оглавление канала, часть 1-я
Я словно попала в эпицентр всбесившегося урагана. Страшный рев дикого ветра, сбивающего с ног, заглушал все звуки. Я, будто боевое копье, крепко держала наперевес свою мысль-иглу, сверкающую посреди этого мертвенного мрака сияющим светом. Что было сил, я мысленно закричала:
- Егор…!!!
Ни отзвука, ни эха. Бушующие темные клубы, угрожающе крутящиеся вокруг меня, словно всосали мой крик, как голодный удав всасывает свою жертву. Стараясь не поддаваться отчаянью, я упрямо продвигалась вперед, твердо держа в мыслях свое копье-иглу перед собой. Оно разрезало эту темноту, словно острый нож подтаявшее масло, освобождая проход вперед, туда, где были видны яростные всполохи борьбы двух сознаний. Силен был Холодов, ох и силен! К тому же еще, хитер и умен. Он использовал все эмоции Егора, обратив их себе на пользу, высосав всю их энергию, дающую ему небывалую мощь. Я стала уставать. Нет, я не поддавалась ни панике, ни отчаянью, просто, у любого человека, каким бы сильным он не был, рано или поздно, наступает предел. И я, кажется, уже подошла к своему краю. Злость была плохим спутником. Ее энергия быстро иссякала, выплескиваясь наружу бурлящим потоком, и давая мне одну лишь возможность прорвать оборону противника, а дальше…, дальше вступила в действие моя ярость, подпитываемая энергией отчаянной душевной боли. Но и эта энергия стала быстро таять, развеиваться мелкими светящимися брызгами. И даже мое упрямство не добавило мне большой силы. А я, все еще, так и оставалась за рубежом того места, где происходила битва двух сознаний. Моя игла, благодаря которой я прокладывала себе путь, стала остывать. И тогда… Тогда я остановилась, успокаивая все свои разбушевавшиеся эмоции. Как же я была глупа! Поддалась на провокацию этого гада и уподобилась в своих мыслях ему, этому выродку! Ведь, это не приведет к победе, никогда не приведет!!! Ведь по силе эмоции злости и ненависти ко всем и ко всему, мне не тягаться с ним! Моя сила в другом!!! Только Вера и Любовь!!! А еще, знание того, что эти две силы бесконечны и абсолютны в своем могуществе, потому что, именно они и составляют основу всей жизни!
Стоя посреди бушующего урагана мыслей и эмоций, призвав на помощь все свое терпение, которым я когда-либо обладала, я постепенно становилась спокойной и уравновешенной, будто лепесток цветка, едва колыхающийся на зеркальной глади лесного озера летним тихим вечером. И чтобы окончательно обрести равновесие, я заставила себя позабыть обо всем на свете, кроме воспоминаний, которые связывали меня с Егором. Я вспоминала нашу с ним первую встречу, потешное Валькино стремление понравиться ему, и таящие смешинку, глаза самого Егора, старавшегося при этом оставаться серьезным. Наши свидания и долгие разговоры ночи напролет при свете керосиновой лампы, когда в деревне отключали электричество, трель притаившегося за печью сверчка, мурлыканье кота Васьки на его коленях, когда он ласково почесывал того за ушами, его нежное касание моих губ и едва слышный шепот в темноте комнаты: «Я люблю тебя… Я всегда с тобой рядом…» Словно лучи лунного света, тогда проникающие в нашу спальню сквозь тонкую ткань кружевной занавески, стали собираться вокруг меня нити моих воспоминаний. Я взяла их в ладонь, бережно пропуская между пальцев, и стала прясть из них, словно из обычной шерстяной кудели обычную пряжу. Сначала она была тоненькой, не толще паутинки, но я собирала и собирала свои воспоминания, вплетая постепенно их в эту невесомую нить до тех пор, пока в моих руках не оказалась довольно прочная тонкая веревка, мерцающая голубоватым светом. И опять, я сосредоточилась, собрав остатки сил и направила эту веревку туда, где были видны сполохи оранжево-красного цвета, где сущность Егора билась за свое существование. Она должна была, как нить Ариадны, вывести его из-под влияния отца, словно Тесея из лабиринта Минотавра. Светящаяся струна метнулась между темных круговертей, оставляя после себя едва заметный светящийся след. Все, больше я уже ничего не могла сделать для любимого. Остальное теперь зависело только от него самого.
Я очнулась от своей сосредоточенности и ощутила, что все еще стою напротив Егора – Холодова, крепко держа его руку, в которой продолжала гореть зеленым пламенем свеча, источавшая дивный аромат. А он… Он стоял, покачиваясь из стороны в сторону, будто на палубе корабля в штормовом море, с закрытыми глазами, а его лицо было искажено гримасой боли и страдания. Я едва удержалась, чтобы не обнять его голову, при этом нашептывая какие-нибудь ласковые слова. Но также, мне было понятно, что этот бой - он только его, и ничей больше! Все, что я смогла, я уже сделала, и больше, увы, ничем не могла ему помочь.
