— Ну что, мама, чем эта-то тебе не подходит? — недовольно спрашивал сын, — И район хороший, и от нас недалеко. Смотри, какой вид из окна, — садик, зелень, машин почти нет...
— Да, очень хороший район! — нахваливала продающая квартиру женщина, — От центра недалеко, на трамвае без пересадок, и вообще все рядом. И да, тихо здесь, площадка же детская, так что машины здесь не ходят!
— Ну да, тихо, — днем дети верещат, вечером алкаши собираются, не знаю я, что ли, — ворчала Инна Викторовна, недовольно глядя в окно, — И обзора никакого, третий этаж, а напротив другой дом...
— Так дома-то здесь шикарные, ну что ты, мама! Третью квартиру бракует, что за дела, — пожаловался сын риелтору и хозяйке.
— Да ничего я не бракую, — ответила Инна Викторовна, которая сама уже устала от этих просмотров и споров. Да и время тратит, ладно свое, — Димкино. И Наташино. А ведь это ее идея, — с разменом, с разъездом... Могла бы спокойно поселиться в квартире, оставшейся от мужа, но нет, — район плохой, квартира «нехорошая», — воспоминания тяжелые, и вообще... Самой за себя стыдно было, никогда ведь особой капризулей не была! — Хорошая квартира, кто бы спорил.
— И ремонта не надо, все в порядке, что тебе не так? — удивлялся сын.
— Тут и поликлиника рядом, и вообще все, что необходимо! И соседи хорошие, никогда никаких конфликтов не было. А вон там, всего в остановке, универмаг большой, — подтверждала хозяйка.
— Да знаю я все это. И роддом на соседней улице, я в нем и родилась, — вздохнула Инна Викторовна, — Я же сама здесь жила до восемнадцати лет.
— В этом доме?! — изумился сын.
— Нет, в соседнем корпусе, вон в том, на первом этаже. Я же тебя маленького возила, показывала, не помнишь? Там, в моей квартире, сейчас магазин какой-то.
— Не помню... Но видишь, как хорошо, может, знакомых здесь встретишь, друзей детства! — радовался Дмитрий, которому уже надоели мамины капризы.
— Только этого не хватало. Надеюсь, что иных уж нет, а те далече. Да и не узнаем мы друг друга... Ладно, согласна я, о чем речь! Оформляйте сами, у меня уже сил нет по всему городу мотаться.
Ей действительно вдруг приятно стало пребывать в том месте, где не бывала уже много лет даже проездом. А теперь даже забавно как-то, — где начала свой жизненный путь, там и закончит! И ничего плохого или печального в таких мыслях не было, — наоборот! Вроде как прибыла в свой конечный пункт, а вроде как и начала новую жизнь...То есть вернулась в прошлое! Думала ли она об этом, когда согласилась на этот размен-разъезд? Да нет, не особо... Хотя перемена места жительства — это всегда волнует, вселяет надежды на какое-то обновление! Даже и на исходе шестого десятка, как оказалось...
Сама она и не подумала бы ни о каком переезде из той квартиры, в которой прожила, считай, всю сознательную жизнь! Но сын несколько лет назад женился, жить хотел, как сейчас принято у молодых, отдельно от родителей, и первое время они с женой снимали квартиру. Смех и грех, — оба ведь городские. У Инны Викторовны с сыном трехкомнатная квартира, правда, еще её брат там же жил, — это еще родительская квартира. Ещё одна квартира от мужа осталась, но про нее и вспоминать не хочется, — в самом неудобном, депрессивном районе, смежная «двушка в хрущевке, не то что жить, — видеть-то ее не хотелось! У родителей невестки тоже двухкомнатная. А дети снимают!
Ну вот снимали-снимали, а подумывали, понятно, и о собственном, но хорошем жилье. Думали и решали, как из аж трех родительских сделать что-то такое, чтобы всем было хорошо, и им, молодым, тоже неплохо, а желательно так, как они хотели бы. И тут горе пришло, — умер брат Инны... Вообще он инвалидом детства был, ДЦП, неожиданностью это не было, хотя... Ну кто ждет смерти младшего брата?! Да и Дима к нему всегда хорошо относился, и Инна, давненько овдовевшая, рада была, что брат с ней живет, — есть о ком заботиться, ради кого жить! Не стало его, — и страшно стало... Как одной в квартире жить? Молодые, понимая это, к ней переехали, на время, — неудобно им было до работ добираться, а работы у обоих хорошие были. Тут и сама Инна Викторовна заговорила о необходимости этих самых разменов и разъездов:
— Ну а что остается, — моей смерти ждать? Кто же знает, насколько я задержусь...
— Мама, чтоб я не слышал таких разговоров! — бесился сын, не любил он, когда мать говорила о таком, — Никто ничего не ждет, если хочешь — живи здесь хоть до ста лет!
