«— Баба Валя, тетка Глаша на маму мою сильно похожа, только вот говорит по-другому.
И ребенок кинулся к Вале уже не в силах сдержать рыданий. Он задыхался и приговаривал:
— Мамка, мамка моя. Как же я без нее?
Валя тоже заплакала, а Глафира даже схватилась за плетень. Ей стало трудно дышать, и все поплыло перед глазами.
— Чавой ты? — испугалась Валя. — Егорка, а ну геть за водой!
Валя обняла бедную женшину и подвела к лавке.
— Глаша, Глаша, а ну присядь-ка.
Егорка мигом метнулся в хату и вынес кружку воды.
— Вот, тетка Глаша. Чего вы? Плохо вам? — беспокойно спросил он, все еще всхлипывая.
— Нет, нет, хорошо мене.
Женщина выпила воды и прислонилась к прохладной бревенчатой стене».
Часть 12
Слух о том, что Пелагея привезла из города мальчонку, быстро распространился по деревне. Не было ни одного человека, который не оценил бы поступка Пелагеи.
— Молодец Палашка!
— Я ба тожа ня оставила мальца.
— Какая у нас Пелагея!
…Вдовая баба Глафира пришла до хаты Валентины на следующий же день с узелком, да сразу наткнулась на Егорку. Он сидел на лавке и грыз морковку, жмурясь от удовольствия.
Глафира окликнула его:
— Эй, малый! Так ты, стало быть, и будешь Егорка?
Мальчик вздрогнул, вскинул глаза на женщину, они мигом наполнились слезами.
— Я, — тихо проговорил он и утер глаза рукавом.
— Чавой ты? Чавой? — забеспокоилась баба и без приглашения стремительно зашла во двор, присела рядом с мальчиком, погладила его по волосикам и заговорила мелодичным, успокаивающим голосом:
— Усе таперича ладно будеть у тебе. А мене тетка Глаша кличуть, я вот тебе сыночка маво штаны и рубаху принясла. Примерь-ка, совсема новыя пошти шта. Мой Сенька шибко быстро рос. Ня успевал батька яму одежду справлять.
— А где он? — замирая от предчувствия плохого ответа, спросил Егор.
— Так нету. Фашисты побили яво. И мужа моева, и ишшо одново сыночка… на том усе горело, до дыр, ничаво от яво ня осталоссси. А ты чавой кричать-то удумал? — Глаша снова уже почему-то несмело протянула руку к Егоркиной голове, но тот не отстранился, а наоборот подался к ней, вдруг обнял, прижался и заговорил быстро-быстро:
— Тетка Глафира, вы на мамку мою ох как похожи! Только говорила она по-другому. Вы как вошли, я обомлел. Мамка моя стоит! Потом пригляделся, понял, конечно, что не она это. У нее волосы потемнее были, чем у вас, и родинка на щеке, вот тута! — мальчик дрожащей рукой прикоснулся к лицу Глаши. Ей хотелось схватить эту ручонку и целовать, целовать…
А ему хотелось обнять эту женщину, и никогда больше не расставаться с ней. Но как такое скажешь? Мало ли с кем хочется жить.
— Господи! — не сдержалась Глаша и заплакала. — Да што жа енто делаетси… да када жа енто закончится…
Тут из избы вышла Валя:
— Глаша, здравия тебе.
— И тебе, Валюша, ня хворать. Я вот принясла, — и женщина трясущимися руками стала открывать узелок.
— Егорка! А ты чавой? Кричал либошто? — спросила Валя у мальчонки.
— Баба Валя, тетка Глаша на маму мою сильно похожа, только вот говорит по-другому.
И ребенок кинулся к Вале уже не в силах сдержать рыданий. Он задыхался и приговаривал:
— Мамка, мамка моя. Как же я без нее?
Валя тоже заплакала, а Глафира даже схватилась за плетень. Ей стало трудно дышать, и все поплыло перед глазами.
— Чавой ты? — испугалась Валя. — Егорка, а ну геть за водой!
Валя обняла бедную женшину и подвела к лавке.
— Глаша, Глаша, а ну присядь-ка.
Егорка мигом метнулся в хату и вынес кружку воды.
— Вот, тетка Глаша. Чего вы? Плохо вам? — беспокойно спросил он, все еще всхлипывая.
— Нет, нет, хорошо мене.
Женщина выпила воды и прислонилась к прохладной бревенчатой стене.
— Ой, Валя, тяжко усем… и робятам, и бабам! Как долго ишшо это лихо будеть над нами ходить и управлять нами.
— Ня знай! — скорбно покачала головой Валя. — Долго ишшо! Ох долго! Скольки народу полягло! Никто ня знат. От хочь бы у нас! Скольки?
— У каждой избе! — ответила Глафира. — А то и двое из одной. А у Варвары Коровиной так и усе ня пришли. Семь человек. Ой как жа енто пережить?
Глаша встала:
— Пойду я, Валентина.
А выйдя со двора, направилась на ферму, побежала даже.
