Рассмотрев записи в медицинской карте и выслушав пояснение, Валерий Петрович произнес:
– Что ж, тяжелая ситуация. Нужно будет во всем детально разобраться.
Валерий Петрович был молодым и талантливым хирургом. Его профессионализм выходил далеко за рамки стандартной медицинской практики. Именно поэтому ему доверяли самые сложные случаи, от которых отказывались другие коллеги. Вот и в этот раз он согласился взять на себя пациентку после операции. Правда, она находилась в коме, и нужно было что-то срочно решать.
Пациентке было 44 года, как следовало из записей медкарты. Но, несмотря на изменившуюся внешность, Валерий Петрович все равно ее узнал.
Он подошел ближе и, склонившись над женщиной, что-то прошептал. Однако, из-за того, что включились аппараты, запикали приборы, стоявшие в дверях, и медсестра ничего не расслышала. Хотя ей было интересно узнать, что же он там произнёс.
Хирург был многим обязан этой пациентке, поэтому и согласился ее наблюдать. Сразу после того, как её накрыла кома, она тут же была подключена к аппаратам жизнеобеспечения. Ее болезненный вид вызывал у хирурга сочувствие и жалость. Он качал головой, но при этом не произносил ни слова. Такое впечатление, будто про себя размышлял о судьбе этой женщины.
Повернувшись к медсестре, Валерий Петрович спросил:
– Кто-то из родственников у нее есть?
– Да, вроде дочка, студентка-заочница, – закивала она. – Но вы же сами понимаете, какие у нее доходы. Мы с ней связались, но она пока не может приехать, денег нет.
– Я понял, Рита, можете не продолжать, – с грустью в голосе ответил Валерий Петрович. – Как только ее дочь приедет, сразу же мне об этом сообщите, хорошо?
– Хорошо, Валерий Петрович, – ответила медсестра.
Дело в том, что, кроме дочери, у этой женщины больше не было близких родственников, и естественно, что никто не мог ей оплатить дорогостоящее лечение. Понимая безвыходность ситуации, хирург предполагал, что рано или поздно пациентку отключат от аппаратов, ведь поддержание жизни в ее организме обходилось в кругленькую сумму.
Валерий Петрович искренне сожалел, что она оказалась прикованной к постели, причем в тяжелом состоянии. Еще раз посмотрев ее медицинскую карту, он сам себе под нос пробурчал:
– Не могу поверить, что все так произошло.
После этого хирург провел рукой по волосам пациентки и вышел из палаты. Медсестра так и не поняла, что это было.
Валерий Петрович стал через определенное время в течение дня навещать эту женщину. Он приходил к ней, садился на краешек кровати и рассказывал о своей жизни.
Коллеги из медперсонала проходили мимо и сокрушенно качали головами. Они не могли понять, что связывало известного хирурга с этой безнадежной пациенткой. Вместе с тем им также было дико наблюдать, как Валерий Петрович приносил в палату пациентки книги и читал оттуда какие-то отрывки вслух, несмотря на то, что женщина его не слышала. Казалось, что хирург разговаривал сам с собой, и это наводило на мысль, а все ли с ним в порядке? Однако, из уважения к его статусу, никто не пытался задавать лишних вопросов.
В то же время, никто из коллег не верил в успех этой затеи. Всем казалось, что Валерий Петрович только зря тратит время на эту пациентку, и ее бы давно уже пора отключить от аппаратов, чтобы место не занимала. Но врач не давал этого сделать, продолжая ее навещать. Он запрещал даже думать о том, чтобы лишить женщину возможности снова увидеть белый свет.
Валерий Петрович до последнего надеялся, что кома отступит и пациентка придет в себя. Приходя к ней в палату, он всякий раз садился на одно и то же место и начинал рассказывать о своей жизни. Первое, что прозвучало из его уст, это были тяжелые воспоминания из детства.
Валерий Петрович убрал книгу, которую принес с собой, и взял руку женщины в свою:
– Не думал я, что нам вот так придется встретиться, – произнес мужчина. – Помнишь, как все произошло много лет назад, когда я был еще юным мальчишкой… Не сказать, что моя жизнь была легкой и предсказуемой, но я не унывал, я не опускал руки. Временами, конечно, было трудно, очень трудно, но всякий раз я представлял цветущий сад и мечтал.