— А вы с Наташей будете меня здесь караулить? Нет, вы привыкли сами жить, и это очень правильно. А я... Ну сами подумайте, каково мне здесь жить? Мои родители здесь умерли, твой отец, теперь Игорек... Каково мне здесь одной, не то что ночами, — днем? Давайте-ка думать, что нам со всем этим делать.
Ну вот и надумали, — эти две продать, молодым хорошую двухкомнатную, ей — «однушку», благо выбрать есть из чего. Но — быстро сказка сказывается, долго дело делается, заняло все это целый год. Но наконец все выбрано, все оформлено, вещи Инны Викторовны перевезли, помогли расставить, справили даже небольшое новоселье, — новая хозяйка квартиры, сын с невесткой, сваты приехали, — и все. Другой родни у самой Инны не осталось, к сожалению. Да и эти тоже, — посидели, поздравили, понахваливали ее новое жилье, засобирались домой.
— Мама, если что, сразу звони, я приеду! — в сотый раз наставлял Дмитрий.
— Да, тетя Инночка, и если просто скучно станет, тоже звоните, мне или маме, мы всегда рады! — щебетала Наташа.
— А ты бы, Викторовна, собачку завела, или кошечку, — все живая душа рядом! С ними-то веселей было бы, — советовала сватья Люба.
— Да, мам, и правда, может, тебе щеночка привезти? — подхватил сын.
— Ой, дайте одной-то обжиться! Потом уже сама посмотрю, стоит ли, — отмахивалась Инна Викторовна, мечтая, чтобы гости поскорее ушли, устала она за этот день. Но и побаивалась оставаться в одиночестве, — никогда ведь одна не жила! Сначала с родителями и братом. Хотелось, разумеется, уйти, пожить одной, но где? Да и как своих оставишь, — и отец пьет, и мать, случается, компанию ему составляет, и брат больной... Потом замуж вышла — с мужем и свекровью жила, про то время и вспоминать не хочется. Не выдержала, ушла от мужа, уже с ребенком, а куда? А назад, к родителям, хотя и не ждал там никто. Не развелись, — муж, поскучав в одиночестве, к ней переселился. Свекровь умерла — муж ту, свою квартиру, сдавал, все же доход дополнительный. Потом, родителей и мужа схоронив, с братом и сыном жила, сына женила — только с братом.
Ну а теперь, на старости, буквально, лет, приходится понемногу становиться самостоятельной. Странновато это, непривычно... И квартира какой-то чужой пока казалась, будто пришла она сюда на время, и в любой момент могут турнуть прежние хозяева, кем бы они ни были. А квартира, судя по всему, многих жильцов сменила! Хозяйка, у которой квартиру купили, молодой была, сама здесь жила всего пару лет, прежних никого не знала. Да и зачем, собственно? Инна вот до восемнадцати лет тут жила, сколько хожено-перехожено по этому двору, а многих ли знала? Чуть больше, чем никого! Места — и то с трудом узнает, хотя это и не странно, ведь как все изменилось! И ни единого знакомого, хотя бы смутно, лица так и не увидела.
Хотя это, может, и к лучшему! Не хотела она встречаться с бывшими знакомыми, — просто потому, что не знала, зачем. Ну даже если встретятся, то что, собственно? О чем им говорить, — ведь это уже совсем другие, совсем чужие люди! Вспоминать прошлое? Рассказывать, как прожили эти годы? Не очень-то это и интересно. Лучше уж новых знакомых, наверно, найти! Ну а что, тоже неплохо... А старых можно вспоминать так, про себя.
Хотя тоже что толку? В первом подъезде пожилая женщина жила с болонкой Жужей. В доме напротив тоже немолодая (или тогда, в ее детстве, они казались уже старыми?), с двумя собачками, Бемби и Зета. Вспомнила... Да этих и собачек, и хозяек, и косточки, наверно, уже истлели! А вот ей да, наверно, надо собачку завести, — так легче будет знакомиться. Но это уже потом. А вон там, в угловом, та третьем... или втором этаже, уже и не вспомнишь, мальчик жил, Олег, — первый, в которого маленькая еще, лет десяти, Инночка, была влюблена... Впервые по-настоящему! Слышала потом от кого-то, что он погиб молодым. Печально, но многих уже нет, увы. В этом же доме, на первом этаже, Маринка жила, одноклассница бывшая, — тоже вроде умерла уже...
Ох, ну вот надо было этот вечер воспоминаний устраивать? Да еще таких... Спать уже пора, а на новом месте и без того трудно засыпать, а после таких мыслей и подавно! Нет бы лечь спокойно с книжкой, и за чтением незаметно соскользнуть в сон. И чтобы никаких уже мыслей и воспоминаний! А завтра пройтись по уже подзабытым, или неузнаваемо изменившимся местам, познакомиться с ними уже по-новому... Может, и встретить кого-нибудь. И не узнать!
