Спустилась на две ступени, сняла мешок, а потом и коромысло с вёдрами. Слезла на пол, убрала в сторону лестницу. Открыла дверь, чтобы стало светлее, и заглянула в мешок. Там лежала запылённая и искривленная старая обувка. Быстро перебрала её и обрадовалась. Там были подходящие сапожки и ботиночки для младшей сестры. Их нужно было как-то выровнять и смягчить.
От времени они так покорёжились, что надеть их просто так было опасно. Ноги можно переломать.
Глава 41
Слила пахту в миску и с видом победителя посмотрела на мать. Та недовольно хмыкнула, попробовала пальцем масло, отпила пахты и недовольно покачала головой:
- Мало масла получилось и пахта невкусная. Воняет неизвестно чем.
- Ну, как хочешь, - не стала настаивать Варвара. - Ксенька давно просила у меня пахталку. Отнесу ей. Тем более, что у неё три коровы, ей пригодится.
- Оставь. Попробую сама. Если не понравится, Мотька отнесёт той лентяйке.
Так и осталась маслобойка у Таиски. Сбивание масла она перекинула на Мотьку. В связи с этим появилась постоянная причина высказать своё недовольство: то масла мало, то невкусное. Хотя сбивание в маслобойке занимало гораздо меньше времени, чем в чугуне.
Таиса никогда не позволяла детям есть свежее масло. Перетапливала его и сливала в небольшие горшочки на зиму. Завязывала сверху пергаментной бумагой. Пахту выпивала Танька, очень её любила. А когда сбежала с чужаком, пахту стала выпивать Фроська. Она вообще любила всё молочное, но, имея корову, Таиска не баловала детей сметаной и маслом. Даже кружку молока наливала редко.
Оставшуюся простоквашу, после того, как был слит вершок, выливала в большой чугун и ставила оттапливать творог. С творогом лепила вареники, пекла пироги и пирожки. В вареники масла и сметаны не жалела, добавляла щедрой рукой. Она любила, чтобы вареники были смачными. Такими они у неё и получались.
Вот и сегодня, Мотя сбила масло, а сама всё время думала, как сказать матери, что нужно делать компресс из мочи, чтобы руке стало легче. Наконец, придумала и подошла к топчану.
- Мама, я совсем забыла Вам сказать, что крёстная говорила. Она делала крёстному компресс из мочи, когда у него рука «развелась». Три дня полечила и стало легче. А то ведь рукой шевелить не мог.
Глава 40 здесь
Все главы здесь
- Растяпа безголовая, почему сразу не сказала? Мать скоро сдохнет от боли, а она молчит. Неси тряпки и грязное ведро, будем делать компресс. Да ногами шевели, бездельница. Поможет она матери, ага!
Таиса сходила в ведро по маленькому, намочила тряпку, отжала её, понюхала и скривилась.
- Завоняю всю хату. Ну ладно. Неси старый рушник (полотенце), замотаю сверху.
Компресс облегчил боль и мать уснула. Девчата поели хлеба со свежим маслом и забрались на печь. Фроська выпила пахту и даже миску облизала. Чай пить не стали, чтобы не тревожить болящую.
Таиса проснулась рано, рука болела, но терпимо. В хате добавился неприятный запах застарелой мочи. Вышла, открыла дверь настежь, вынесла грязное ведро и тряпки. Завязала на суставе укосник. Как только начало развидняться, разбудила Мотьку.
- Иди, подои корову, да выгоняй её из сарая. А то чистить потом тяжело. Печку сегодня будем топить. Масло оттоплю. Что-то его совсем трошки получилось, - сказала и подозрительно уставилась на дочь.
- Мы вчера с Фроськой ели вечером, чтобы не грюкотеть (стучать) и Вас не беспокоить, поели хлебца с маслом и спать легли.
- А что там за блинцы на сковородке?
- Я вчера нажарила и Вам оставила. А Вы не ели.
- Не лезло мне ничего в горло. На молоке тесто колотила? И с яйцами! Перевод добру сделала! – начала сердится мать.
- Лучше бы сами все блины слопали, чем теперь выслушивать! – мысленно укорила себя Мотя. – Вот ведь правду говорят, что наша мать ны до Бога, ны до людэй. Господи, пошли мне жениха! Надоело всёооо!
- Ты мине ны слухаишь! – раздался громкий вскрик Таисии.
- Слухаю, мама. Так и сделаю! – с перепуга ответила Мотя.
- Что? С женатым свяжешься, как Натаха? Да лучше б ты в детстве сдохлааа! – завопила Таисия и затопала ногами.
Фроська проснулась на печи и глянула вниз круглыми глазами. От страха заревела и забилась в самый угол.
Мотька схватила ведро и убежала в сарай.
Таисия села на табурет и прижала ладони к груди. Сердце готово было выскочить, так колотилось.
- Воды, - прохрипела еле слышно. – Воды…
Фроська услышала, соскочила с печи, выбежала в сенцы и принесла матери в кружке воды. Она так торопилась, что часть воды расплескала по ногам и по земляному полу. Сунула матери кружку и быстро отступила в сторону.
Таисия сделала два глотка, посмотрела на мокрый след и хмуро сказала:
- Сёдня сама сходишь на Лабу поводу, чтобы знала, как тяжело таскать воду на плечах. И не разливала почём зря.
Фроська замерла и уставилась на мать. Вёдра были большие, коромысло тоже. Даже по половине ведра нести ей будет тяжело.
Вернулась Мотька с молоком. Посмотрела на мать, на сестру и ничего не спросила. Она поняла, что снова что-то произошло, потому что младшая выглядела весьма удручённо. Процедила, убрала молоко, затопила печь.
