20 тыс подписчиков

Заветный цветок России. Тихий гений Сергея Аксакова

11 августа 202411 авг 2024

269

33 мин

Знаете, какая сказка числится в Книге рекордов нашей страны как самая долгоживущая детская театральная постановка?

«Аленький цветочек» на сцене Московского драматического театра имени Пушкина. Сказка, рассказанная ключницей Пелагеей маленькому Сергею Аксакову, который лежал больным и мучился бессонницей. Став взрослым, Аксаков по памяти записал эту сказку и вставил ее как приложение в одну из самых известных своих книг – «Детские годы Багрова-внука». Но почему именно она оказалась так популярна? А ведь без нее и Россия станет как будто другой…

Аленький цветочек

Сказка об аленьком цветочке очень глубоко вросла в русское культурное пространство: в нашей стране ее знают все – и по чудесному советскому мультфильму 1952 года, и по книгам, по театральным представлениям. Есть и балет «Аленький цветочек» - в целых трех вариациях: на музыку Ф.Гартмана (1907 год), К.Корчмарева (1949 год) и новейший, 2018 года, написан композитором В.Купцовым.

Сюжет сказки архетипичен (что отчасти объясняет ее долгую жизнь) - это один из тех сюжетов, которые существуют, варьируясь, почти у всех народов, а самые близкие часто имеют общий источник. Для Евразии наиболее вероятным источником является, скорее всего, греческий миф об Амуре и Психее, который, возможно, впервые был литературно зафиксирован во II нашей эры в романе Луция Апулея Мадауренсиса (Платоника) «Метаморфозы, или Золотой осел».

(Кстати говоря, исключительно интересное чтение: один из первых дошедших до нас романов, читается, благодаря хорошим переводам, как абсолютно современная книга).

Легенда о Купидоне (Амуре, Эросе) и Психее является вставным рассказом в повествование о злоключениях несчастного Луция, героя романа, по несчастливой случайности превращенного фессалийскими ведьмами в осла.

В древнегреческом сюжете Психея – третья и самая младшая дочь некоего правителя, одарена такой красотой, что ее славе позавидовала сама Афродита-Венера, богиня любви. Из зависти богиня послала своего подручного Купидона погубить девушку. Но тот нечаянно влюбился в красавицу сам. Отец Психеи, желая как-то разрешить ситуацию и все-таки выдать дочь замуж, спросил совета у оракула Аполлона. Тот сообщил неутешительную новость: мол, мужем Психеи станет чудовище, которого боятся даже боги. Поскольку, по представлениям древних греков, с судьбой спорить не полагалось, Психею одели в траур и вывели на высокую скалу, откуда ее тут же похитил игривый ветерок Зефир и отнес ее туда, где она встретила своего суженого – Амура (он же Купидон, он же Эрос, он же Эрот). Но внешность его оставалась для Психеи загадкой – она считала, что он безумно страшен, потому и не показывается на глаза. Несмотря на такие страсти, Психея мужа полюбила. Но, соскучившись по своим родным, упросила его отпустить ненадолго домой. А там завистливые сестры уговорили Психею нарушить уговор и попытаться увидеть, каков ее муж, кто он на самом деле. Психея так и сделала: зажгла ночью светильник, пока муж спал, и любовалась его красотой. Но горячее масло из светильника обожгло Амура – он проснулся, разгневался и прогнал уже беременную жену прочь от себя.

Потом были долгие разборки Психеи с Венерой: несчастная пыталась уломать свекруху, смягчить ее ненависть ради будущих внуков. А Венера, конечно, измывалась над бедняжкой – нагружала всевозможными невыполнимыми миссиями вроде разделения просяных и маковых зерен, пшеницы и ячменя и т.д. и т.п. (привет Золушке! Она тоже явно Психеина родственница, как, разумеется, и Белль из сказки «Красавица и чудовище»). В итоге все кончилось хорошо: влюбленные помирились, Венера признала невестку, и у Психеи (души) с Амуром (любовью) родилось дитя – Наслаждение. Такая вот платоническая аллегория, вошедшая во все классические литературные и художественные каноны. Психею, как символический образ человеческой души, в искусстве было принято изображать в виде девушки с крыльями или в виде бабочки.

