оглавление канала, часть 1-я
Старец сидел ссутулившись на своем возвышении в овальном зале. Свечи были потушены за исключением одной, самой обычной, из простого пчелиного воска, источавшую едва заметный цветочный аромат. Он настолько был погружен в себя, что не замечал и не слышал моих легких движений. А я шла по кругу, проверяя, хорошо ли наложены печати на лари, правильно ли заговорены замки. Скоро, я предчувствовала это, нам предстояло уходить отсюда, а вот вернемся ли назад или нет – то было неведомо. Как бы я не пыталась провидеть ближайшее будущее, ничего не получалось. Словно сплошной туман затягивал от меня картины грядущего. Такое было впервые. Любое, даже самое простенькое предвиденье требует больших затрат энергии. Но для меня это было привычным. Я не брала энергию от своих внутренних ресурсов, а привычно черпала из окружающего меня пространства. Но, помимо этого, приходилось вступать в договор с самой богиней Судьбы, Сречей. Приносить ей великую требу. Но одними подарками богиню не умаслишь. Ей нужно пообещать, что не используешь полученные знания во зло, или супротив Рода, а еще, что не попытаешься изменить чью-то судьбу вопреки воле богов.
Я уже второй раз пыталась прозреть грядущее, и – ничего. Сказать, что я была напугана этим, значит, ничего не сказать. Под сердцем свернулась клубком ледяная змеюка сомнений и страхов, и легкая волна озноба прошлась по всему телу. Я поплотнее запахнула душегрейку, зябко передергивая плечами. Старец встрепенулся, поднял на меня свой ясный взгляд, который проникал мне прямо в душу, и спросил с хитрой усмешкой:
- Что…? Не выходит? И треба не помогла?
Я растерянно посмотрела на Старца.
- Не выходит, отче… Сама не понимаю, что случилось…
Он опять усмехнулся:
- О-хо-хо… Молодо-зелено… - Он поднялся, опираясь на свой яблоневый посох, шаркающими шагами подошел ко мне ближе и, заглянув мне в глаза, проговорил тихо: - Знать не должно даже тебе, что грядет… - Потом, оглянувшись, попросил: - А ну-ка, загаси свечу…
Я, не сходя с места, одним плавным движением кисти, загасила пламя свечи. Мрак, словно голодный зверь, сидящий в засада, поглотил все вокруг, и я не могла бы увидеть даже собственной руки прямо перед глазами. Он строго спросил:
- Что теперь видишь?
Я обвела взглядом вокруг. Тьма, вязкая, словно патока, заполняла все вокруг, словно я в одночасье ослепла. Нехотя ответила:
- Ничего не вижу… Только одна лишь тьма кругом…
Старец сердито стукнул посохом по плитам так, что откликнулся глухим гудом камень пола, и загремел голосом:
- Не можно!!!! Ты – Великая!!! Думаешь, такое дается каждому?! А ты позволяешь мелочной суете, царящей в обычной жизни глупцов, застилать свой взор, отвлекая от важного! Что есть твое звание?! В чем твое величие?! – И, не дожидаясь моего ответа, сам продолжил: - Ты видишь Свет!!!! Не те жалкие его вещественные проявления в пламени, а Истинный Свет Первозданного Творения. Он есть повсюду, даже в самой непроглядной ночи, даже во тьме подземелий! Он повсяместь, и он во всем! Это пришлые пустобрехи из чужедальних стран, которые не понимают сути мироздания, трезвонят по всем землям, де, наши Рода дикие, коли поклоняемся огню. Даже прозвание нам придумали, «огнепоклонники»! – Он фыркнул. Даже не видя в темноте его лица, я ясно представляла, какое у него сейчас выражение. Брови сердито насуплены, а губы слегка кривятся в презрительной досаде на чужую ограниченность. Затем он добавил торжественно: - Мы поклоняемся Свету, чьим малым вещественным воплощением и является огонь. Но сам Свет – это намного больше, это сама суть мироздания, его изначальная суть. Именно он и послужил началом всех начал, из которого Творец и создал весь мир! И как не тебе знать об этом!! Отринь суету, изгони ее из своих мыслей, не думай о тщете! Думай о Свете! Почувствуй его в себе, и тогда, найдешь его и снаружи!!
Где-то тихонько, совсем еле слышно журчала вода, пробивая себе путь сквозь упрямый камень. Пить!!! Я хочу пить! Если я сейчас не сделаю, хоть маленького глотка, то непременно умру от жажды! Я с трудом открыла глаза, и… Ничего. То есть, совсем ничего! Я что, уже умерла?! Нет… Тогда бы я не испытывала жажды. Мертвые не хотят пить, это точно! Не успела я порадоваться собственному здравомыслию, как вспомнила все. И почему я здесь, и что случилось, все. Захотелось заплакать. Получилось как-то не очень. Тогда я просто завыла тихо, протяжно, тоскливо, как одинокий волк, у которого убили волчат. Звук эхом разнесся по подземелью и затих где-то далеко впереди. Разумеется, отклика на свой вой я не услышала, но, собственно, я его и не ожидала. Попробовала подняться. Тело протестовало, будто намереваясь этим своим протестом довести меня до бешенства. Это у него с успехом получилось. Сжав зубы так, что они заскрипели, плюнув на все протесты вместе взятые, я рывком сначала села, а потом встала на четвереньки. Меня тут же вывернуло наизнанку. Но так как в желудке ничего уже давно не было, кроме небольшого количества воды, которое я выпила, не знаю сколько часов или дней, а может быть лет тому. Казалось, что сейчас все внутренности выскочат у меня наружу. Но ничего, обошлось. Сглатывая желчную горечь и дыша, словно лошадь, которую гнали нещадно в гору под палящим солнцем, я еще немного постояла на четвереньках, стараясь прийти в себя. Рукой нащупала стену, и стала подниматься на ноги. Наверное, голова у меня кружилась, но заметно этого не было, так как обычно, в подобной ситуации мир вращается вокруг тебя. А в этой кромешной темноте, этого самого мира видно не было видно вовсе. Поэтому я удержалась на ногах, но за стеночку все же продолжала придерживаться, так, на всякий случай.
