-дочитав сонный заговор, я послала свой мыслепоиск вперед. Пожалуй, нужно начать со Степана. Думаю, с ним у меня будет больше всех хлопот.
Тонкой струйкой, словно продолжением туманных сгустков морока, я пробралась в его разум. Сразу же появилось искушение просканировать его полностью, чтобы разом разгадать все тайны с ним связанные. Но я поборола в себе (надо сказать, не без туда) этот соблазн. Ни времени, ни сил у меня на это не было. Ощущение было такое, словно я попала в выгребную яму. Преодолевая гадливость от «увиденного», я прошла по нитке памяти чуть назад, отматывая ее, словно ленту старого немого кино. Нашла тот момент, когда мы попали в овальный зал, и словно из ученической тетрадки ластиком, стала стирать эту память, явственно представляя картину темного каменного коридора, по которому мы бредем уже не один день. Соединила два разрезанных воспоминания, словно старую магнитофонную ленту уксусной эссенцией, собственными ощущениями темного каменного подземелья, и поспешила выдернуть свою мысль-поиск из этой ямы с нечистотами, которая служила крысенышу разумом.
Перевела дыхание, вытирая левой рукой текущий от напряжения пот на лице, и, не давая себе большой передышки, приступила к следующему. Двоих подчиненных Образова после Степана «обработать» уже не составило труда. Их разумы меня даже несколько удивили. Ничего темного и особо порочного я в них не обнаружила. Надо же!! Все, что они совершали, делалось с глубоким убеждением, что поступают они так только ради блага Родины. Ох ты, Господи…! Патриоты, блин!!! Как все напутано-то! Так ведь себя можно убедить в чем угодно! Легко, не мучаясь сомнениями, уверить, что собственные подлости, и совершаемые гадости делаются исключительно для блага Родины! Но заниматься переформатированием их мозгов у меня не было ни сил, ни времени, да и, честно говоря, особого желания, тоже не было. Около Образова я на несколько мгновений задержалась, пребывая в сомнениях. А потом решила рискнуть. Ну нельзя лишать человека последнего шанса на исправление собственных ошибок!!!
Открыла глаза, и тяжело дыша, откинулась спиной на холодный камень стены. Даже не подозревала, что подобное, казалось бы, несложное действие вымотает меня до такой степени. По моим прикидкам, морок должен был продлится еще немного времени, и я надеялась, что мне самой удастся хоть немного отдохнуть. Собственно, я могла считать свой долг выполненным, да и с дядей Славой, судя по всему, все должно быть в порядке, если верить Образову. А я ему, почему-то, верила. Так что, по всем статьям, теперь можно было бы уже и не торопиться особо. Но, я понимала, что действие свечей не будет длиться бесконечно долго, и вскоре нам с Валькой захочется пить и есть, и еще… Я с какой-то звериной тоской, до зубовного скрежета хотела, наконец, выбраться на волю, вдохнуть полной грудью прохладный, пахнущий речными водорослями и росной травой, воздух. Ощутить на своем лице теплые лучи солнца или капли дождя. Да любая погода и любое время суток, лишь бы на воле!! Мне, как зверю в клетке, хотело кидаться на эти каменные стены, и царапать их когтями, пробивая немыслимым образом себе дорогу наверх, к свободе! И, поэтому, когда у меня под боком зашевелилась Валька, я, не особо церемонясь, проворчала:
- Вставай, соня… Буди остальных, пора уже выбираться отсюда, а то сил никаких уже нет глядеть на эти подземелья!
Валентина, сладко потягиваясь, пробормотала, никак не реагируя на мой несколько раздраженный тон:
- И не говори, подруга! Я еще долго даже в подпол за картошкой не полезу, Кольшу буду отправлять…
Валентина без лишних понуканий, отправилась к мужчинам, и стала их тормошить, причем, судя по звукам, доносившимся до меня, особой деликатностью она себя не обременяла.
Дальнейший путь у меня в голове почти не отложился. Я брела, будто во сне, и казалось, что вот, еще до того поворота дойду и свалюсь замертво. Но доходила до поворота, и опять убеждала себя идти дальше, хоть с десяток шагов. Егор, плюнув на мой строгий запрет, не идти рядом из-за возможной опасности, шел теперь со мной, бережно поддерживая меня под здоровую руку. Спорить с ним у меня сил уже просто не было. К тому же, если бы не он, я бы, наверняка, уже свалилась. Оставалось только удивляться, как при таком состоянии я еще умудрялась находить верный путь, а не завести всю нашу компашку в какую-нибудь смертельную ловушку. Но, умудрялась. Кажется, срабатывало мое подсознание или еще какая-нибудь диковинная штукенция в моей голове с умным названием. И вот, наконец-то мы оказались в знакомом тупичке, где не так давно мы с Валентиной обновили лаз, ведущий между корней старого дуба, на волю.