Она в интернете-то была на Одноклассниках зарегистрирована, находила там некоторых, заходила на их страницы, но не писала никому, — вроде и нечего. Так, фотки смотрела, кто каким стал, кто как изменился. Некоторые не очень, других вообще не узнать. А общаться, — о чем? Не было у нее в школе особых подруг. И вообще школу она терпеть не могла! Но тут, ясное дело, проблема не в школе и не в одноклассниках, а в ней самой, — многие ведь и общаются до сих пор, и встречи бывших одноклассников устраивают, — видела у одной на странице лет уже десять назад. Удивилась, — зачем им это надо? Ее, конечно, никто не приглашал, но и пригласили бы — не пошла бы ни за что! «Да я, если многих из вас просто на улице увижу — на другую сторону перейду!», — подумала она тогда. И теперь, в общем, так думала... «Не пришлось бы часто переходить дорогу», — усмехнулась про себя, открыла книжку, постаралась погрузиться в сюжет, но мечтая только о том, чтобы скорее уснуть, и без всяких сновидений!
Так, в общем-то, и получилось, — и уснула довольно легко, и спала без снов, и проснулась с неплохим настроением. Походила сперва по квартире, знакомясь с ней уже окончательно, надеясь выгнать из нее память о прежних хозяевах: «Теперь ты мой дом! Только мой. Потом и мой призрак кто-то выгонять будет, но пока...». Вроде настроение неплохое, о чем и доложила Димке, который, естественно, позвонил, хотя и с работы. Беспокоится за мать!
— Ну ладно, мама, ты, если что...
— Да Дима, все хорошо! Сейчас пойду, погуляю, разведку района произведу. Не волнуйся хоть ты за меня, — старалась говорить бодро, весело, ни к чему сына волновать.
Трубку повесила, взгрустнула, — с ума сойти, сыну уже за тридцать! А если честно, то и почти под сорок... Вот о нем кто будет в старости беспокоиться?! Они со своей Наташенькой решили, что детей не будут заводить, — мол, и без этого дел полно, и куда более интересных. Да, сейчас-то может и так, а вот потом? Она сейчас если о чем и жалеет, так это о том, что сын у нее один. И хороший сын, любящий, — мать не оставляет, не только звонит, но и деньгами помогает. А двое бы было? А еще лучше, если бы дочка, — тогда бы уж точно без внучат не осталась! А у Димки, стало быть, и ни одного ребенка не будет! Сейчас, может, и хорошо, а потом-то? Но это ладно, их дело.
Она без внуков тоже особо не скучала, своих молодых, которые уже не такие и молодые, бездетностью не попрекала, — их дело! Это сейчас вот подумала, — тут, в соседнем доме, одноклассница бывшая жила, Лена, она в восемнадцать родила дочку... Теперь, выходит, этой дочке уже около сорока. То есть вполне возможно, что ее ровесница Леночка уже не только бабушка, но и правнуков дождалась! Вот с ней бы Инна с удовольствием встретилась, хорошая была девочка... Но едва ли она здесь живет, переехала наверняка. Но мимо ее дома надо пройти, посмотреть, вдруг-да встретит!
Привела себя в порядок, — привыкла уже, и ухаживала за собой со всей тщательностью, и подкрашивалась, и одевалась каждый раз, выходя из дома хоть на десять минут, как на парад. А что бы ей еще делать? На работу не ходит, ухаживать ни за кем не надо, — вот хоть за собой... К переезду готовилась, всю косметику и приспособления для ухода за собой собрала, — сватья увидела, только охнула:
— Ну ты даешь! Как у какой-то актрисы...
— А чем мы хуже голливудских звезд! — только и пожала она плечами, хотя частенько и сама себя поругивала за траты на все это: «Было бы ради чего!». Но невестка одобрила:
— Правильно, тетя Инна! Вы молодец, выглядите ничуть не хуже любой звезды. А ты бы, мама, поучилась.
— Здрасте! Будто наша мамка намного хуже, — заступился за жену Натальин отец.
Но Инна Викторовна видела, что выглядит лучше сватьи, хотя они почти ровесницы, и довольна была, что хоть такого комплимента и одобрения удостоилась. Вот жаль только, что других ценителей не нашлось. И заступиться за нее в случае чего некому. Нет, Инна вовсе не мечтала замуж выйти, только сейчас вдруг задумалась, — все же неплохо бы жить с кем-то! «Вот что новое-то место с человеком делает!», — усмехнулась про себя. Теперь-то, в пятьдесят-то семь, что и осталось, кроме как усмехаться? Не плакать же! Да, раньше удивлялась, и даже расстраивалась из-за того, что никаким успехом у мужчин не пользуется... И никогда не пользовалась! То есть засматривались-то многие, но вот дальше этого никуда не шло. Уж как это Славик решился к ней подойти, познакомиться, а потом и замуж предложить?
— Да, не решался, уверен был, что пошлешь! Но, думаю, ладно, что я теряю? И, как видишь, не потерял.
