Тишина установилась моментально, как только студенты разместились у кафедры. Ясен Николаевич, шепнув Пашке: «Следуйте за мной», поднялся с места и подошёл к трибуне. «Наверное, Засурскому комфортнее разговаривать стоя. – Думал староста, стараясь не глядеть на Потапову. – Есть на что руки положить, и на слушателей можно смотреть сверху вниз. Психолог, однако! Вроде бы душа нараспашку, и в то же время чётко обозначил, кто в доме хозяин. – Пашка украдкой усмехнулся и против воли перевёл взгляд на девушку. – Всё-таки дура она, эта Ольга! Чего выпендривается? Или хочет из массы выделиться? Даже не думал, что девчонка склонна к показухе».
- Вы готовы, молодой человек?
Тихий голос заставил Коробова вернуться в действительность:
- Готов, Ясен Николаевич.
- Тогда начнём. – Профессор оглядел первокурсников и заговорил бодрым голосом, явно желая задать заранее продуманный тон начинающемуся разговору. – Не скрою, друзья. Я хотел обойтись без вступления и сразу приступить к обсуждению главной темы. Но поскольку в моём графике неожиданно образовалось оконце, решил не отступать от традиций. Это замечательно, что я ограничен отнюдь не временем, а вашим желанием не только выслушать меня до конца, но и принять живое участие в беседе. Да-да, мои дорогие. Вы не ослышались. Я попросил собрать вас не для нотаций, а для разговора по душам и рассчитываю на вашу откровенность. И если кому-то вдруг станет скучно, пусть просто поднимет руку и скажет всего два слова: «Мне пора». Обещаю: никаких последствий дисциплинарного характера не будет. И ещё. Не судите строго, если мой экспромт покажется вам несколько сумбурным. Я уверен, что вся прелесть разговора по душам заключается в его неподготовленности. Договорились?
Короткая преамбула декана произвела эффект грома среди ясного неба. Ребята, лишь со слов старшекурсников знакомые с неординарными педагогическими приёмами мэтра, сначала взволновались, а затем выразили полное согласие бурными аплодисментами. Впрочем, профессор не думал долго наслаждаться одержанной викторией. Выждав пару-тройку секунд, Ясен Николаевич приподнял ладонь, и в зале снова повисла тишина, в которой не было напряжённости, а лишь ожидание грандиозных открытий.
- Друзья! Хочу сказать банальную вещь: вы выбрали интересную, но весьма сложную профессию. Я не согласен с широко распространённым мнением, якобы журналист — это специалист, который собирает информацию и тиражирует ее в средствах массовой информации. Нет, нет и нет! Настоящий журналист несёт в массы правду и формирует общественное мнение. Сегодня, когда наша страна стоит перед выбором пути, ответственность представителей четвёртой власти перед обществом возросла многократно. Мы должны понимать, что правда имеет не только созидательную силу, но и разрушительную. А значит, надо искать и находить некий баланс, чтобы информация, содержащаяся в материалах, не стала бикфордовым шнуром к заряду, который взорвёт страну…
Засурский умолк, чтобы освежить горло глотком воды и неожиданно заметил поднятую руку во втором ряду. Удивлённо вскинув брови, профессор вопрошающе посмотрел на Коробова. Подсказка последовала без промедления:
- Артём. Артём Селезнёв.
Профессор привычным жестом поправил очки и перевёл взгляд на смельчака:
- Слушаю вас, студент Селезнёв. Очень внимательно слушаю и благодарю за активное участие.
По рядам прокатилась волна негодования, дескать, куда лезешь, тихоня? Но Артём без тени смущения и привычного заикания, вызываемого волнением, произнёс чётким голосом:
- Ясен Николаевич, вы только что произнесли фразу «некий баланс». Она нейтральна, обтекаема и допускает вольные трактовки. Лично я понимаю её как призыв к компромиссу с профессиональной совестью. По-моему, если журналист видит недостатки, то он должен подавать их в материале без прикрас. Даже если главред будет недоволен. Так есть ли разница между «неким балансом» и «компромиссом с совестью»? И если разница есть, то в чём она заключается? У меня всё.