Мать поставила в чугунке топиться масло, и взялась готовить. Мотька слонялась без дела по хате, пока мать не прикрикнула:
- Чего тыняися (ходишь, бродишь) без дела? Достань с чердака маленькое коромысло и ведёрки, шо Таньке батька покупал. Поводу пойдёте вдвоём. Хай и Фроська прывыкае воду носить. А то только разливать и горазда.
Мотя сочувственно посмотрела на младшую, и пошла выполнять распоряжение матери. Взобралась на чердак по лестнице, подождала, когда глаза привыкли к темноте и, пригнувшись, прошла к стропиле, на которой висело маленькое коромысло. Поискала наощупь внизу ведёрки. Руки наткнулись на что-то мягкое. Ощупала, это был мешок со старой обувью. Поискала ещё. Нашла вёдра. Отнесла находки к лазу.
Спустилась на две ступени, сняла мешок, а потом и коромысло с вёдрами. Слезла на пол, убрала в сторону лестницу. Открыла дверь, чтобы стало светлее, и заглянула в мешок. Там лежала запылённая и искривленная старая обувка. Быстро перебрала её и обрадовалась. Там были подходящие сапожки и ботиночки для младшей сестры. Их нужно было как-то выровнять и смягчить.
От времени они так покорёжились, что надеть их просто так было опасно. Ноги можно переломать.
***
1929 год ознаменовался не только началом школьного обучения Фроськи, но и важными событиями в жизни страны. Сталин сворачивает НЭП и переходит к сплошной коллективизации. Начинается «раскулачивание» и «расказачивание». Страшное время уничтожения зажиточных крестьян, выселения целыми семьями на верную погибель.
Жители станицы Ахметовской встретили в штыки известие об образовании колхоза «Новый путь». Людей насильно записывали в колхоз. В неподготовленные к зиме помещения сгоняли коров. Голодные не доеные коровы кричали так, что было слышно на всю станицу. Было решено перегнать стадо за Лабу. Соорудить там временный загон, а к зиме построить тёплый коровник. Стадо перегнали через Лабу. Многие хозяйки пошли за своими кормилицами. Вот они и стали первыми доярками. Среди них была и Нюрка – племянница Таисии.
Выхтор снова сбежал. Уехал в Лабинскую с сахаром и не вернулся. Судьба его осталась неизвестной. Мастер-сахаровар ушёл в Армавир к своей семье, прихватив кое-что из оборудования.
Лошадей и быков у Ксении отобрали, телеги и сельхоз инвентарь забрали в колхоз.
Таисия в душе радовалась, что сестра пострадала. Но радость была неполной. Высказать она ничего не могла. На языке вскочил прыщ. Она сразу на него не обратила внимания. Но прыщ рос. Язык распух и не вмещался во рту. Даже пожаловаться было некому. Грунька не заглядывала, а дочки и так видели, что происходит с матерью.
Рука перестала болеть. Чтобы делать компресс, Таисия переселилась в сарай. Возможно, там и простыла. По всему телу пошли чирьи, а на языке появился небольшой волдырик. Чирьи были странные: заживал один, на его месте появлялись два новых. Боли от них женщина не чувствовала, только зуд.
Разные народные средства использовала Таисия, но болячки не отступали. Однажды пришла Ксения. Таиска удивилась и насторожилась. С сестрой они давно не виделись. Зачем пришла Ксенька?
- Бог в помощь, сестра! Как же трудно жить без мужика. Я тебя понимаю. Отобрали всё. Всё до ниточки отобрали. Нюрка в колхозе дояркой работае, а мы с Катькой дома. Наташка и глаз ны кажэ. Устроилась техничкой в школу. Полы мые да мать с отцом обставляе. Мол, кулаки мы. Правильно, шо усэ у нас одибралы: скотный двор, лавку, скотину. Дом собирались забрать, да крыша-то у нёго соломенная. Тыче (течёт). Выхтор хотел железом покрыть, да не успел.
- И чо? – неприветливо спросила Таисия, прикрывая рот тряпкою. Слюна текла сильно у неё изо рта, а глотать было невозможно. Язык не позволял.
- Чула я, что ты сильно болеешь. Пришла проведать. Сусидка моя личэ всякую напасть. Хороша така женщина. Плату не берёт. Захочешь отблагодарить, положи молча на угол стола подношение и всё. У меня пальцы нарывали. Под ногтями была какая-то гадость. Ох, и намучилась я. А мне Нюрка наша посоветовала к соседке сходить. Она ж работает среди людей. Они обо всём балакають и про усэ знають.
Сходила я до нэи. Почитала она молитву, мазь дала. Вот, посмотри! Усэ чисто, - и Ксения покрутила рукой перед лицом Таисии.
- Ясно! Усё?
- Ага. Ну, я пошла, - кивнула головой сестра и пошла к калитке.
Таисия смотрела вслед сестре и решала, нужно идти к колдунье или нет? Тем более, что это была родственница Дуськи, у которой спасались от грозы во время уборки урожая. У Таньки тогда ещё кровь носом шла на поле. Вспомнила среднюю дочку и усмехнулась. Материнские слёзы не упадут на землю. Отольются они предательнице.
Неожиданно зачесался нос. Таисия остервенело почесала самый кончик и ощутила под пальцами что-то липкое. Присмотрелась. Пальцы были окрашены в жёлто-бурый цвет. Глянула в зеркало, висевшее у окна. На носу вскочил огромный нарыв. Она его случайно раздавила, и теперь содержимое текло по лицу, прямо в рот.
Таисия выбежала во двор и её вырвало. Зачерпнула воды из бочки кружкой и принялась плескать воду в лицо. Вечером она стояла у ворот колдуньи. Терпение кончилось. Но идти к Зиновию Таисия не собиралась.
Продолжение здесь