Да, хоть он и был не вполне в ее вкусе, но не стала Инна никуда его посылать. Хотя бы для того, чтобы на вопрос подруг «А у тебя парень есть?» не врать, а правду сказать, что есть, мол! Впрочем, «парнем» он оставался недолго, через месяц предложение сделал. А она и согласилась-то больше потому, что уже боялась, что так в девках и останется. Глупо так думать в двадцать лет, кто бы спорил, но что еще подумаешь, если до этих самых двадцати ни одного романа не было?! Ну и вышла за того, кто предложил... Нет, влюблена была, кто бы спорил! «Пришла пора — она влюбилась», все по правилам. Жили не сказать, чтобы так уж хорошо, но сына вот нажили, уже неплохо. Влюбленность быстро прошла под давлением быта, но не разводиться же. Стерпелось — слюбилось, опять все как по писаному. Жаль, что умер он рано, старели бы сейчас вместе. Хотя характер у мужа был — не дай Бог, а с возрастом только портился.
Ладно, опять воспоминания нахлынули, ну их! Надо завтра пройтись, познакомиться с местом нового обитания. Посмотреть, где какие магазины, проверить, на месте ли старая библиотека, записаться. Парикмахерскую тоже надо найти, раньше была в соседнем квартале, записываться надо было заранее, очередь занимать на запись. Мама ходила в парикмахерскую попроще, — в бане которая, там, наверно, дешевле было. Инна-то с самого начала франтиха была, ей в бане стричься было не «по штату». Родители за это ругали, — когда она училище окончила и работать пошла, очень они мечтали на ее зарплату руку наложить, а она, эгоистка, все на себя тратила! Нет, какую-то часть отдавала, конечно, но не все же. Зарплата неплохая была, и ведь так хотелось, после своего-то бедного детства, приодеться хорошо! А родители этого понимать не хотели, ругались:
— Ишь, барыня какая, зонтик ей нужен! Перчатки ей кожаные, сумочку новую! Все деньги на себя опять истратила? Ну и жри теперь свою сумку!
Но Инна, повзрослев, научилась все эти попреки мимо ушей пропускать, старалась все же выглядеть хорошо, следить за собой.
Это когда она уже постарше была, лет тридцати, одна женщина на работе объяснила Инне ее неуспех у мужчин:
— Знаешь, как говорят: «Будь проще — и люди к тебе потянутся»! А к тебе на кривой козе не подъедешь, — накрасишься, нарядишься, ходишь, как артистка какая-то. Понятно, мужики и боятся, думают, что у тебя уж такие требования!
— Такие не такие, но все же требования-то есть, — удивлялась Инна, — И у всех есть! Что значит «проще»? Можно подумать, что только чумичек любят. И зачем мне кто-то на кривой козе?
И бровь еще поднимала в знак удивления. Да, умела она красиво вскидывать бровь. И курить красиво научилась, колечки пускать, — специально перед зеркалом тренировалась. Думала, хоть порочностью привлекать к себе внимание, потому что вообще-то курить ей не нравилось, потом бросила без труда, даже с облегчением. Потому что не помогло и курение. Обидно! А самое обидное в том, что никаких-то принцев на конях она и не ждала никогда... Более того — сама-то влюблялась все чаще в таких, кто именно что на той самой «кривой козе», то есть в совсем не пригодных для влюбления... То есть в тех, кто с каким-нибудь изъяном, что ли... То есть с чудинкой эдакой. Типа «ботаников», что ли, «задохликов», — тощеньких, небольшого роста... Ну а если нестриженный, с отросшими волосами, с бороденкой какой-нибудь, в обвисшей толстовке с пятном, — ну это уже точно ее типаж! И это при том, что сама-то хорошего роста, чуть даже больше среднего, и складная, не толстая, но все при ней, — фигуристая. Ну и как рядом с ней будут выглядеть такие?... А влюблялась, да еще как!
Да, и будучи замужем. Потому что прекрасно понимала, что особой любви у них с мужем не было. Она, значит, вышла замуж, чтобы от родителей побыстрей уйти, ну и чтобы одной не остаться. Один ею, замужней уже, увлёкся, лестно было, наверно, — красивая, ухоженная... И она. Даже вроде и влюбилась. Хотя вообще-то ничего особенного. Что уж там особо любить? А сердцу ведь не прикажешь, — оно, глупое, влюбляется, да еще и без всяких перспектив. И ведь так подолгу любила своих «ботанов»!
Но хватит об этом даже думать. Сейчас она все эти косметические процедуры делает почти машинально, иногда, уже на улицу выйдя, спохватывается, — ой, я хоть накрасилась сегодня? Вытаскивает зеркальце — да, все в порядке, накрашена. Прямо хоть сейчас с патлатым бородачом под ручку разгуливать! Нет, не разгуливала, не клевали на нее такие. То есть, может, и поглядывали, но... Эти-то точно думали, что им ничего не светит. В результате не светило Инне. Ну и пожалуйста, прожила свою женскую жизнь и без таких!