Ноги едва держали меня, я с трудом разжала собственные пальцы, державшую руку Егора со свечой, и, будто потеряв последнюю опору, помогавшую мне устоять на месте, попятилась, опершись о лари, стоявшие позади меня у стены. Если бы не это, то я наверняка упала бы на пыльный пол. А рука Егора продолжала судорожно сжимать свечу, будто она стала продолжением его кисти, частью его самого, от которой зависело все его дальнейшее существование. Тяжело дыша, будто пробежала без передыху несколько километров кряду, я напряженно наблюдала за лицом Егора, надеясь увидеть как итог борьбы с вредоносным духом его отца, хоть какой-нибудь проблеск узнавания.
Внезапно глаза у него широко распахнулись, он с ужасом невидяще уставился прямо перед собой, будто перед ним внезапно разверзлась страшная бездна. А потом закричал, подняв голову к потолку. Страшно, дико, надсадно. Никогда в своей жизни, ни в прошлой, ни в настоящей, я не слышала подобного крика ни от человека, ни от зверя. Крик был таким сильным, что стены зала содрогнулись, и мелкие камешки с песком посыпались с каменных стен, словно от землетрясения. Этот крик был настолько ужасен, что хотелось, заткнув уши бежать, бежать, куда глаза глядят, только бы подальше от этого места. Казалось, Егора кто-то рвал изнутри на части, такая невыносимая мука искажала его лицо.
И тут, вокруг головы Егора стало собираться серебристое свечение, словно болотные светлячки, слетались к сильному источнику света. Это, наконец-то, пробудилась охрана, почувствовав паразитическую сущность. Вскоре, серебристое сияние, словно нимб мученика, окружил голову Егора. Хотя, скорее эти энергетические вспышки больше напоминали гончих, обступающих затопленную лисью нору, в ожидании, когда зверь высунется оттуда, чтобы затравить его потом по всем правилам охоты. А я подумала, что появление охраны весьма кстати, потому что, понятия не имела, что нам делать с духом Холодова, когда он покинет тело Егора. От этого упыря можно было ожидать чего угодно! Я вдруг поймала себя на мысли, что даже и не думаю, что Егор не справится с отцом, что как будто бы, его борьба уже закончилась полной победой. Господи…!!! Чего я тут стою?! Нужно же помочь ему!!! Нужно… Я чуть не расплакалась от бессилия. То, что я совершила, почти досуха выжало мои ментальные, да что там! Не только ментальные, но и физические силы. И если бы не лари, на которые я опиралась, я бы, наверное, сейчас просто сползла на пол, ноги совсем перестали меня держать. И тут, я увидела, как над головой Егора стало образовываться серовато-бурое облако. Совсем маленькое, всего-то с ладонь величиной. Оно завихрилось у него над головой в виде воронки, начало которой брало прямо из головы моего любимого. По пещере вдруг пронесся словно порыв ветра, невесть откуда тут взявшегося. Он сдул этот темный вихрь, оторвав его от основания, и «подвесил» его под самым потолком. Под каменными сводами пронесся стон, полный ужаса, будто какой-то человек испускал свой дух в мучениях и корчах. «Светлячки» охраны метнулись следом за ним и набросились на это образование всей кучей, растворяя буровато-грязную дымку в своем свечении, будто каплю черного дегтя в светлой родниковой воде.
В этот же момент, Егор, до сих пор стоявший на ногах, рухнул на пол на колени, и, выронив свечу, которую до этого времени все еще продолжал держать в руке, схватился двумя ладонями за голову, словно ее у него разрывало от боли.
Я хотела кинуться к нему, но ноги у меня подломились, и я тоже упала на холодные камни, больно ободрав ладони о мелкие осколки щебня. Не обращая внимания на боль, оставляя за собой красные пятна текшей из разрезанных рук крови, я поползла к нему. Но тут случилось что-то непредвиденное. Полностью поглощенная тяжелой борьбой с духом Холодова, я совсем позабыла про Степана. А вот он про меня не забыл. Совсем рядом со мной раздался его визгливый недоуменно-злой голос.
- Ах ты… Гадина ты!!! Ты чего наделала, дрянь такая??!!! Да это ты…!!! Всегда ты виновата!!! И в тот раз… и сейчас опять…, опять!!! Да я тебя, сука безмозглая…!!!
Стоя на четвереньках трудно сразу резко обернуться. Помню, я только подумала, что вот, опять крысеныш способен выдать только одни ругательства и эмоции, и ничего содержательного. В этот момент, в пещере раздался ужасающий грохот, больно отдавшийся в ушах, и в тоже время словно стая шершней вонзилась мне в правую ключицу, толкнув вперед и, заставив распластаться на полу. Не удержавшись, я вскрикнула от боли скручиваясь на боку потревоженной гусеницей в тугой клубок. Дыхание прервалось, и я принялась хватать ртом воздух, словно рыба, выброшенная на песок. Лежа на полу, я увидела совсем близко от себя Степана с пистолетом в руке, из дула которого все еще струился дымок после выстрела. Его бесцветные крысиные глазки горели углями на узкой мордочке, и все тело тряслось, то ли от злости, то ли от испуга, мелкой дрожью. Он опять поднял руку с оружием, целясь мне в голову, а я, не в силах что-либо предпринять, просто закрыла глаза, готовясь встретить неизбежное.