Приборы, как будто в знак внимания, дважды пикнули.
– Как сейчас помню, что после смерти мамы я остался один на один с отчимом, а мне тогда было всего десять. Долго не мог смириться с тем, что ее больше нет. Как-то все быстро произошло. Внезапная болезнь, тяжелые муки увядания и смерть. Отчим тогда ни слезинки не проронил, будто не было в нем и капли сострадания. Хотелось мне, конечно, сказать все, что я о нем думал, но смелости не хватило.
Сделав паузу, хирург взял стакан с тумбочки и наполнил его водой из графина. Вроде бы не так много рассказал, а в горле уже пересохло. Утолив жажду, Валерий Петрович поставил стакан обратно и вернулся к рассказу.
– Оставшись один, без мамы, я, как-то незаметно для себя слишком рано повзрослел. Даже соседи, знакомые, удивлялись и говорили, что Валерка уже не тот, что был раньше. Но оно и понятно. Смерть мамы оставила тяжелый осадок на душе, да еще и отчим добавлял жару. Я ведь практически каждый день подрабатывал после школы, пусть и копейки платили, но на кусок хлеба мне хватало. А потом вот врачом стал. Отчим начал сильно пить, хотя и до этого не отказывался от бутылки. Правда, пока мама была жива, держал себя в руках.
Мне все казалось тогда, что у нас просто идеальная семья, но как же глубоко я заблуждался! Плохо, что все выяснилось только после смерти мамы. Такое впечатление, будто бы отчим специально ждал, чтобы остаться без контроля. Обидно было и то, что он перестал работать и заставлял меня приносить ему деньги на выпивку. Я, конечно же, старался держаться как мог, но против здорового мужика ведь не попрешь. К тому же дома постоянно не хватало еды, она вся уходила на его закуску, и что интересно, сотрудники социальной службы закрывали на это глаза. Может, просто не хотели с моим отчимом связываться, или же им было без разницы была моя судьба. Не знаю… Я с ними на эту тему не разговаривал, да и некогда было: учеба, подработка, дом, и так по кругу.
Снова остановившись, Валерий Петрович посмотрел на приборы, кивнул и продолжил:
– Моим любимым местом подработки была автомойка. Я помню, как дядя Тимур меня постоянно с улыбкой встречал, и это, несмотря на то, что я был всего лишь школьником. Он разрешил мне работать у него, видно, понимал мое бедственное положение. Меня там все коллеги знали и любили, а некоторых я подменял, когда кто-то не выходил. Так и крутился. Тяжело было, но ничего, не сдавался. Правда, иногда у дяди Тимура ничего для меня не находилось, чаще всего это происходило вне сезона. Водители тоже ведь предпочитали экономить. Вот и ездили на речку мыть машины, их там гоняли сотрудники полиции, но они все равно приезжали.
В общем, весело было, что ни говори. Ну а чтобы не сидеть без денег, я шел к Борису Васильевичу. Он работал дворником, и я ему помогал в другом месте. Мы убирали мусор, сухие ветки. Я не боялся работы, поэтому трудился на совесть, чтобы меня уважали. Помню, как он делился со мной обедом. Это было что-то! Борис Васильевич брал из дома гречневую кашу с тушенкой, и мы ее в две ложки уплетали. Никогда до этого мне не приходилось есть такой вкусный обед, я был на седьмом небе от счастья. Кто плотно ел после тяжелого труда на свежем воздухе, тот должен знать, как это бесподобно. Еще мы иногда выбирались на природу, разводили костер, а потом в углях пекли картошку. Борис Васильевич умел играть на гитаре, он такие песни исполнял, я просто заслушивался.
В дверь палаты постучались, и Валерий Петровичу пришлось остановить свой рассказ. Он увидел врача из соседнего отделения и с улыбкой на лице произнес:
– Привет. Смотрю, ты похорошел, пока был в отпуске.
– Ну да, съездил с Ольгой на море, позагорал, хорошенько отдохнул, даже помолодел, – поделился тот своими впечатлениями.
– Оно и видно. Вообще не понимаю, как такого юного практиканта допустили до лечения пациентов, – пошутил Валерий Петрович. – Но если серьезно, то отпуск пошел тебе на пользу.