За такими, несколько раздраженными мыслями, дошла до библиотеки, — она оказалась на месте! Хотя внутри все изменилось с тех пор, как Инна посещала ее в юности, но библиотекой она и осталась. Записалась, взяла несколько новых книжек, хотя и дома были еще не читанные, купленные впрок, — любила она книги, пройти мимо не могла. Парикмахерская, в которой она свою первую «химию» когда-то делала, была переоборудована в магазин, но теперь это действительно не проблема, — в каждом доме, в каждой щели в стене — «Салон красоты», только заходи! Тоже записалась, — вот и дела появились на ближайшее время. Решила и свою бывшую квартиру посетить, проверить, не бродит ли там призрак той девчонки, какой сама была более сорока лет назад, но куда там! Все переделали, перепланировали, обувной магазин там теперь, — и комнату-то свою не найти! Сплошное разочарование… А вот и нет! Даже хорошо, что даже духа ни ее, ни родителей, никого из прежних жильцов не осталось, нечего уже душу зря бередить.
Больше особо бродить не стала, — пакет с книгами руку оттягивал, да и ноги устали, на потом надо отложить экскурсию по прошлому... И никого из даже смутно знакомых не встретила! Хотя всматривалась в лицо каждого встречного не очень молодого человека, — никого! По лестнице, теперь уже своей, поднималась пешком, хоть лифт и работал, — смешно на третий этаж на лифте ездить. На площадке второго столкнулась с очень пожилой женщиной, поздоровалась, — соседи теперь! Та ответила без всякого интереса, пошла себе вниз. Ну и ладно, новых знакомств тоже не получается завязать...
Через несколько дней, заполненных такими же делами и переживаниями, Инна Викторовна уже жалела, что выбрала квартиру в этом месте. «Чего хотела найти, кого встретить? Всё здесь чужое, чужее, чем в любом другом месте, даже где сроду не бывала! — с досадой думала она, — Вот уж действительно: “Пятна родимого не сыщешь”... Да, вроде по этим улицам и я ходила, и мама моя, и бабушка, — но уже не по этим! И люди, — вроде несколько знакомых лиц увидела, да не узнала. Вполне возможно, что и ошиблась. Так мне и надо! Книжки я люблю... Ну читала же: “Никогда не возвращайтесь в прежние места”, так нет, — приперлась!». Так она ругала себя, но делать было нечего, — сама согласилась, сама и доживай, где сама же и выбрала. Не заявлять же сыну, что опять меняться хочет! И самой заниматься переездом тоже не получится.
Да и в чем, собственно, проблема? Квартира хорошая, уже обжилась в ней, тут никаких вопросов. Даже обои, цвет которых сперва вроде не очень нравился, сейчас, месяца не прошло, были в самый раз. Даже знакомые появились, — не то что друзья, просто люди, с которыми здоровалась при встрече, могла перекинуться несколькими словами. Но Инна Викторовна никогда особо общительной не была, таких уж близких подруг и не было, даже в детстве. Так что живи себе, и не особо переживай по поводу того, что место какое-то не то! Место как место, первые восемнадцать лет здесь жила не сказать, что очень счастливо, — но последние-то, можно надеяться, попроще будут!
И это действительно было так, — первые-то годы ее жизни не очень счастливыми были. «Детство золотое» — кто это придумал? Может, те счастливцы, у которых оно и правда было золотым, а у Инны так не получилось... Какое уж там золото, — отец пил, следом за ним и мать выпивать стала. Их можно понять, конечно, — ребенок-инвалид, это тяжело. Как будто Инне легче было! Не в плане ухода за братом, — он не совсем инвалидом был, сам себя обслуживал, хотя и заметно было, что не такой он, как все. И трудно было Инне не замкнуться, — дети ведь народ жестокий, посмеивались над ней, — и над пьющими родителями, и над больным братом... Вот такое получилось детство, что поделаешь!
Зато старость, (да, она уже настала, как ни упирайся), — пока вроде удалась! Да, одинокая, но это, как оказалось, не так уж страшно. Инне это даже нравилось, — быть одинокой. Сын, в очередной свой приезд, опять завел разговор о собаке, кошке, которых можно бы завести, — он-то в отца пошел, общительный, друзей куча, и, судя по всему, сочувствует маме, которой и пообщаться вроде не с кем, но Инна Викторовна опять отказалась от такой возможности:
— Да ну, Дима, потом как-нибудь! Кошку ни к чему. А собаку... Нет, зима скоро, гулять с собакой надо в любую погоду, — и в мороз, и в гололед. Обойдусь пока.
— Так может, хоть хомячка? — смеялся сын.
— Ты же знаешь, что я мышей боюсь до ужаса, фу... Канарейку разве что, или попугайчика, — вроде и в шутку сказала, но сын, добрая душа, откликнулся тут же, и в ближайшие выходные приехали с Натальей, привезли клетку и пару волнистиков, — желтого и зеленого.
— Вот тебе живые душеньки! Зовут Яблоко и Лимон, кто из них мальчик, кто девочка, — неизвестно, но, может, разведением займешься.
