- Мамусь. Ты прямо красавица. Как будто подменили тебя. Вот бы мне такой быть.
Танюшка, ласковая, и хитренькая, как лисонька стояла за спиной Аленки и заглядывала в зеркало. Там они отражались обе - худое, бледное лицо еще молодой, но такой усталой женщины и юное, румяное, нежное лицо юной девушки - большеглазой, курносой, милой. Аленка улыбнулась, чуть повернулась на стуле, поборов еще пока мучающее ее головокружение, притянула Танюшку, обняла.
- Ах ты ж лиса моя. Так и ластится. Где сестра? С ребятами?
Танюшка прижалась потеснее, вытянула из руки Аленки расческу, выдернула шпильки и волосы Аленки водопадом рассыпались по спине.
- Ага. Они на стадионе в мяч гоняют. За речкой. А потом в театр пойдут, там кукол привезли, все туда побежали. А я с тобой. Можно я тебя причешу.
Аленка кивнула, терпеливо выдержала экзекуцию - нетерпеливая Танюшка дергала волосы, старалась побыстрее, чтоб расческу не отняли. А потом забрала шпильки у девочки, скрутила волосы тугим узлом, но выпустила, руки еще неловкими были, слабыми.
- Ишь, коза. Сестру с братанами отправила, а сама здесь крутится. Давай-ка, беги туда. Там вся деревня у театра толпится. Бегом!
Прокл шутя подтолкнул дочку к двери, уверенно и точно скрутил Аленкины волосы в тугой жгут, уложил, заколол шпильками. А потом присел рядом, обнял, посмотрел в зеркало.
- Тебя нет красивей, Ален. Как ты? Получше сегодня?
Аленке действительно было лучше. После того, как она проглотила Зарино варево и потеряла сознание, не выдержав огня, который сжег ее изнутри, а потом очнулась уже поздним вечером, чувствуя, как затягивается тянущая пустота внутри, она быстро пошла на поправку. Прибавлялись силы, уходила изматывающая слабость, правда, ей все время хотелось есть и спать. Прокл, усмехаясь, тащил ей очередной кусочек, но съесть она его все равно не могла, чуть куснет - и в сон. Сколько времени она провела в таком состоянии, она даже не знала, но одним ясным предосенним вечером она вдруг поняла, что может встать. И встала… Покачавшись постояла, собралась с силами, подошла к иконе, зажгла потухшую лампадку. А потом долго сидела у окна, пока не пришел Прокл, и гладила его поседевшую макушку, когда он, вдруг потеряв силы от изумления и счастья, встал перед ней на колени, и прижался лицом к ее.
- Я уже вообще здорова, Прош. Вот хоть завтра коз доить пойду. А то загоняли девчонок, совести у нас нет.
- Какие еще козы! Вы Елена Алексеевна, с ума сошли? Я тут бегаю к ней три раза в день, уколы ставлю, а она к козам! Прокл! А вы что молчите?
Игорь Степанович уже не был похож на петушка, скорее на небольшого хорошо откормленного кочета, так же смотрел гордо и с достоинством, так же выступал важно, сердился, насупив еле заметные брови. Но глаза у него были добрые и печальные, как у хорошего пса, Аленке все время хотелось погладить его по голове.
- Я пошутила, доктор. Не сердитесь. Да и муж меня не пустит к козам-то. Только к курам.
Аленка смеялась, доктор бурча, вытащил из саквояжика коробочку со шприцом и ампулу, махнул рукой, вставай, мол. И вколол в сердцах, да так, что Аленка пискнула, забыв про коз и кур.
…
- Прош. Пойдем завтра к реке… Столько времени прошло, я скучаю по ней, прямо вот до слез. Посидим немного, я умоюсь, ноги окуну. Она всегда с меня всю боль смывала, пойдем, а?
Аленка смотрела на Прокла, на его профиль, на устало опущенные веки, сильные губы, которые сейчас безвольно расслабились, и от этого он чем-то напоминал большого ребенка. Муж не отвечал, он спал, чуть шевелил губами, как будто что-то говорил. Аленка погладила его по руке, высунувшейся из-под одеяла, поправила подушку, коснулась губами щеки
- Замучила я его. Спит. Не слышит…
…
Но Прокл слышал. После обеда он подошел к Аленке, улыбнулся, спросил
- На речку пойдем? Купаться? Как ты, лягуш? Нырнем?
И они пошли потихонечку к речке. Через огород, правда в конце огорода Аленка, вдруг ослабев, присела на огромную тыкву, точно, как в детстве, даже покачалась туда - сюда. А Прокл, поняв, что ей трудно, вдруг скинул ее на руки, как когда-то, и понес через двор Анны, а потом вниз по горке к Караю. Постелил покрывало, усадил на песок, который уже начал остывать к вечеру, а сам вдруг скинул одежду и пошел к воде. Аленка, сжавшись в комочек от вечерней прохлады, смотрела как играют мышцы на сильной спине мужа, и внутри е нее теплело, разгоралось, совсем, как в молодости.
…Чай был таким ароматным, как будто в нем искупалось лето. Он пах мятой, чабрецом, медом, малиной. Аня ловко собирала травы, умело подбирала смеси, и Аленка понимала откуда это взялось - без Стехи не обошлось. Девочка все чаще пропадала в ее старенькой избушке, Аленка не знала даже хорошо это или плохо. Она с наслаждением допила чай, глянула на Прокла. А тот был, как будто не с ней, думал о чем-то.
- Прош. Случилось что?
Прокл подошел к окну, откинул занавески, помолчал. В окна молотил дождь… Да нудный, осенний, откуда только взялся, вроде осень пришла внезапно, холодная и тяжелая.
- Лягуш. Ты только ничего не говори. Переспим с этим, завтра все будет ясно.
- Случилось что? Что ты тянешь? Не молчи!
Прокл подошел, виновато, как провинившийся мальчишка глянул.
- К нам Ксюша едет. Не сложилось там нее…