– А что ты тут делаешь? Никак твоя протеже? – поинтересовался Виктор.
– Пока не могу сказать. Все потом, – уклончиво ответил хирург. – Только не обижайся, от тебя у меня никогда не было секретов, но здесь другой случай, я тебе все обязательно объясню. Только не сейчас.
– Ну, хорошо, как скажешь, не буду настаивать, – произнес Виктор. – Кстати, может, пойдем чайку выпьем? Я вкусную заварку с юга привез, – поинтересовался он.
– Эх ты, Витя, знаю я твой чай, – улыбнулся Валерий Петрович. – Можешь мне не рассказывать, что там за заварка. Ольга хоть разрешила с собой взять, или ты тайком таскаешь?
– Валер, все оговорено, – гордо ответил Виктор, постучав себя в грудь.
– Ладно, пойдем, только ненадолго. Мне еще надо вернуться сюда, – согласился Валерий Петрович.
***
– Ну вот, я и вернулся. А такое впечатление, будто меня целую вечность не было. На чем я остановился? Ах да, как мы с дворником Борисом Васильевичем ходили в поход. Да, было время, есть что вспомнить. Надеюсь, что это поможет. Между прочим, школу я не прогуливал, хоть у меня и был плотный график. Удивительно, но мне удавалось совмещать подработку и учебу, и что интересно, несмотря на мою бедность, одевался стильно. Успеваемость при этом была на высоте. Я считался перспективным учеником, все учителя меня хвалили, даже прочили великое будущее, и я должен был соответствовать их ожиданиям. Не имел права подвести. Тем более, самому было бы неприятно, если бы кроме нищеты, еще и отсталым меня называли. Нет, я бы себе этого никогда не простил. Отчиму вообще было плевать, как я учусь, он лишь требовал деньги на бутылку, а я не мог постоянно отдавать последние крохи, отказывая себе в пропитании.
На этом месте Валерий Петрович опять остановился. Посмотрев на часы, он покачал головой и вышел из палаты. Его путь пролегал в буфет, где можно было купить что-нибудь и попить. Хирург стал в очередь. А в это время две медсестры тихонько между собой шептались:
– Ты посмотри, Великий Нострадамус пришел, – кивнула одна из них в сторону Валерия Петровича.
– Тише ты, а то услышит, – одернула ее подруга. – Мне и самой кажется странным, что он к ней ходит, но, наверное, на то есть причины, о которых нам не следует знать.
– Вот еще, какие-то секреты, – недовольно вздернула голову первая медсестра. – В больнице, как в аптеке, все начистоту.
– Успокойся ты, это не наше дело, – снова одернула ее подруга. – И вообще, бери скорее булочки.
После того, как они ушли, очередь заметно продвинулась. Наконец, продавщица спросила, что он желает. Набрав провианта, он вернулся в палату и поставил все на тумбочку. В состоянии пациентки ничего не поменялось, и она все так же неподвижно лежала на кровати.
Валерий Петрович поправил одеяло, которое немного скомкалось, и, налив себе сока, взял эклер и продолжил:
– С отчимом мне очень сильно не повезло, тот и дня не пропускал, чтобы на мне отыграться. Вот и приходилось убегать из дома и бродить по улицам. Когда не было подработок, в такие дни я уходил в парк, где был пруд с утками. У меня оставалось немного хлеба от обеда, и я отдавал его птицам. Они осторожно подплывали и хватали кусочки клювом. Признаться, мне хотелось дотянуться до них рукой, но перила были высокие, и я мог упасть при этом.
Хирург показал, как отщипывал хлеб и бросал его уткам. Кроме слов, он еще использовал жесты, ему казалось, что такое сочетание намного эффективнее. Но от его разговоров пациентка не просыпалась, она продолжала находиться в царстве Морфея без единого намека на пробуждение. Валерий Петрович не отчаивался и дальше рассказывал о своем прошлом.
– Часто мне приходилось искать новые подработки у дяди Артура. Как я уже говорил, не всегда были заказы, и в такие дни он просто разводил руками, потому что и своим рабочим не мог нормально платить, что уж говорить обо мне, если я был всего лишь подростком. Нет, он не отказывался помогать, но только в силу своих возможностей.