Не могла про черепашку пошутить, или про рыбок, — те бы хоть молчали, а эта парочка верещит с утра до ночи, корм кругом разбрасывает... но вообще-то веселей с ними, и, действительно, дом как-то ожил! На форуме таких же попугаевладельцев зарегистрировалась, тоже интересно пообщаться, узнавать, советоваться. Некоторые даже говорить их учат, и ведь получается! Но это одного надо было заводить, а пара друг с другом общается, по-людски говорить у них интереса нет.
Вообще спасибо интернету, с ним никакого одиночества и не чувствуешь! Инна Викторовна особо опытным пользователем так и не стала, но уж на то, чтобы вот так общаться, умений хватало. Даже какие-то дружбы там завязались! Один мужчина довольно активно там про своего Ричи рассказывал, — у него синий попугайчик, и довольно бойко разговаривает. На форуме у него ник «Я и Ричи», на аватарке совершенно никого не напоминающий пожилой мужчина с этим самым Ричи на плече... А на одном из видео, снят попугайчик-болтун в клетке, стоящей на окне, и Инна вдруг увидела за окном вроде как знакомый пейзаж... Да это же тот самый дворик, который она из окна видит, только с другого ракурса! Спросила, — да, практически соседи... Зовут Олегом.
Нет, ну вот бывают такие совпадения? Тот самый Олег, первая, так сказать, любовь... А помнится, кто-то говорил, что в живых уж нет его… Напутали, видимо, что-то. Нет, она ему тогда в своей любви признаваться не стала, — к чему? В детстве они и знакомы не были толком, он тоже застенчивый парень был... С собакой гулял, такса черная, — напомнила ему, когда уже общаться начали не только о попугаях, а и просто «за жизнь». Но не очень активно, — с его стороны, по крайней мере. Ему и не до того, собственно, — женат, дети взрослые, внуки уже большие. Она так, рассказала, что жила здесь в детстве, а теперь и в старости довелось, но прежних знакомых, кроме него, не встречает что-то.
— Не узнаете просто! — ответил Олег, — Многие здесь живут, как и я, всю жизнь.
Инна сама удивилась тому, как обрадовалась хоть единственному знакомому! Ведь особо и не собиралась ни с кем встречаться, общаться, а Олег, оказывается, знает многих, кто не уехал. И даже жена его, вот дела, в детстве по соседству жила, только в другом доме!
— Ну и ну, у нас тут не микрорайон, а будто старая деревня, — все друг друга знают, и даже со временем становятся родственниками! Даже жалко, что я уехала отсюда много лет назад! — ответила Инна. Но, к сожалению, Олегу особо некогда было болтать, даже виртуально, а жаль. Оказывается, общаться с людьми из прошлого, — это уже почти как возвращаться в это прошлое, и на какое-то время молодеть... То есть и от попугаев может быть польза! Но не лучше ли будет и собачонку все же завести? Ну а что, сколько можно ходить туда-сюда по двору без всякого дела? И не подсаживаться же на скамейку в садике к сидящим и говорящим о своем людям?
Дома здесь, кстати, были такими, что лавочек у подъездов не было, потому что зачем? Садики, дворики кругом, туда и дети, и старики выходили, малые бегали, старые — сидели. Инна, понятно, была уже не маленькая, но и старой себя не считала, чтобы совсем-то уж, на лавочке-то сидеть. Да и осень уже, холодновато... Так что ходила, прогуливалась, и более внимательно приглядывалась к людям, стараясь в постаревших увидеть детей, подростков, каковыми их знала когда-то. Ну а что, может, оно поболтать-то интересно было бы! И, внимательно глядя, начала вдруг и узнавать. И ее вроде узнавали... И ощутила вдруг Инна Викторовна, что хотелось бы ей иметь подруг! Таких, с которыми можно поболтать, к себе на чай пригласить, к ним зайти иногда. Вот бабушка ее, отцова мать, — она такой и была, общительной! У нее в каждом доме подруги были, и со всеми находила общий язык! Новые знакомства легко завязывала. И ведь никакой материальной, допустим, заинтересованности не было, а просто, — общение! «Старею! — недовольно думала она, и соглашалась с собой, — А что же ты хотела? Скоро шестьдесят, у твоей-то бабушки в эти годы уже внуки были! И друзей куча. А ты сидишь себе бирюком, старая и одинокая. И меняться уже поздно!».
Мысли такие, понятно, не радовали, — кого они обрадуют? «Ну а что поделать, я такой вот человек, — интроверт!», — успокаивала себя. А может, не интроверт, а просто такой уж никому по жизни не нужный человек? Или сама виновата, — всех сторонилась, вот и...
