- Да, там такое дело… Яшка обещал выкроить время и покосить конной косилкой. Так батя разругался. Сказал, что спортит он так траву, да и всё. Руками надо косить. Косой махать.
- В колхозе уже давно конной косилкой траву косят. И ничего. Покосы стоят нормальные, - ответила Мотя, расчёсывая гребнем волосы.
Глава 52
Вечером Мотя обмылась в корыте, помыла голову, попарила и потёрла пятки. Кожа на них загрубела и потрескалась. Трудно было ходить.
Егор помогал мыть голову.
- Завтра приедет какое-то начальство, - рассказывала Мотя. – Покормят нас вместе с ними и хвотограхвировать будуть. Бригадирша сказала, шоб уси были красыви. У газэти нас пропичатають.
- А я завтра пойду на покос. С батьком договорились. Яшка на работе, так мы вдвоём покосим трошки.
- Папаша вжэ старэнький косыть. Хай бы дома сидел, а внуки пошли. А то два лба бездельничают.
- Мотя, они помогают. Траву косят быкам, коровам, телятам, осенью поедут на трактористов учиться от колхоза.
- А сейчас вполне могли бы пойти с тобой и покосить поляну.
- Да, там такое дело… Яшка обещал выкроить время и покосить конной косилкой. Так батя разругался. Сказал, что спортит он так траву, да и всё. Руками надо косить. Косой махать.
- В колхозе уже давно конной косилкой траву косят. И ничего. Покосы стоят нормальные, - ответила Мотя, расчёсывая гребнем волосы.
- Так ото ж. А нашему бате всё не так. Ему нужно по старинке косой махать, - согласно кивнул Егор.
За разговорами Мотя совсем забыла рассказать мужу о том, что вся бригада будет петь для приезжих, а она – начинать.
***
Таисия узнала о том, что внуки погибли от сестры Ксении. Ей рассказала Нюрка, работавшая в колхозе, дояркой. История получилась наполовину лживая, потому что каждый рассказчик немного добавлял своего.
- Вот сестра, не зря ты не дала Мотьке благословения на свадьбу с Жоркой. Это ж надо такое учудить, - начала сестра, пришедшая специально, к Таисии домой. – Представь, гром, гроза, дожжь, а Жорка попёрся на покос за Лабу на быках. И Мотьку взял. С малыми дитямы, с пацанчиками. А тут волна. Дети-то и утопли.
Таисия слушала сестру с широко открытыми глазами. Вспомнила тот день, когда видела с кладки бушующий поток и клочья сена, плывущие среди сломанных веток и листьев. Вспомнила, как пришла домой и лежала на улице, не в силах зайти в хату.
Стало трудно дышать. Таисия схватилась за горло и захрипела.
- Та ты чо? – испугалась Ксенька. – Не знала? Два месяца уже как прошло. Мотька жива. Ты чоо? На, водички, выпей! Я побегла, а то скоро Катька со школы прыйдэ. Боица она одна в хати.
Сестра не стала задерживаться и заторопилась домой. Таисия посмотрела ей в след и горестно покачала головой.
- Мотька не пришла, не пожаловалась матери. Растила, старалась, а она совсем о матери забыла. Горем не поделилась. Поплакали бы вместе, легче стало бы. Эхэ-хэ!
Глава 51 здесь
Все главы здесь
Таисия вытерла сухие глаза ладонью и вспомнила своих первенцев. Не хотела она такой судьбы дочери. Не хотела. А получается, Мотька пошла по её судьбинушке. Таисия заплакала. И не потому, что ей стало жалко Мотьку. Жалела она себя.
- Ксенька, змеюка, явилась, порадоваться моему горю. Нет у меня никакого горя. Мотька здоровая, крепкая. Родит ещё детей. Да умнее будет, на возу их за Лабу не потянет. Оставила бы дома, ничего бы с ними не случилось. Два мальчика… Как и у меня. От судьбы не уйдёшь. Потом я родила Кольку, через три года. Вася меня жалел, а этот казачура разве пожалеет? Небось, уже опять брюхатая.
***
Вернулась из школы Фроська. Была она надутая и серьёзная. Подралась сегодня с Колькой. Он забрал у неё чернильницу и бегал по классу. Фрося бегала за ним. В конце концов, они оба упали, чернильница разбилась и запачкала всё вокруг. Уборщица ругалась, учительница смотрела осуждающе. Но главная проблема была в том, что теперь придётся носить в школу каждый день чернильницу из дома. Просить мать купить ещё одну чернильницу Фрося не решалась.
- Чо надулась, как мышь на крупу? – спросила Таисия, рассматривая дочь.
- Колька мою школьную чернильницу разбил. Я ему в ухо кулаком заехала, - ответила дочка.
- В кого ты такая драчунья? – спросила Таисия.
- Не знаю. Сама в себя! Пусть не лезет. Надоел он мне. Всё время за волосы дёргает. Карандаш мой трогает. Вчера Варюшку толкнул. Она плакала. Хулиган.
Таисия прислушалась. Слово хулиган было для неё непонятным. Вот если бы Фрося назвала мальчишку шибенником, Таисия бы поняла. Шибенник - проказник, баловник, неслух.
***
Мотя на следующий день пришла на работу в приподнятом настроении. Выглядела она, как обычно, чисто и аккуратно. Все женщины подкрасились, принарядились. Бригада выглядела празднично. На двух бричках женщин вывезли на покос. Работа спорилась.
Наконец, показалась председательская линейка, на которой ехали члены комиссии. Следом привезли обед. Повариха в белом платке и фартуке разливала борщ в тарелки и расставляла их на тряпичной скатерти, разостланной прямо на траве.