И вот как раз в тот день я не смог ничего заработать. Пришлось идти к Борису Васильевичу. Но он то ли заболел, то ли взял выходной, в общем, не было его на месте. От отчаяния не знал, что и делать, ведь дома ждала пустота. Отчим никуда так и не устроился, все ждал, что я что-нибудь принесу, а у меня тоже ничего не вышло, и я испугался с пустыми руками возвращаться домой. Он бы все равно заставил меня искать деньги на бутылку, возможно, что и до рукоприкладства бы дошло. Не знаю, не довелось. А вот то, что страшно кричал, так это все слышали.
Смотрю на тебя, и кажется, что будто мы в театре. Ты зритель, а я актер. Да уж, незавидная роль, но ничего не поделаешь… В тот день я так и не решился прийти домой и стал просто бродить по городу. Мне было интересно сходить туда, где я еще не был. Ну, обычное любопытство, которое бывает у подростков в моем возрасте. Я просто шел в одну сторону. Иногда петлял, чтобы заглянуть во двор и посмотреть, не оставил ли кто-нибудь в контейнере что-нибудь съестное. Тяжело об этом говорить, но я просто очень сильно хотел есть, поэтому готов был собирать объедки. У меня не осталось даже мелочи от последней подработки, отчим все выскреб. Ему конечно, на бутылку все равно не хватило, но зато он нашел приятелей, и те добавили. Эх, если бы в кармане хоть что-то тогда звенело, я бы, наверное, пирожок себе купил. Самое обычное желание, но как оно ощущалось… никому бы не пожелал такой участи. Даже злейшему врагу.
После этих слов Валерий Петрович достал из прозрачного мешочка еще один эклер. У него еще было время, чтобы излить душу и заодно вспомнить давние события. Возможно, что таким образом он отпускал свои страхи прошлого.
Честно признаться, хирург постоянно боялся того, чтобы остаться без дела. Голодная жизнь юного мальчишки приучила его экономить. И, несмотря на то, что сейчас у него была стабильная работа, он продолжал часть зарплаты откладывать для неприкосновенного запаса. Мужчина оттуда ничего не брал, строго контролируя свои расходы.
Но в чем он точно был неизменен, так это в том, чтобы помочь тем, кто действительно нуждался. Это могли быть самые обычные люди, коллеги по работе, знакомые, соседи, даже бездомные прохожие, протянувшие ладонь.
Валерию Петровичу с трудом давались воспоминания. Но прошлое нужно было воссоздать, чтобы добиться результата.
Разговоры с коматозными пациентами иногда создавали эффект разорвавшейся бомбы. Хирург знал от других врачей своего профиля, что такой метод практиковали в крупных медицинских центрах. Здесь же, на уровне областной клиники, он решил впервые его опробовать, чтобы доказать эффективность или бездействие.
В мешочке оставался еще один эклер. Валерий Петрович посмотрел на него, улыбнулся и тоже съел.
В этот момент снова появилась медсестра Маргарита. Она пришла сделать инъекции.
– Извините, Валерий Петрович, что отвлекаю от важной беседы, – произнесла она, показав на поднос, полный шприцев.
Сделав инъекции пациентке, Маргарита кивнула и вышла из палаты.
Посмотрев ей вслед, хирург на несколько секунд покраснел, но тут же себя одёрнул. По всей видимости, фигура медсестры не оставляла его равнодушным. Вместе с тем, еще при устройстве на работу в эту клинику, он сам себе дал зарок не заводить с коллегами никаких романов. Это было чревато негативными последствиями вплоть до увольнения.
После того, как шаги медсестры в коридоре стихли, Валерий Петрович снова вернулся к беседе:
– Вот так и выживал, как мог. Хотя даже сейчас удивляюсь, как я не сгинул в пучине жизненного водоворота. Наверное, сам Господь за мной присматривал, чтобы концы не отдал. Я все мечтал, что мои мучения когда-нибудь закончатся. И знаешь, неожиданно вышел на проезжую часть, даже не успев ничего сообразить. С левой стороны на меня мчался грузовик. И еще бы мгновение, и он бы меня раздавил. Точно. Так бы все и было. Я мысленно уже с жизнью попрощался. Но нет, какая-то неведомая сила спасла меня от гибели. Хотя, чего уж там, чья-то рука выдернула меня с проезжей части. Я еще от испуга не сразу разглядел, кто это сделал. А когда присмотрелся, то понял, что это обычная девушка. Она тряслась, как осиновый лист. К тому же была еще и беременна. Похоже, за меня переживала, увидев, как я бесцельно иду навстречу своей смерти.