Нужно было выбираться отсюда. Но уходить не хотелось. Мне казалось, что этим я предаю Ивара-Юрия, оставляю его один на один с теми монстрами, которые, почему-то называли себя людьми, с «веселой» семейкой Лютова и его сыночком. Разум мне подсказывал, исходя от отчаянья и досады, что я уже этим никому и никак не помогу. Но я упрямо не хотела уходить. Но и стоять вечно тут, держась за стену было бы неимоверной глупостью. Значит, надо идти. Только оставалось еще решить, как это сделать? Все время наощупь, держась за стеночку? Эдак я до морковкиного заговенья буду выходить отсюда! И тут, как-то помимо моей воли, словно наяву, будто он был совсем рядом, я услышала тихий шепот Старца: «Отринь суету… Думай о свете… Почувствуй его в себе…»
Мне не нужно было закрывать глаза, чтобы сосредоточиться. Я просто смотрела перед собой, представляя, как тонкие нити, которые многие называют «эфиром», а мои Предки звали Светом, пронизывают все вокруг. Сплетаясь между собой, а затем, расходясь вновь, словно игривые морские волны под слабым ветерком. Они проходят через мое тело, усмиряя и успокаивая боль, и сердце начинает биться в такт их колебаниям. Тонкие светящиеся строчки, будто собранные из мелких бусинок, прочерчивали все пространство вокруг меня. Их свет, разделенный мраком, был едва заметным, но я сумела сфокусироваться на нем, и теперь видела так же отчетливо все окружающее, словно где-то высоко над моей головой висел светильник. Совсем не яркий, только чтобы едва-едва суметь разглядеть окружающее пространство. Но мне этого было достаточно. После кромешной тьмы он мне казался даже ослепляющим. Оглядевшись по сторонам, справа от себя я увидела огромную каменную глыбу, перекрывающую вход. Сделав несколько коротких торопливых шажков, я приложила ухо к этой плите, стараясь услышать хоть какой-нибудь звук. Напрасно. Даже если за камнем и издавались какие-нибудь звуки, то слышны они не были. Я представила, как грязный водный поток, сбивая людей с ног, захлестывает их с головой. И меня передернуло от ужаса. Никому бы я не пожелала такой смерти. Бедный Ивар… Я вдруг подумала, а что, если от долгого времени что-то случилось с механизмом? Да, в конце концов, речка поменяла русло и уровень воды, наверняка не такой, какой был в том, другом моем времени! И они сейчас сидят там за этой плитой, в ожидании смерти. Ужас!!! Но потом я вспомнила об оружие, которое было у обоих, и должна была признать, что даже если их и не залило водой, то, наверняка, они уже друг друга перестреляли. Но противный внутренний голосок тихонько так пропищал: «А что, если нет? Если не перестреляли? Тогда…» Я отмахнулась от несносного нытья собственного подсознания, и стала рассматривать плиту, перекрывающую вход, в основном, ее периметр. Снизу по полу тонкой, едва заметной струйкой в нескольких местах просачивалась вода. Пить мне сразу же расхотелось. Вот и ответ на мои вопросы. Механизм не сломался, и уровень воды был достаточным. Я помнила, что через какое-то время, вода уйдет из образовавшейся камеры через специальные сливы, и каменная плита поднимется на прежнее место до следующего раза, когда ловушка сработает. Но сидеть здесь дальше, дожидаясь, когда это произойдет, было бы весьма глупо, да и сил у меня на это недостанет. И еще, были у меня мысли, что если ребята каким-то образом освободятся, то непременно полезут сюда искать меня. А я помнила об узком коридоре, который заканчивался ямой с отравленными кольями. Это взбодрило меня необычайно. И я медленно стала двигаться обратно.
Местами свет блек, и мне приходилось останавливаться. Но через некоторое время он вновь загорался мерцающими бликами, и я опять шла дальше. Было совершенно понятно, что это угасание, а потом вновь загорание, зависит только от меня, от моего внутреннего состояния. Когда я утрачивала сосредоточенность и начинала думать о чем-то… В общем, все было понятно. Но не думать сейчас для меня было сложно, очень сложно. Уж больно много всего случилось, и много чего осталось невыясненным. И это, безусловно, меня волновало. Приходилось себя жестко контролировать, что при моем физическом состоянии было весьма непросто.
Но вот, наконец коридор сделал поворот, и я чуть не застонала от отчаянья. Когда мы шли сюда, был очень крутой спуск. Помнится, мне даже приходилось придерживаться рукой за стену, чтобы не поскользнуться на мелких камушках и пыли и не скатиться с этой крутизны вниз. А вот теперь, это был крутой подъем, и для меня это было намного проблематичнее, чем спуск. Стараясь не думать о плохом, я стала осторожно подниматься наверх. Вскоре, мне пришлось встать на четвереньки (излюбленная моя поза в последнее время). Я старалась выбирать место, куда ставить руки, используя малейшие выступы и выщерблены в камне. Мне казалось, что я взбираюсь никак не меньше, чем на Эверест. Но вот, наконец, уклон стал более пологим, а потом и вовсе пошел почти ровно. Я, не поднимаясь с четверенек, упала на пол, пытаясь отдышаться.