Она еще не знала, как она скажет это Пелагее, но уже была полна решимости.
— Пелагея, — заорала она, вбежав во двор фермы. — Палашенька, выйди к мене. Это я, Глашка Старова.
— Да чавой орешь-та как оглашенная? Ишть занята она. Чавой тебе? Почему не у поле? — спросила Васильевна.
— Здравия тебе, Васильна, позови Палашу, надо шибко, — проигнорировав вопрос, попросила Глафира.
— Случилось чавой? — забеспокоилась Васильевна. — ТрУсит тебе, вижу. Пелагея! — Васильевна крикнула внутрь фермы.
— Ну говори жа, бясовская твоя душа, ня томи. Чавой случилоси?
— Санок мой вернулси.
— Да ты што, Глаша, свят, свят! — Васильевна перекрестилась, — Да иде жа он был три года? Неужто у плену? Ой лихо!
— Да нет! — махнула рукой Глаша. — Што ты? Мал он ишшо, и слава Богу!
— Ничаво ня пойму. Ну ладно, потома объяснишь.
Васильевна видела, что Глафира не в себе. Всякое бывало в деревне: несколько баб повредились умом, получив похоронки. Кто его знает, что произошло с Глафирой? Может, и сошла с ума.
Тут вышла Пелагея:
— Здравствуй, Глаша, ты меня звала?
— Палашенька! Я у вас чичас была, Егорке штаны да рубаху Сеньки моево решила принесть. А он как закричит… ня могу понять чавой, а он грит, на мамку яво я шибко похожая. Палашенька, миленькая моя, у тебе Настенька есть… Валя есть. Одна я, никаво у мене, и ня будеть ужо. В хате хочь волком вой. Летом ишшо ничаво, а зимой, Палаша, миленькая моя. Ты жа ня прявыкла ишшо к яму? Нет? Пущай со мной будять жить санок мой. Егорушка. Палашенька… на мамку яво похожа я, Палашенька. Слышишь ты мене иль нет? Чавой молчишь-то? Палаша…
Пелагея стояла как изваяние не в силах вымолвить ни слова. Как ни пыталась она скрыть своих слез, но они непрошено текли по щекам.
Глафира кинулась на колени и обняла Пелагею за ноги. Женщина безудержно рыдала. Все доярки вышли на шум во двор: никто ничего не понимал. Женщины переговаривались между собой, строя разные домыслы.
— Да ты что, Глаша, а ну поднимайся, — пришла в себя Пелагея, когда Глафира упала перед ней на колени, — Васильевна, помогите, не могу я ее поднять, или сама упаду.
Но все женщины уже и сами кинулись поднимать Глашу.
— Палаша, пущай мальчонка у мене живеть. Пущай у мене живеть, — как безумная твердила бедная женщина.
— Глашенька, ну если он сам захочет, — растерянно проговорила Пелагея.
— Спасибо, спасибо тебе! — зачастила Глафира. — Я прямо чичас побягу и спрошу у яво.
— Обожди, с тобой пойду. Васильевна… — повернулась Пелагея к звеньевой.
Та тут же махнула рукой со словами:
— Идите с Богом. Дай-то Бог. Дай-то Бог.
Она сама уже всхлипывала, как и все остальные доярки.
…Пока шли до хаты, Глафира все время забегала вперед, но потом возвращалась. Она бесконечно что-то говорила, и, когда подходила к Пелагее, то она слышала обрывки ее фраз.
— …однажды от Сеньки осталосси… уж как мы с им заживем… фрицы проклятые…
Когда до дома осталось не больше пятнадцати метров, Глафира остановилась как вкопанная.
— Чего это ты? — удивилась Пелагея.
— Палаша, а ежеля он не захочеть?
Пелагея пожала плечами.
— Почему? С чего бы?
— Ня знай. К вама ужо привык.
— За два дня? — усомнилась Пелагея. — Глафира, так надо пойти и спросить.
— Боязно мене, Палаша. Можат, ты?
— Хорошо, — кивнула Пелагея. — Стой тут. Я сама.
Зашла во двор и сразу столкнулась с Валей.
— Глашка у нас была, растутыд ее в качель. Хочь бы и ня приходила!
— Почему? Что случилось? — напрягалась Пелагея.
— Пацан реветь белугой, мамку вспомнил. Похожа она шибко на яе.
— Валя, слушай. Глаша сейчас на ферму пришла ко мне и просит, чтобы Егорушка с ней жил.
Валя всплеснула руками:
— Так и он того жа хочеть. Кричал тута, и мене говорить, што хочеть, штоба она яво мамка была. А я яво успокаиваю и грю: мы у яе спросим. Можат, и она захочеть, а он…
— Глаша, — крикнула Пелагея, не дослушав Валентину. — Иди сюда, не бойся. Все хорошо.
…Через несколько минут Егор и Глаша ушли из дома Вали, крепко держась за руки…
Татьяна Алимова
Все части повести здесь⬇️⬇️⬇️
Предлагаю к прочтению еще один рассказ ⬇️⬇️⬇️