Так мне в тот день и не довелось отправиться на тот свет. Это я сейчас смеюсь, а тогда мне было совсем не до смеха. Если честно, то даже штаны намочил. Факт, конечно, постыдный, но в минуту опасности чего только с человеком не происходит. Я не смог сдержаться. Просто расслабились мышцы. Но хорошо, что та девушка ничего не заметила. Она так и стояла, как вкопанная, и смотрела на меня. Я пришел себя после такого шока и стал ее благодарить, но у меня ведь ничего не было. Поэтому просто говорил слова. Не помню, что произносил, но девушка, кажется, была довольна. Она заулыбалась, обняла и пригласила к себе домой.
Как-то все неожиданно получилось. Я еще хотел отказаться, но потом понял, что если чего-нибудь не съем, то точно упаду в обморок. Девушка сразу догадалась, что я был голоден. Мое лицо все выдавало, оно выглядело бледным, как беленая стена. Ну, я и сам признался, что маковой росинки с утра во рту не было. В тот момент не имело смысла что-то скрывать. По виду незнакомки я понял, что она добрая и отзывчивая. Таких людей в моей жизни было немного.
На этом месте Валерий Петровичу пришлось опять остановиться. Он уже не следил за временем, а вот слипающиеся глаза требовали отдыха.
Выйдя из палаты, он дошел до ординаторской и прилег на диван. Сразу уснуть не получалось. Всякие мысли лезли в голову. Но затем он отключился и на пару часов выпал из реальности. Все это время его никто не беспокоил. Медсестра Маргарита видела, как хирург зашел в ординаторскую, и она тут же всех предупредила. Валерия Петровича подменял другой врач.
Но не успел он проснуться, как его срочно вызвали в приемный покой. Там нужно было принять очередного пациента. Почти час он с ним провозился, пока не определил диагноз и необходимый комплекс лечения.
Затем Валерий Петрович вернулся в ординаторскую и заполнил журнал. На минуту заглянул Виктор, но тот дал понять, что занят. Нужно было дальше продолжить сеанс разговорной терапии, и, невзирая на время, Валерий Петрович вернулся в палату.
За окном уже давно стемнело, вокруг больницы включились фонари, и можно было наблюдать, как летали мотыльки. Подойдя к подоконнику, хирург подставил руку под подбородок и тихонько произнес:
– Прямо как в детстве. Я любил ночью смотреть за мотыльками из окна своей комнаты. Отчим в это время уже седьмой сон смотрел, а мне почему-то вообще не хотелось спать.
Все это Валерий Петрович проговорил на одном дыхании. Ему даже показалось, что пациентка отреагировала. Приблизившись к ней, он проверил зрачки и пульс, но нет. Все показатели были неизменны.
И он продолжил:
– Удивительно, что мне повстречалась эта беременная. Я еще тогда подумал, не иначе как Божье провидение, и даже мысленно помолился, тому что был спасен. Вместе мы дошли до ее дома, и как оказалось, она ютилась в небольшой комнатушке общежития. Что ж, условия минимальные, но зато она смогла создать из них для себя уют и комфорт. Мне бы, конечно, подобное было не под силу. Я ведь как ни старался, все разбрасывал, а отчим и в помине не знал, что такое чистота и порядок. За меня и него все делала мама. Чуть ли не ноги ему целовала. Не знаю, что ее держало возле него, а спустя столько лет и знать не хочу.
Отчим давно сгинул. Алкоголь вконец добил его организм, и он отправился на тот свет. Не скажу, что я ликовал, но и печалиться мне было нечем. Он получил то, что заслужил. Ведь вся его жизнь пропиталась ненавистью. С таким набором не то что в рай, в ад невозможно было попасть. Наверное, отчим так и бродит где-нибудь в темном мире и пытается найти выход, которого не существует. Ты не подумай, что я злорадствую, просто эта заноза сидела в душе. Я долго держал в себе все эти воспоминания, и тут ты как будто специально появилась. Извини за такое сравнение, но такова реальность.