Профессор смотрел на мальчишку и думал о том, что не сможет дать исчерпывающего ответа на непростой вопрос. Но аудитория замерла в напряжённом ожидании и Засурский, призвав на помощь многолетний опыт диспутанта, заговорил неспешно, старательно взвешивая каждое слово:
- Вы в чём-то правы, молодой человек. Журналист всегда ходит по грани. И, кстати сказать, не всегда замечает эту грань. Я уверен, что, говоря про условного главного редактора, вы имели в виду власть вообще. Взаимоотношения с властью - тема для отдельной дискуссии. Лично я считаю, что у прессы должны быть доверительные отношения с властью. И всё же журналисты должны служить обществу, а не тем или иным чиновникам. Здесь нет противоречий, так как чиновники тоже должны служить обществу. Но это идеальная конструкция отношений. В жизни всё гораздо сложнее. Сегодня, с ослаблением цензуры, пресса стала свободнее. Я уверен, что в перспективе цензура вовсе сойдёт на нет. Это очень хорошо, но свобода кружит голову, заставляя забывать об ответственности. В условиях отсутствия сдерживающих факторов, основным из коих является цензура, на первый план выйдут такие весьма субъективные понятия, как моральная чистоплотность и нравственная требовательность к собственной персоне. Знаете, друзья? Я иногда с глубочайшим сожалением вижу фамилии моих учеников под статьями, в которых сплошной негатив и отрицание заслуг старших поколений. Невольно создаётся впечатление, что они смакуют неприятности и беды, намерено стремясь вогнать читателей в депрессию. Это неправильно, в угоду личным амбициям отрекаться от собственной истории и великих достижений страны. И ещё. Очень многое зависит от того, что движет журналистом: желание исправить ситуацию или заработать пусть сомнительную, но всё-таки громкую славу бескомпромиссного борца с застойными явлениями. В этой связи хочу спросить вас, товарищи студенты: чем руководствовались ваши однокурсники, устроившие забастовку в совхозе имени Моссовета? Только лишь желанием добиться справедливости? Тогда зачем они, пользуясь родственными связями, пригласили киногруппу? Ведь, насколько мне известно, их акция в тот же день дала положительные результаты. Чем больше я думаю над этим, тем сильнее крепнет во мне уверенность, что ребята больше хотели прославиться, нежели достичь изначально поставленной цели…
- Неправда!
Обиженный и вместе с тем гневный вскрик Потаповой прозвучал в тот момент, когда над головами студентов взметнулся лес рук…
***
Пашка вглядывался в несчастное лицо Ольги, видел её полные слёз глаза и чувствовал, как от жалости запершило в горле. Он ждал лишь подходящего момента, чтобы оборвать девчонку на полуслове и взять вину за идиотскую инициативу на себя, но та, сквозь слёзы угадав его намерение, возмущённо выпалила через ряды:
- Не лезь! – Тут же переведя взгляд на декана, торопливо, словно опасаясь потерять мысль, заговорила всё ещё плачущим голосом, то и дело шмыгая носом. – Это я позвонила папе… Он тоже ваш ученик, товарищ Ясен… Простите, Ясен Николаевич… Он, мой отец, на центральном телевидении работает… Я не хотела никакой славы… Просто все видели, что Павел каждый день просит председателя принять меры… А всё бесполезно… Одни обещания… Я их, телевизионщиков, в наш колхоз звала… А тут этот пожар… Все вещи сгорели… А у некоторых даже студенческие и комсомольские билеты… Вы же им поможете, а? Николай Ясеневич?
Искреннее, от сердца исходящее признание девушки, растрогало Засурского до глубины души. Он даже не поморщился, услышав донельзя исковерканное имя-отчество:
- Несомненно помогу, милая девушка. Как вас зовут?
- Ольга Потапова.
- Потапова? Я помню вашего отца. Он был весьма прилежным студентом…
***
Разговор по душам затянулся ещё на три с небольшим часа. Наконец декан с видимым сожалением взглянул на часы и поднял усталые глаза на аудиторию:
- Друзья мои! Я весьма признателен вам, за откровенный и честный разговор. Я многое понял и многому научился у вас. В моих словах нет ничего из ряда вон выходящего, поскольку плох тот педагог, который видит в своих учениках только учеников и не более того…
***
Запыхавшийся Артём догнал Коробова у главной лестницы и, глядя снизу вверх на своего опекуна, с тихим негодованием запричитал:
- Декан отделался пустыми словами на мой конкретный вопрос. Засурский не воспринял меня всерьёз… Он просто запудрил мне мозги шаблонными фразами… Все аплодировали, как дурачки… Неужели никто так и не понял, что профессор уклонился от прямого ответа?
Пашка усмехнулся и снисходительно посоветовал:
- Забей, Тёмыч! Тебе ещё повезло, что декан не знает армейского фольклора. Иначе он тебе такой уклончивый ответ дал, что ты бы на месте провалился от обиды.
- Какой? – Насторожился Селезнёв, - озвучь.
Павел хотел было рассказать бородатый армейский анекдот про прапорщика и чрезмерно любопытного бойца, но, заметив идущую к ним Потапову, ладонью подтолкнул Артёма к ступеням мраморной лестницы:
- Шуруй и не оглядывайся, Тёмыч. Потом договорим…
Повести и рассказы «афганского» цикла Николая Шамрина, а также обе книги романа «Баловень» опубликованы на портале «Литрес.ру» https://www.litres.ru/