Очень не любила Инна, когда такие мысли в голову лезли! Что толку в таком пустомыслии? Даже если бы сейчас кто-то убедительно ей объяснил, что да почему, то что бы она сделала? Исправлять что-то поздно, так что лучше и не думать о таком. Вот сбросить бы годочков тридцать! Ну или хоть двадцать... Да, лучшими годами были ее четвертый и пятый десятки. После пятидесяти все как-то скучно стало, ну а теперь и вовсе... Хотя внутренняя жизнь вроде осталась такой же активной, но кто бы ее видел? То есть это и хорошо, что никто не знает, что там у нее внутри делается! На смех бы подняли... А так — ей хорошо и не стыдно! Душе-то, оказывается, всегда те самые восемнадцать. Главное, чтобы голова об этом не забывала, и не забивалась грустными мыслями! Потому что во время таких раздумий глянула на себя в зеркало — и ужаснулась, настоящая ведь старуха с мрачной, недовольной миной! Нет, так нельзя, надо лицо сделать доброе, красивое, с легонькой улыбочкой. Улыбка — чтобы кисетных морщин видно не было, а легкая — чтобы морщины на щеках не так проступали. Вот так! Отрепетировала — и вперед, сиять красотой и разбивать сердца... Или уж свое сердечко, — так оно чаще всего и получалось в ее жизни.
В тот раз уселась она на скамейке, — в одиночестве, просто отдохнуть, на той самой детской площадке, под своим новым окном. А площадка старая, та самая, на которой она еще малышкой играла. Да, изменилось многое, но по-прежнему живая изгородь из кустов барбариса, их листья в детстве все жевать любили, — кисленькие... До плодов как-то дело не доходило, не помнила она ягодок. И теперь нет. Вон там черемуха, дерево в детстве казалось таким большим, пышным, а теперь куцее какое-то... Выродилось? Или время ушло, в которое «все деревья были большими»? А вот и мужичок идет из того времени, отец Сашки Красильщикова, хулиганистого такого парня... Стоп, что за глупости, тому отцу уже под сто лет должно быть, а этот вроде самой Инне ровесник! Потому что это Сашка и есть!
— У вас в порядке все? — неуверенно спросил, подходя.
— Извините? — Инна хотела уже удивленно и холодно, по привычке, вскинуть бровь, но вместо этого радостно, широко, не думая о морщинах, улыбнулась.
— Да я подумал, — сидите здесь одна, может, плохо стало или что... — немного растерянно сказал Саша.
— Все прекрасно! Домой шла, присела отдохнуть, погода хорошая. Я здесь живу. А жила вон там, — показала рукой направление. Торопилась, не хотела, чтобы он уходил, потому поспешила сказать: — С разницей в сорок лет, конечно. И вас я помню, вы Саша! Вы вон в том подъезде жили, на первом этаже, у вас был пес Мухтар.
— Ну да... — изумился мужчина, явно ее не вспоминая.
— Вижу — не помните, мы друзьями не были. Я Инна, у меня был брат Игорь, хромал, ДЦП у него. Мы тут вместе часто играли.
— Да ну! Игоря помню, да... — все больше терялся мужчина.
— Да вы садитесь, поболтаем? — предложила Инна, — Я никого из прежних знакомых не вижу.
Саша неуверенно присел, слегка кося на нее глазом, — видимо, разглядывать откровенно стеснялся. А она вот смотрела во все глаза, — это же ее тип! Седые волосы нестриженные, худенький, невысокий, и, подумать только, — пятно на толстовке! Видно под расстегнутой курткой. «Давай, Викторовна, влюбляйся скорее, кикимора старая! У него, наверно, жена-старуха, дети, внуков пять штук, будет о ком страдать!», — продолжала веселиться про себя Инна, и говорила без умолку, как немая, вдруг обретшая дар речи, — рассказывала, как едва не приняла Сашу за его же отца.
— Да, умер он, давно уже... И мать тоже... — бормотал Александр, не решаясь встать и уйти от этой словоохотливой женщины... И жалея, наверно, что вообще подошел.
— Понятно, мои тоже. И Игорь, тот недавно, — опомнилась, погрустнела Инна.
— Вы простите, я вам надоедаю, наверное, навязалась со своими воспоминаниями... Но, сами понимаете, нахлынуло, давно здесь не была, — и вот много воспоминаний, а поделиться особо и не с кем. Так что спасибо, что вы подошли. А вы, наверное, уже не рады, — усмехнулась опять.
— Ну нет, почему же? — сказал мужчина, и вдруг словно решился, — Я ведь тоже вас толком не помню, но здесь уже не в первый раз вижу, как вы ходите мимо! И не так давно, потому что раньше не видел, поэтому и... — он заметно путался в cловах, и Инна подумала, что, наверное, тоже нечасто общается, особенно с женщинами, вот и теряется слегка. Решила немного помочь:
— А вы, значит, здесь всё время живёте? Это здорово, наверное, — жить всегда на одном месте. А я вот на то дерево смотрю и думаю: раньше оно казалось таким большим, высоким, а сейчас согнулась все, маленькое такое... Или постарело тоже?
