Iron Maiden стали первой западной рок-группой, отправившейся с полноценным шоу за «железный занавес» в рамках тура "World Slavery" в 1984 году.
В интервью для The Independent, посвящённом туру, стартовавшему 40 лет назад, участники Iron Maiden поделились воспоминаниями об этом событии. В шести городах Польши и Венгрии для продвижения альбома "Powerslave" было устроено зрелище с 9-метровым талисманом Эдди.
Брюс Дикинсон поведал:
«В то время "железный занавес" был опущен, и мы смогли поехать туда, чтобы сделать значительное количество людей по-настоящему счастливыми. Это была вовсе не политическая акция. Мы просто хотели развлечь фанатов. Вы можете охарактеризовать это как политическую акцию. Когда я был студентом, не было такого понятия, как неполитический поступок. В зависимости от того, где вы это делали, даже справление нужны могло быть истолковано как политическая акция. Но иногда люди просто хотят повеселиться. Они просто хотят зажигать. Вот для чего мы туда поехали».
Когда в 1989 году Берлинская стена пала, многие металхэды утверждали, что песня The Scorpions "Wind of Change" помогла снести её, а Iron Maiden заложили для этого основу.
Менеджер Iron Maiden Род Смоллвуд сказал:
«С самого начала я всегда ощущал Iron Maiden по-настоящему интернациональной группой. Мы считали несправедливым, что те, кто находится, так сказать, за стеной, не могут нас увидеть, поэтому мы должны были попытаться добраться до них. Как в песне: "Iron Maiden достанут тебя, как бы далеко ты ни был"!»
Стив Харрис добавил:
«Мы подумали: "Откуда нам знать, что у нас там есть поклонники?", а нам ответили: "Вас же крутят по радио". Это было, наверное, единственное место в мире, где нас действительно крутили в те дни. Альбомы продавались на чёрном рынке. Им не разрешали покупать наши записи».
Брюс Дикинсон продолжил:
«Альбомы распространяли на кассетах пиратским способом, и так люди узнавали эти песни. Они собирались в барах и спальнях и включали их друг другу, это было так называемое "сарафанное радио"».
Хотя группе было запрещено выступать в Чехословакии, разрешение на выступление в Польше было получено на удивление легко. Особые впечатления у Дикинсона вызвал полёт на самолёте:
«Мы летели на одном из этих древних советских авиалайнеров, под носовой частью которого находилось место бомбомётчика или штурмана. Мы приехали туда, спустились по ступенькам, и нас встречало много людей с оружием, словно они ожидали, что что-то произойдёт. Мы все сели в автобус — один из этих немного гротескных дизельных автобусов советской эпохи, который при каждом движении выбрасывал в атмосферу половину мирового объёма углекислого газа, — и нас буквально окружили толпы людей. Мы вышли к терминалу, а там были сотни людей, все с транспарантами и флагами, все в джинсах и с нашивками. Куда бы мы ни пошли, везде было так».
Харрис подхватил:
«Где бы мы ни играли в первый раз и где бы ни были люди, изголодавшиеся по музыке — не только по нам, но и по любым другим группам, — там всегда царит наэлектризованная атмосфера и нервозность. Всегда присутствует задор. Это были потрясающие концерты. Никто никогда не видел такого мощного представления, как у нас, — они впервые увидели настоящее грандиозное шоу. Это был совершенно новаторский материал».
Даже внушительная шеренга солдат, выстроившихся спиной к сцене на первом концерте в варшавском зале Hala Torwar, оказалась вовлечена в процесс.
Смоллвуд сказал:
«Как только группа вышла на сцену, все они подбросили свои фуражки вверх и присоединились к фанатам. Это было просто невероятно. Некоторые участники команды взяли несколько фуражек на память».
Харрис вспоминает, что на некоторых концертах присутствие военных было ещё более значительным:
«В те времена они боялись любых публичных собраний. На одном концерте рядом с залом стояли бронированные машины, но эти люди очень быстро поняли, что мы не собираемся развращать молодёжь или делать что-то в этом роде, и им очень хотелось оказаться на шоу».
В общении с польскими фанатами и властями становилось всё более очевидным, что страна в целом возмущена коммунистическими порядками.
Дикинсон сказал:
«Никто не хотел видеть там русских. Они были очень свободолюбивы и возмущались тем, что это была ещё одна оккупация. Сначала нацисты, потом русские».
Единственный намёк на слежку со стороны Кремля, по их мнению, исходил от Йозефа, человека из личной охраны, который был выделен им сверху. Дикинсон поведал:
«Он был поляком, но служил в русском спецназе. Его выделили нам, вероятно, чтобы следить за нами или что-то в этом роде. Он был очень прямолинейным и очень серьёзным. Сначала он хотел всех убить. Молодёжь прыгала, а он говорил: "Я убью их". — "Нет, нет, не убивайте их, они дружелюбные!"»
Однажды вечером сопровождающему фотографу удалось напоить Йозефа водкой. Брюс рассказал:
«Мы решили провести подрывную деятельность в отношении одного из российских спецназовцев. Он вдруг начал объяснять, как убивать людей голыми руками».
Харрис продолжил:
«В любой музыке для молодёжи есть ощущение бунтарства. Рок- и металл-музыка, поскольку её не крутили по радио, считалась их музыкой, и они гордились тем, что она им нравится. Они бунтовали, чувствуя себя аутсайдерами».
Он вспоминает встречу с одним моряком торгового флота, которому удалось приехать из Советского Союза:
«Ему удалось привезти из-за границы несколько плакатов и записей Iron Maiden, а представители власти пришли, сорвали все плакаты со стен и забрали альбомы. У нас были только пара кассет и несколько других вещей, и мы раздавали их. Люди плакали, потому что не могли достать эти вещи».