Когда сказка Аксакова вышла из печати, прославив своего автора, некоторые критики обнаружили сходство ее сюжета с французской сказкой «Красавица и Зверь», написанной Жанной Мари Лепренс де Бомон. Вероятно, это та самая история, которая нам примерно знакома по старому диснеевскому мультфильму «Красавица и чудовище».

В России сборник сказок де Бомон выходил в переводе, но Аксаков познакомился с ним уже после создания своей книги. Ключница Пелагея, на которую писатель сослался в ней, отнюдь не выдуманное лицо – эта женщина и в самом деле служила в семье Аксаковых и была известна как удивительно умелая сказительница. Была ли она знакома с французской сказкой? Возможно. Но в русском фольклоре существовала и другая сказка со схожим сюжетом – «Заклятый царевич». Суть в том, что все архетипичные сюжеты схожи. Хотя есть и отличия, причины которых кроются в тех глубинных чертах менталитета, которые принято считать национальным характером.

Будь я серьезным литературоведом-исследователем, я бы, наверное, попробовала изучить сходства и различия сказки, запечатленной Аксаковым, с разными другими ее вариантами.

Первое, что бросается в глаза – это наличие и роль заветного аленького цветка в сюжете: в греческой сказке никакого цветка нет и в помине, двигателем истории выступает роковая судьба и желания богов; во французской сказке у цветка имеется практическая, но весьма зловещая роль: это магический артефакт, который, как выставленный будильник, отмеряет время жизни Чудовища по воле обиженной им волшебницы. А вот в русской сказке цветок не несет в себе особого никакого функционала – он просто красив, но равного ему нет нигде. Заметьте – не девушка божественно красива, как в греческой легенде (нет почвы для хвастовства), а заветный аленький цветок. Для героини русской сказки (о ее красоте, кстати, особо не говорится ничего, только о добром нраве) он желаннее и ценнее золотых венцов и «тувалетов хрустальных», которых попросили у отца старшие сестры. И этот-то цветок становится причиной встречи героини со Зверем лесным, ее заколдованным суженым: девушка возжелала чего-то неизвестного и почти невозможного, но прекрасного – и так нашла свою любовь.

Знакомо вам это чувство – когда вроде все есть, и все хорошо в жизни, но жаждет душа чего-то, сам не знаешь чего, но чувствуешь, что без этого счастлив не будешь? Вот это оно и есть – аленький цветочек заветный. Может быть, в нем-то и кроется тайна русской души, о которой так часто говорят на Западе, пытаясь ее разгадать.

Не прост аленький цветочек, очень не прост. Очень многое за ним скрывается. Как и автор сказки о нем. Хотя последнее время имя Сергея Тимофеевича Аксакова только в связи со сказкой и вспоминают, в действительности этот человек внес ощутимый вклад в развитие русской литературы и оставил след в истории Отечества. И так много интересного связано с его именем, что даже теряюсь, как и что рассказать, и с чего начать. Но, раз уж это личный блог о книгах, начну с личного знакомства.

Первая книга без картинок

Признаюсь: в начальные годы моего читательства я, как многие дети, не любила книг без картинок, без диалогов. Плотно заполненные текстом страницы казались глухой стеной – без окон, без двери, куда нет входа.

Но на книжной полке в моей комнате кто-то поставил книгу «Детские годы Багрова-внука» Аксакова. Я открыла ее из любопытства – а было мне тогда лет 10-11, не больше – прочитала первые строки… И неожиданно для самой себя втянулась в это спокойное повествование, наполненное светом, запахами трав и свежего дерева, звуками живой природы, волнующими событиями детского открытия мира.

Книга Аксакова была первой «книгой без картинок», которая меня увлекла и убедила в том, что такие книги тоже заслуживают внимания. Она открыла для меня мир русской природы, теплого семейного бытия, старой дворянской усадьбы, деревенского простора. Перечитывая теперь эти страницы, я влюбляюсь в них заново, но уже более осознанно. Тихая, спокойно текущая проза – как широкая русская река, трогает за душу неярким, но живописным видом.