Фотограф бегал по покосу и выбирал подходящие места для фотографий. Определился, сел к импровизированному столу, быстро поел и пригласил всех на съёмку.
Члены комиссии тихо переговаривались и внимательно присматривались к женщинам. Один довольно-таки пожилой мужчина постоянно посматривал на Мотю. Все приехавшие называли его Семён Игнатич и прислушивались к его мнению. Было видно, что он – главный.
Марфа заметила, что старик посматривает на Мотю и когда все рассаживались для фотографии, усадила пожилого члена комиссии рядом с Мотей.
- Семён Игнатич, вот сюда, в серёдочку садитесь. Бабоньки, кучнее. Мотька, ты сюда садись, а я рядом. Глашка, иди ближе. Мария, а ты сюда.
Фотограф одобрительно кивал головой.
Сделал несколько снимков. Женщины напряжённо смотрели в объектив и никак не получалась нормальная фотография. Вот тогда Мария и подала команду петь. Женщины запели.
Душевная песня растрогала всех. Фотографу удалось сделать несколько удачных кадров.
После съёмки Семён Игнатич решил задать женщинам несколько вопросов.
- Почему такую грустную песню поёте? Весёлых не знаете?
- Знаем, но эта песня душевная, - раздались смущённые ответы.
- А давайте что-нибудь веселее - попросил мужчина.
Женщины переглянулись, перемигнулись и грянула песня:
- Шумел камыш, деревья гнулись, и ночка тёмная была,
Одна возлюбленная пара всю ночь гуляла до утра.
В женский хор красиво вплетались и мужские голоса. Эту старинную песню знали все.
Члены комиссии остались довольны. Семён Игнатич расчувствовался и пожал всем женщинам и мужчинам руки. А Мотю чмокнул в щёку.
Так бы на этом дело и закончилось, если бы дотошный журналист не разузнал подробности о жизни Моти и не тиснул маленькую статейку в районной газете, куда вставил фотографию поющих колхозниц.
«В центре фотографии вы видите Киселёву Матрёну. Женщина из мещанской среды вышла замуж за казака. Трудится в колхозе и радуется жизни. А в это время её муж прохлаждается дома. Работать в коллективе он не хочет».
И так далее и тому подобное в небольшой газетной заметке.
Прошло несколько дней. Председателю сельского совета привезли почту. Среди разных циркуляров и указаний была и газета «Маяк», которую в народе называли «Колхозный маяк» с небольшой заметочкой. Эта самая заметка перечёркивала всю работу по коллективизации в станице. Пришлось срочно мчаться в райцентр, чтобы оправдаться перед руководством и заручиться поддержкой. Журналиста вызвали «на ковёр», пропесочили, но и председателя предупредили, что все не работающие граждане станицы должны быть зарегистрированы и к ним будут применяться принудительные меры воздействия.
***
Мотя так никогда бы ничего не узнала, но Марфа постаралась распустить сплетни. Она рассказывала каждому встречному и поперечному о комиссии и показывала газету, где Мотя сидела рядом с пожилым мужчиной из комиссии.
- Вот видишь, какая Мотька, Кучеркина дочка?! Всех растолкала и села рядом с главным. Видишь, как красуется? То-то же! А мужик у неё тюфяк тюфяком. Так он же у неё нигде не работает. Дома хозяинуе. Казааак! Мотька мужа свого бэрэжэ. А детей не уберегла. Так можэ цэ и ны його диты?
Мотя ничего не знала. Продолжала спокойно ходить на работу. Теперь женщины часто пели после обеда. Вместе с ними пела и Мотя.
Наконец, сплетня добралась и до Егора. Принёс газету Яшка. Заставил сына Стёпку прочитать, что написано под фотографией и рассердился. Рассердился на Жорку. Взял газету и пошёл к брату ругаться.
- Смотри, до чего уже дело дошло. Мотьку хвалят, она – хорошая колхозница, а тебя ругают. Да ещё в газете. Все люди в станице обсуждают тебя. Немедленно устраивайся на работу, пока за тебя не взялись люди в кожанках.
- А ты откуда знаешь, что здесь написано? Ты же читать не умеешь? – прищурившись, спросил Егор.
- Так и что? Стёпка мне прочитал. А то ведь для чего я его учу уже столько лет? Прочитал мне, что написано.
- А я читать не умею и прочитать не смогу. Считай, что я ничего не знаю.
- Как не знаешь? Я же тебе сказал? – вытаращил глаза брат.
- А вот так. Не знаю и всё. Яшка, ты сильно не кричи. Лучше вспомни, что говорил Михаил, когда приезжал последний раз? Скоро он меня пристроит. Вот я и жду.
- Мне он ничего не говорил. Что он тебе сказал?
- Пока не скажу. Скоро узнаешь, - ответил Егор с загадочной улыбкой.
Клавдия в тот же вечер рассказала мужу о том, что о Моте ходят разговоры, будто она изменяет мужу и будто об этом написано в газете.
- Брэхня. Мне сёдни Стёпка прочитал ту газэту. Там написано про Жорку, что он в колхози ны робэ. Вот же народ. Побачилы Мотьку на фотографии и давай языками чесать. Мне интересно, кто таки брэхни роспускае? Сам бы лично рожу начистил, - ответил Яков и нахмурился. – Ты про это Мотьке ны кажи, а то расстроиться.
- Я не скажу, так кто-то другой скажэ. А так она хоть будет знать, что люди болтают, - ответила Клавдия.
Продолжение здесь
