Дело принимало оборот неутешительный, если не скверный. Если за долгий период, едва не превысивший сотню лет, сохранилось само дореволюционное построение (что виделось абсолютной утопией), то наверняка его не единожды посетили безответственные лица, склонные «харчеваться» за счёт чужого имущества, изъятого не совсем законными способами; скорее всего, тайник Агафьи Серафимовны давно уже обнаружился, а зловещие артефакты перекочевали к иному владельцу. «Но почему о немаловажном условии умолчал таинственный Дух и что послужило настоящей причиной его необъяснимого поведения? А главное! Почему он не рассказал, что Картаев прямой потомок его у́мершего носителя, принявшего Зловещее заклятье, оставшееся от древних Богов?» - недоумевал Семён и никак не мог найти хоть сколько-нибудь здравомыслящих объяснений. Из задумчивой зачумлённости его вывела Вика Багирова, пустившаяся в логичные расспросы, обращённые к прикованному к берёзе словоохотливому невольнику:
- Но Вы-то ведь знаете, где расположен домашний тайник? И наверное, сможете нам его показать? Я полагаю, Вы не откажитесь проводить нас до вашего родового имения?
- Конечно, там не совсем родовитая усадебка, а всего-навсего маленькое домишко, наполовину кирпичное, поверху же деревянное… Бог с ним, что бы от него не осталось, я охотно с вами туда проедусь, - с готовностью заверил Картаев, - но у меня будет личная просьба…
- Какого плана? - делая вид искушённого знатока, не оставался равнодушным Аркадий.
- Мне хотелось бы выяснить: ради чего я терплю нечеловеческие мучения? - простодушно, без явной предвзятости, объяснил Иван Дмитриевич естественное желание.
- Здесь всё несложно, - отвечал Королёв, а для пущей наглядности, сходив к немецкому «мерседесу», вернулся оттуда с разноцветной шкатулкой, позаимствованной у Виктории и предназначенной для сохранения найденных артефактов; он её приоткрыл, предоставил на общее обозрение тридцать Зловещих реликвий и привёл немногословное разъяснение: - Вот небольшая часть Про́клятого сокровища, которое – чтобы снять доисторическое заклятие – необходимо собрать всё вместе и вернуть на прежнее место. У тебя находятся точно такие же коварные амулеты, и – как ты должен теперь понимать? – без них наша славная миссия не будет иметь никакого практичного смысла. Почему? Должны собраться все древние талисманы – вплоть до последнего.
- Можно ещё один интересный вопросик? - Картаев понемногу вникал.
- Разумеется, - отвечала Виктория, - мы всегда рады обоюдовыгодному сотрудничеству.
- В чём заключается Божественное Про́клятье?
- Нет ничего проще, - продолжал Семён, зачем-то пересчитывая собранные амулеты, находящиеся в красивой шкатулке, - твоя сги́нувшая прабабка – как, впрочем, и все, кто держал в руках заговорённые амулеты – поступила на долгую службу к славянскому Богу, злому и кровожадному…
- Можно ли прояснить ещё одно непонятное дело: в чём подобострастное услужение заключается? - с некоторым сомнением озадачился несведущий слушатель, пожелавший докопаться до существующей истины.
- В том знаковом условии, - не выдержав, вмешалась Багирова, опередившая основного докладчика, - что, умирая в страшных мучениях, нерадивые души начинают скитаться по белому свету, склоняя людское население к изощрённым самоубийствам и вербуя потустороннему хозяину страшное войско; оно состоит из неприкаянных душ, в любой момент готовых встать под жуткие, чудовищные знамёна.