«Дом стоял на косогоре, так что окна в сад были очень низки от земли, а окна из столовой на улицу, на противоположной стороне дома, возвышались аршина три над землей; парадное крыльцо имело более двадцати пяти ступенек, и с него была видна река Белая почти во всю свою ширину. Две детские комнаты, в которых я жил вместе с сестрой, выкрашенные по штукатурке голубым цветом, находившиеся возле спальной, выходили окошками в сад, и посаженная под ними малина росла так высоко, что на целую четверть заглядывала к нам в окна, что очень веселило меня и неразлучного моего товарища — маленькую сестрицу».

Простой, прозрачный стиль – по-пушкински ясный, по-тургеневски выразительный – это Сергей Аксаков (год рождения – 1791), старший современник их эпохи: Александр Сергеевич Пушкин был моложе Аксакова на 8 лет, а Ивану Сергеевичу Тургеневу Аксаков мог бы быть и отцом - разница у них была в 27 лет.

Я почему-то уверена, что если бы Сергей Тимофеевич занялся литературным трудом в молодые годы и всерьез, а не так, как у него получилось – между делом и на старости лет, он бы достиг куда большего.

Дело здесь не в уровне таланта - скорее, это следствие характера, сложившегося под влиянием обстоятельств и семейного воспитания. Все предки Сергея Аксакова, влиявшие на его развитие, были людьми сильными, деятельными, практического склада.

Дед его, Степан Михайлович Аксаков, одним из первых занялся земледелием на Оренбуржье. В его усадьбе с названием Голубиная слобода и родился Сергей Аксаков, и провел первые четыре года жизни. Его сын – Тимофей Степанович, отец Сергея Аксакова, служил прокурором земского суда. Он взял в жены умную, волевую, хорошо образованную Марию Николаевну Зубову, дочку товарища генерал-губернатора - Уфимского наместника.

Раннее детство будущего писателя прошло на родине его родителей – в Уфе, в доме дедушки по матери Н.С. Зубова (там сейчас расположен музей Аксаковых).

Упорному характеру матери Сергей Аксаков обязан жизнью: Мария Николаевна выходила болезненного мальчика, хотя врачи практически отказались от него, а некоторые друзья уговаривали оставить ребенка в покое, поскольку он явно «не жилец». Мария Николаевна не сделала этого: Сергей Тимофеевич очень трогательно описал ее труды, старания и страдания по поводу болезни сына в автобиографическом произведении «Детские годы Багрова-внука». Но здоровье всю жизнь было для него проблемой: в юношеские годы у него выявили эпилепсию – «падучую болезнь», как называли тогда этот недуг.

Портрет Марии Зубовой, матери Сергея Аксакова

Сергей Тимофеевич вырос человеком скромным, спокойным и всегда в первую очередь думал о пользе: для себя, для семьи, для страны. Тому же учил и своих детей, которых было одиннадцать; и, как минимум, пятеро из них так же, как и отец, оставили заметный след и память о себе.

Аксаков говорил им, что во всякое время следует «образовать свой ум познаниями» и заботиться о том, чтобы быть полезными семье и Отечеству. Соответственно этим убеждениям он строил и жизнь, отодвигая в сторону писательские амбиции.

Первое свое значимое произведение в прозе Аксаков опубликовал только в 1833 году, причем анонимно. Это был очерк с названием «Буран». В нем он описал реальное событие, случившееся во время метели, о котором ему рассказали его прямые участники и свидетели. Сильный и точный художественный образ разбушевавшейся стихии стал одним из лучших образцов русской прозы. Это отметили большинство литературных критиков того времени, в том числе Н.Полевой и даже Пушкин. Его «Капитанская дочка», где во второй главе также описана метель, была написана позднее и в какой-то мере, возможно, под влиянием Аксакова.