Дикинсон продолжил:
«Одна вещь, которую можно сказать о металлической музыке, — она в основе своей эскапистская. Никому не нужно объяснять, что они живут в авторитарном обществе, они сами это знают. Не надо читать им лекции об этом, просто дайте им возможность отлично провести время, потому что это поднимет им настроение больше, чем что-либо ещё».
Дикинсон вспомнил, как оказался на заднем сиденье «трабанта», направлявшегося на домашнюю вечеринку на окраине города, и был остановлен варшавской полицией, проверявшей документы, которых у него не было. В следующий вечер группа оказалась на польской свадьбе в отеле и сыграла на сцене с местной группой. Брюс поведал:
«Мы сыграли "Smoke on the Water", потому что все её знали. Я думаю, что вряд ли они имели представление о том, кто мы такие».
Когда мы начали пить ледяную водку, то обнаружили, что мир приобрёл совершенно другой смысл, который был в основном розовым. Именно такого цвета был мир на следующее утро, когда мы проснулись, потому что глазные яблоки были красными.
Пять польских городов, в которых мы тогда играли, были очень неухоженными, серыми, бедными и в каком-то смысле довольно печальными для такой гордой нации. В какой-то момент мы пересекли границу на рассвете в нашем туристическом автобусе, и в предрассветном тумане пограничные вышки выглядели как будто из шпионского фильма, это было действительно жутковато».
Харрис вспоминает, как в Гданьске за хлебом выстроилась 100-метровая очередь:
«Это было мрачное зрелище. Они были так воодушевлены цветом и зрелищем, потому что всё в Советском Союзе было серым и мрачным. Там нечего было купить, не было никаких развлечений, все были в полном отчаянии. История Польши — это история непрерывных трагедий на протяжении веков. Она была разделена как страна большую часть времени, потому что всегда была пешкой в игре между Германией и Россией или кем-то ещё. Кто-то всегда разделял её и отбирал половину страны, так что тот факт, что сейчас они снова вместе, просто удивителен».
Смоллвуд сказал:
«В Лодзи на месте, где изначально проходили митинги нацистов, на куполе была нарисована огромная свастика, которую накрыли брезентом. Кроме того, вдоль задней части сцены были отверстия. По всей видимости, гестаповцы выглядывали оттуда, и если кто-то в толпе протестовал, с ним расправлялись. Я никогда раньше не испытывал такого чувства... В воздухе витала атмосфера зла. Я ощутил тот страх, который, должно быть, царил во время оккупации».
Во время долгой поездки по Чехословакии их туристический автобус трижды останавливали полицейские, требуя взятки под видом штрафов за превышение скорости.
«Через каждые 20 миль или около того появлялись новые полицейские, останавливали нас и требовали доллары США. Они явно передавали друг другу информацию заранее!»
Группа тем временем получала зарплату в польских злотых — валюте, которая на Западе ничего не стоила. В результате они начали тратить деньги направо и налево.
Харрис рассказал:
«Мы покупали всякую всячину. Например, фарфор, только чтобы избавиться от этих денег».
Дикинсон вспоминает, как во время ужина в отеле к нему подошёл человек, продававший огромное количество икры с русского корабля:
«Этот парень подошел с мусорным контейнером, полным икры. Мы все были пьяны и спрашивали: "Сколько?" Он достал полукилограммовую банку икры и сказал: "100 долларов". Я такой: "100 долларов? Это невероятно дёшево"».
Фотографу Россу Халфину, который был с группой во время тура, удалось сторговаться до 50 долларов за банку.
«Мы спросили: "У вас есть ещё?" Он вернулся с пятью килограммами, как будто бочка была полна икры. Все сошли с ума. У нас было, наверное, около 10 килограммов икры, которую мы не смогли бы съесть. Это самая декадентская вещь, которую я когда-либо делал в своей жизни, — съесть столовую ложку икры и запить её водкой. Это могло бы быть сценой в "Томми" [вероятно, он имеет в виду музыкальный фильм режиссёра Кена Рассела, снятый на основе одноимённой рок-оперы группы The Who — прим. ред.], но без печёных бобов.
Дикинсон выразил своё отношение к социалистическому строю:
Нам не пришлось прилагать много усилий, чтобы построить мост, — нам просто нужно было построить вторую половину, чтобы встретить их на полпути. А потом, когда они взяли свою судьбу в собственные руки, стена рухнула, и вся эта авторитарная конструкция советской эпохи просто рассыпалась, потому что в ней не было сути, не было основы, она никому не была нужна. Возможно, несколько человек в России хотели этого, но остальная часть планеты этого не хотела. Восточная Европа не хотела этого.
Если вы посмотрите на карту Европы сейчас, то она больше напоминает 1914 год, чем 2024-й. Политический расклад, давление, проявление национализма — всё это даёт о себе знать. Всё бурлит. Я надеюсь, что лидеры западных стран не идут к какой-то катастрофе, потому что, сдаваясь или бросая деньги на ветер, в какой-то момент кто-то должен встать и сказать: "Это должно прекратиться, и, возможно, нам придётся бороться"».
Однако он считает, что Iron Maiden принесли надежду и свет поколению рокеров восьмидесятых:
«Для молодых людей, которые хотели радости и красок, рок-музыка действительно была глотком свободы. Мы осознавали, что внесли огромный вклад в жизнь этих людей. Возможно, те, кто это видел, до сих пор рассказывают об этом. Мы бросили большой камень в середину пруда, а рябь продолжает расходиться, и неизвестно, к чему это всё приведёт».