Определение давалось не очень-то верное, но перебивать самоуверенную красавицу Избранный не отважился; в сущности, она всё равно оказалась права (потусторонняя армия если и не считалась слишком боеспособной, но уверенно сокращала дееспособное человекоподобное население), а ошибка виделась не очень существенной. Не поправляя её в познавательной притче, он немного усилил суммарный эффект:
- Я тоже вначале не верил, но мне представились настолько неопровержимые доказательства, насколько дальше сомневаться не было разумного смысла. Какие? За какие-то двое суток произошло столько необъяснимых самоубийств, сколько не было на всей моей прошлой, по чести немаленькой, памяти. В те жуткие часы, показавшихся нескончаемо долгими, обычные – вроде бы? – люди умерщвляли себя, как настоящие сумасшедшие: поджигались, топились, резались, давились, душились – по сути, расставались с жизнью изощрёнными, вконец меня убедившими, способами.
- Так вот, - как и всегда, Виктория бесцеремонно прервала Королёва, - если Вы, господин хороший, пожелаете избавить покойную прародительницу от грязной работы и привести её заблудшую душу к благожелательному умиротворению, то без внутренних сожалений, по собственной доброй воле, поможете отыскать сокрытый заветный тайник.
На несколько минут Картаев основательно призадумался: информация казалась настолько невероятной, что, естественно, в его прагматичном мозгу зародилось вполне обоснованное сомнение. Немного поразмыслив и хорошенько прикинув (на что идут нечестолюбивые люди, для того чтобы заполучить не сильно ценные артефакты), в нём настойчиво укрепилась здоровая мысль, что, возможно, услышанная история не так уж и далека от подлинной истины (в существующем мире столько всего неизведанного, и как на самом деле устроена жизнь – никому не известно). Итак, сопоставив озвученную информацию с далеким семейным преданием, он пришёл к неукоснительному выводу, что запрашиваемые Зловещие амулеты всё-таки лучше отдать, тем более что сам он никогда бы не отважился поступиться с прабабкиными предупреждениями и не попытался бы сделать хоть что-то самостоятельное.
- Ладно, вы меня убедили – мы едем в московское родовое «гнёздышко».
- Только, извини, - снова отметился Аркадий Ковальский, - мы не совсем тебе доверяем, так что ночевать ты останешься, накрепко привязанный к растущей берёзе.
Странно, но здравая мысль посетила наиболее интеллигентного изо всех присутствовавших людей. Действительно, на улице наглухо спустилась тёмная ночь, а поскольку основные вопросы считались сча́стливо разрешёнными, значит, пришла пора задуматься о скором ночлеге. Остальным членам немногочисленной группы несправедливая мысль, что в прикованном состоянии придётся оставить человека, согласившегося с ними сотрудничать, претила и чудилась неприятной; но (как гласят поговорки, «бережённого Бог бережёт», или «подальше положишь, поближе возьмёшь») с осмотрительным замечанием было трудно не согласиться. Тем паче что к отвергнутому положению Иван Дмитриевич самолично выразил и полное, и неукоснительное согласие:
- Я всё понимаю и отношусь к проявленным предосторожностям совершенно нормально. Если честно, я поступил бы аналогично, так что с моей стороны никаких претензий не будет.
И вот тут! Вмешалась Багирова, не выдержавшая необъяснимой дискриминации. Срывая лицевую маску и показывая, насколько она доверяет новоявленному знакомому, бесподобная предводительница сверкнула гневными глазками и (ни минуты не сомневаясь, что её справедливые приказания незамедлительно выполнятся) мелодичным голосом (заставлявшим двух компаньонов трепетать от сладкого вожделения) твёрдо распорядилась:
- Нет, так не пойдёт! Мало того что мы изранили невиновного человека, что он навряд ли сможет самостоятельно двигаться, так мы и дальше продолжим его тиранить, оставляя неудобно привязанным к дереву – это, что ли, господа хорошие, вы хотите сказать? - она сделала короткую передышку, пытаясь побороть душившее осознание, а чуточку отдышавшись, снова продолжила: - Вы нас, Иван Дмитриевич, пожалуйста, извините, но предохранительные наручники мы всё же оставим, правда, застегнём их спереди; спать же Вы перейдёте в брезентовую палатку. Аркадий?! - она посмотрела на возлюбленного поклонника ожесточённым взглядом, словно готовилась испепелить его и сразу, и полностью, - поскольку он самый умный, первым встанет на бдительную охрану и основательно проследит, чтобы с Вашей милостью ничего не случилось.