Более того: спустя 20 лет аксаковский «Буран» «проступил» в творчестве такой русской литературной глыбы, как Лев Толстой. В рассказе «Метель» отмечены черты сходства между этими двумя описаниями природы.

Вот так мощно Сергей Аксаков вступил в литературу, к которой на самом деле тяготел всю жизнь.

Будучи болезненным, робким ребенком, он с детства любил читать, обожал всякую живую природу, был чувствителен и наблюдателен. Стихи он писал понемногу всю жизнь, но, если в детстве и юности это была «романтическая чепуха», то стихотворения, написанные в зрелые годы, трогают простотой, искренностью и мудростью. Легкостью, выразительностью и иронией его поэтика местами напоминает пушкинскую.

31 октября 1856 года

Прощай, мой тихий сельский дом!

Тебя бежит твой летний житель.

Уж снегом занесло кругом

Мою пустынную обитель;

Пруды замерзли, и слегка

Ледком подернулась река.

Довольно спорил я с природой,

Боролся с снегом, с непогодой,

Бродя по берегам реки,

Бросая вглубь ее крючки.

Метель вокруг меня кипела,

Вода и стыла, и густела;

А я, на мерзнувших червей,

Я удил сонных окуней.

Прощай, мое уединенье!

Благодарю за наслажденье

Природой бедною твоей,

За карасей, за пескарей,

За те отрадные мгновенья,

Когда прошедшего виденья

Вставали тихо предо мной

С своею прелестью живой.

Первые литературные опыты – стихи и театральные пьесы – Аксаков сделал в Казанском университете. А получилось это так: в возрасте 8 лет его отправили учиться в гимназию; это оказалось слишком рано и тяжело и для него, и для матери. Мальчика вернули домой, и следующая попытка обучения состоялась в 1801 году. А спустя три года гимназию преобразовали в университет. И Сергей Аксаков автоматически стал студентом.

Тогда же он впервые начал публиковаться в журналах. Правда, оба эти журнала были рукописными – «Аркадские пастушки», редактором которого выступал А.Панаев и «Журнал наших занятий», где сам Аксаков был одним из редакторов.

С этого времени у него проявился и оформился вкус к литературе и живой интерес и любовь к театру. За год до окончания курса Аксаков вступил в Общество любителей отечественной словесности.

Окончив обучение, он, как множество в России молодых людей из провинции делали до него и продолжают делать сейчас, поехал покорять столицы: устроился переводчиком на госслужбу сперва в Москве, а потом в Петербурге. Ему было 16 лет.

Актерство и литература оставались его увлечением: он занимался декламацией, ему это удавалось очень хорошо. На этой почве он познакомился с поэтом Гавриилом Державиным (тем самым «стариком», который «заметил» Пушкина) и с Александром Шишковым, морским адмиралом, переводчиком и сочинителем очень известной в России серии «Детская библиотека».

Для Аксакова оба эти человека были не то чтобы кумирами, но явными авторитетами и весьма почитаемыми фигурами.

Стоит отметить, что в этом отношении молодой Сергей Тимофеевич шел против своей среды, проявляя зрелость и полную самостоятельность мышления: он еще в университете встал на сторону Шишкова в его знаменитом споре с Карамзиным – спором славянофилов и западников.

Карамзин был «просвещенец закоснелой Руси», законодатель мод и любимец прогрессивной публики. Сейчас уже вполне понятно, что как писатель он был абсолютной посредственностью – попробуйте почитать сейчас его приторную сентиментальную прозу, какую-нибудь «Бедную Лизу» - вы вряд ли продвинетесь дальше первой страницы, настолько это нелепо и беспомощно. «История государства Российского», написанная им, мало того, что плоха в смысле историчности, просто как книга она скучна невероятно и претенциозна. Это мое личное мнение. Возможно, в школах наших Карамзина по привычке продолжают нахваливать, но как по мне - слава его абсолютно дутая. Если уж читать старинных историков, то лучше Василия Никитича Татищева, человека с совершенно невероятной биографией, кстати, потомка Рюрика, универсалиста, одаренного глубоким государственным умом.