Валерий Петрович словно пытался дискутировать с пациенткой, но она упорно молчала, вернее, пребывала в длительном сне, и когда он мог закончиться, никто не знал. Даже главврач клиники не брался делать прогнозы, когда женщина к ним поступила. Он лишь развел руками.
– В общем, пришли мы к ней домой, и она первым делом заставила меня привести себя в порядок. А я даже не заметил, как волосы на голове растрепались и на лице появились брызги грязи. Скорее всего, грузовик меня окатил, но я ничего не ощутил, потому что находился в шоковом состоянии. После того как умылся, она усадила меня за стол и плотно накормила. Деликатесов, конечно, не было, но зато вся пища оказалась сытная, питательная. Мне давно хотелось попробовать домашних блинчиков. Помню, как мама их пекла. На кухне у неё стоял такой запах, что соседи в гости просились. Умела мама удивить, она вообще была замечательным человеком. Никому плохого слова никогда не сказала, ко всем относилась с уважением. Вот только с отчимом не получалось. Особенно когда он принимал на грудь и пытался ей что-то там доказывать. Выглядело это нелепо и мерзко. Я готов был сорваться и вцепиться ему в лицо, но потом понимал – силенок мало. Да и последствия могли быть плачевными. Вот и терпел вместе с мамой его фокусы.
Задумавшись на минутку, хирург, по всей видимости, представил образ матери. Слёзы сами собой покатились из его глаз. Он даже не пытался их вытереть. Отвернув лицо, Валерий Петрович собрался с мыслями и только после этого продолжил:
– Она хорошенько на меня накормила, как самого близкого человека. Ну, а я ей рассказал о том, что живу с отчимом-алкашом. Не стал его обелять, тем более что он этого не заслуживал. Выложил всю правду, как есть, перед этой девушкой. Мне не стыдно было признаться в нищете. Это же не порок, а жизненные обстоятельства, и я собирался в будущем их преодолеть, чтобы не влачить жалкое существование.
Она зачем-то извинилась передо мной и сказала, что не может оформить опекунство. Хотя я ее об этом не просил. Может, просто думала, что так будет лучше. Здесь я не могу судить, так как наше с ней общение получилось скоротечным.
В то же время она призналась, что сирота и работает техничкой. Я еще спросил, где именно, на что та ответила, что в детском доме. Мне даже как-то не по себе стало, когда я услышал это слово, ведь больше всего я боялся оказаться именно в этом месте. Но у нее как-то получилось уговорить меня обратиться за помощью государству. По сути, девушка предложила жить под опекой.
На тот момент в этом был резон, и я в итоге согласился. Тем более, что она действительно не могла взять меня на воспитание. Её бросил парень, от которого она и забеременела. Поэтому нужно было думать о том, как жить дальше. Мне нечего было посоветовать. К тому же, я находился не в том положении. Вот и согласился пожить в детском доме. Там стабильно кормили, одевали, обували. А еще можно было получить хорошее образование за счет государства.
После общения с моей спасительницей все встало на свои места. С отчимом тогда проблем не возникло. Он даже рад был, что избавился от обузы. Конечно, больше никто не бегал за выпивкой, но и следить за тем, чтобы я ничего не натворил, тоже уже не требовалось.
Сотрудники опеки пытались что-то решить с квартирой, но оказалось, что она целиком и полностью принадлежала ему. Я об этом ничего не знал. Мама никогда не говорила. И после этого стало ясно, что в будущем придется начинать с чистого листа. Меня такая перспектива, если честно, совсем не пугала. Я давно приготовил себя к жизненным трудностям. Поэтому и в приюте стал активно проявлять свои таланты и способности. Воспитатели мною гордились, а я помогал им в творческих вечеринках.
Да, как это ни странно, но во мне были актерские данные. Я хотел стать артистом, но, увы, не получилось. И это даже хорошо, ведь мое будущее уже было предначертано. Просто я тогда этого не понимал, жил по принципу «не стоит отчаиваться, если что-то не получилось». Были промахи, о которых я никогда не стыдился говорить, находил в себе силы и исправлял.