Кляня неоправданную предусмотрительность, не нашедшую должного понимания, Ковальский хотел бы провалиться сквозь землю (он и без того давно уже стал замечать, как охладела к нему любимая женщина; а тут еще… невпопад сделанные замечания настраивали её против неразумного избранника всё больше и больше). Как печальное следствие, в очередной раз он давал себе невыполнимое обещание: «Никогда не лезть «к ним» с деятельными советами – пусть как захотят, так сами и разбираются». Тем самым неприветливые комментарии он воспри́нял внешне спокойно, выразив завидное хладнокровие, а заодно и полною готовность подчиниться беспрекословному указанию.
Когда Картаева отстегнули от березового ствола и перестегнули стальные наручники, как и обещали, исключительно наперёд, пленённый бизнесмен, следуя в ла́герную палатку и проходя мимо обрусевшего поляка́, не удержался, чтобы невольно ему не бросить:
- И всё-таки у вас баба, лихая, командует.
Аркадий ничего ему не ответил, а только печально вздохнул, прекрасно понимая, что молодая прекрасная женщина не отдает ему безусловного предпочтения, как, скажем, совсем ещё в недалёком прошлом, пока в поле чувственного зрения не появился полицейский сотрудник. Семён, к личному удовольствию, и сам с некоторых пор стал отмечать, как несравненная особа неровно в его сторону дышит, и совершенно не знал, как следует поступить в той непростой, немыслимо затруднительной, ситуации (за последнее время он очень сдружился и с ней, и с её нерадивым партнёром, а поступать по-свински, отбивая у лучшего друга любимую девушку, – ему никак не хотелось). Сверх сказанного, не явится особым секретом, что недавние треволнения, связанные с коварным предательством бывшей супруги, давно уже канули в лету, и в его «разорванном» сердце вновь зародилось нежное чувство, выраженное к удивительной женщине, хотя и немножечко своенравной, непререкаемо властной, но все же невероятно красивой, душевно доброй и справедливой, а ещё и бесподобно очаровательной.
Вот в таких неоднозначных мы́слях и расходились понурые компаньоны, направляясь, куда им определила самопровозглашенная предводительница: Семен с Картаевым – спать в походной палатке, Ковальский – поддерживать костровой огонь и стоять на часах.
Сама Виктория, как и обычно, отправилась в удобный автомобильный салон. Подобно всем остальным, справившись с основной задачей, молодая женщина все миротворческие помыслы отбросила в сторону и занялась подведением неутешительных итогов запутанной жизни. Действительно, с недавних пор она вдруг почувствовала, что к прежнему поклоннику значительно охладела, но как ему рассказать – она себе даже не представляла. Предаваясь душевным воспоминаниям, переносящим в счастливое время, проведенное вместе, она не смогла бы поступить в отношении него подло, недостойно, нечестно – взять да и просто-напросто растоптать их светлые, некогда взаимные, чувства (и ту и другого связывало слишком много и дивных переживаний, и чу́дных мгновений, запомнившихся навсегда, на всю её долгую жизнь). Что бы не думалось, собственное счастье казалось намного дороже, и она непременно хотела построить его вдвоём с Королёвым, а никак не с Ковальским. Озаботившись серьёзной проблемой, редкостная красавица твёрдо решила, что она обязательно поставит несостоявшегося супруга в роковую известность и что честно ему признается в изменившихся предпочтениях; но практичная предпринимательница надумала оповестить его лишь после того, как закончится их долгое приключение, где-то сказочно увлекательное, а в чём-то необычайно захватывающее.