— Черемуха-то? — удивился Александр, — А я даже не замечаю, я-то каждый день мимо него так и хожу, — есть и ладно.
— Ну в общем-то да, когда каждый день видишь, так и не замечаешь... А я вот приехала и многого не узнаю! Помните, здесь раньше беседка стояла? Правда, её снесли еще при мне, горку потом поставили, а сейчас ничего нет.
— Ну песочница вон, — показал мужчина, — Тут ведь детский сад, как тогда был — так и остался. И я действительно, живя здесь, особых перемен как-то не замечаю. И думаю, что наверное это хорошо, — переезжать в новое место! Я отсюда уезжал только когда в армии служил, а так всегда здесь.
«Вот тебе и пожалуйста, говорить вроде больше не о чем», — с досадой подумала Инна. То есть вроде тему найти можно, но ему то ли неохота, то ли действительно не знает какую именно, так же, как и я. Настроение, скакнувшее было выше, вновь начало падать, но она старалась этого не показывать, даже наоборот демонстрировать показную бодрость.
— Ну что ж, я очень рада была вас увидеть, хоть один знакомый человек! Будем и дальше видеться... По крайней мере здороваться! Надеюсь, ваша жена не рассердится, если нас в окошко увидит? — это она пошутила так, но заодно решила узнать и о его семейном положении. Оказалось, что не зря:
— Да некому на меня сердится, не женат я. Был, конечно, но это давно, один теперь живу. У вас там, наверное, отдельная квартира? А у меня коммуналка, как и была, но соседей всего двое, старики. Кстати тоже те же самые, что и в те времена, вы их, наверное, не помните... А вот я вас как-то, когда вы уже уехали, видел! В парке. Я уже из армии пришел, вы одна шли, такая красивая... и грустная.
— Да? А я вот этого не помню... То есть по парку-то я, бывало, гуляла, и грустила частенько. Наверно, так увлеклась своими грустными мыслями, что никого и не замечала!
«А ты и не подумал подойти тогда, растяпа, — подумала Инна, — Не решился тоже? А ведь зря, наверно!».
Погода была хорошая, но всё таки осень, уже прохладно, поэтому они вскоре встали, еще прошлись по двору, все так же неуверенно перебрасываясь ничего не значащими фразами, все так же не уверенные в том, нужен ли этот разговор, нужны ли они друг другу. Разошлись по домам, ничего друг другу не говоря, не обещая и не назначая никаких встреч.
«Оба растяпы, — думала Инна, сидя дома на диване, — В молодости стеснялись, боялись, и в старости не лучше... Но действительно, не свидания же нам назначать? Хотя почему бы и нет? Может, потому я и одна, — все чего-то боюсь, дичусь, опасаюсь... А ведь он мне и правда понравился! Никто не говорит ни про какой замуж, — это-то ладно, но общаться кто нам помешает? И чего, спрашивается, нам дичиться друг друга?». Обидно ей было, — впервые, может, в жизни разговаривала с мужчиной, который в ее вкусе, и это закончилось ничем! Упустили, видимо, момент... Теперь вот что, — столкнемся нос к носу, поздороваемся, — и все. Будет ли повод еще хоть поговорить? Или уж не надо?».
Не хотелось думать ни про какое «не надо», потому что оказалось, что надо всегда! Не чего-то там, что нужно в молодости, но ведь надо! «Вот потому и прожила всю жизнь без любви, — боялась, что все пойдет не так, будут лишние страдания, переживания... А ведь их и без того было очень немало! Хотя все романы были в основном воображаемые. И даже теперь все чего-то боюсь... Давай уже, воображай, что могло бы получиться с этим Сашкой! Главное, чтобы не получилось ничего».
Досаду вспугнул звонок в дверь, что было довольно необычно, — кажется, ей еще ни разу так и не звонили, некому было, сыну она открывала сразу, как в домофон позвонит. Соседи пришли знакомиться? Или жаловаться на что-нибудь, на попугайский галдеж, допустим? Выглянула в глазок — цветы... Димка приехал без предупреждения? Но сердце подсказывало — нет, не сын, да и не дарил он цветы просто так, без повода, а повода-то и не было... А вот и был!
Открыла, — Александр, знакомый с детства Сашка Красильщиков. И растерянный, смущенный, как и в юности, наверно, бывало, когда дарил своим девушкам цветы... если дарил. Бормочет:
— Вот... Почему-то захотелось подарить... Уж простите, но как-то оно...
— Какой же ты молодец, — серьезно сказала Инна, — Я вот сижу и думаю, как это мы так разошлись, и ни то, ни се... А ты вот додумался! Спасибо, Саша. Да ты заходи, что ты! И не оправдывайся, что можно было сделать правильнее в такой ситуации?
И дальше все было как нельзя более правильно, — вскоре оба пришли к решению жить вместе. Расписались только через год:
— Мы не молоденькие, чтобы гостевым браком жить! — объясняли свое решение всем, кому это было интересно, — И не такие старые, чтобы доживать в одиночестве.