Так вот, юный Аксаков не полюбил Карамазина: он критиковал его прозу, вышучивал ее. За что все университетское сообщество Аксакова дружно презирало. И вдруг происходит странное – этот случай Аксаков описал в своей книге «Воспоминаний». Он приходит в университет, а его встречает толпа юношей, страшно злых, и принимаются они всей толпой с обидой его подначивать – что, мол, радуешься? Получил поддержку?

Так Аксаков узнал, что этот «закоснелый славяноросс, старовер и гасильник»…(Шишков!) «осмелился напечатать свои старозаветные остроты и насмешки, и над кем же? Над Карамзиным, над этим гением, который пробудил к жизни нашу тяжелую, сонную словесность!»

Оказалось, Александр Шишков опубликовал еще в 1803 году книгу (до казанского университета она лишь спустя два года дошла) «Рассуждение о старом и новом слоге», где высказал те же в точности взгляды, что и Аксаков на прозу Карамзина. И тоже, как и Аксаков, высмеял ее, но, видимо, гораздо более зло. Потому что после этого «западная» литературная партия совершенно затоптала имя Шишкова, сделав из умного патриота страны одиозный жупел литературного «старовера» и «ретрограда».

Но. Карамзина в наше время помнят только по имени, пожалуй. Как и Шишкова. Аксакова читают и по сей день, хотя меньше, чем он того заслуживает.

Пребывая в столицах, юный Сергей Аксаков вошел в русский писательский круг того времени – познакомился и подружился с С. Н. Глинкой, Шаховским, Загоскиным, Писаревым и другими.

В 1812 году вспыхнула война. Аксаков потерял должность и уехал в Ново-Аксаково, родительское имение в Оренбуржье, позднее поселился в Надеждино, деревне, выделенной ему отцом из наследства.

Не имея работы, молодой человек занялся переводами: с французского перевел для русского театра пьесы Мольера, Буало, трагедию Софокла в переложении Лагарпа, с английского - роман Вальтера Скотта. Так же опубликовал несколько своих стихотворных произведений в литературных журналах. Впоследствии он оценил их как слабые.

Вернувшись в Москву после войны в 1816 году, Аксаков женился на дочери одного из суворовских генералов – на Ольге Заплатиной. Несколько лет молодые супруги прожили в своем имении Надеждино, но в 1826 Аксаков поступил на должность цензора в Московском комитете. Он был уже главой семейства, которое быстро росло, а деревенское хозяйство не давало достаточно дохода. Нужна была должность с хорошим жалованьем. Шишков, бывший в те годы министром просвещения, дал Аксакову рекомендацию в Московский комитет.

Цензор, журналист, критик, редактор. Педагог, директор института

Послевоенное десятилетие между 20-ми и 30-ми годами в России было странным временем. Напуганные европейскими революциями власти включили режим жесткой реакции, запрещательства и непущательства: «дули на молоко», по народной поговорке. Народ, переживший тяжелую войну, вместо благодарности и чувства единения с государством получили тяжелое ярмо на свои плечи и строгий надзор.

При этом в аристократических дворянских кругах все было напротив: маятник показного «патриотизма» качнулся в другую сторону – русская речь практически перестала снова звучать, ее заменил французский, иностранцы-европейские беженцы и даже бывшие враги повсюду встречали радушный прием у знати.

Такое положение вещей с горечью отметил Аксаков в своем стихотворении «К А.И. Казначееву».

«Ах, сколь ошиблись мы с тобой, любезный друг,

Сколь тщетною мечтою наш утешался дух!

Мы мнили, что сия ужасная година

Не только будет зла, но и добра причина;

Что разорение, пожары и грабеж,

Врагов неистовство, коварство, злоба, ложь,

Собратий наших смерть, страны опустошенье

К французам поселят навеки отвращенье…

…Я мнил, что зарево пылающей столицы

Осветит, наконец, злодеев мрачны лицы;

Что в страшном сем огне пристрастие сгорит;

Что огнь сей — огнь любви к отчизне воспалит;

Что мы, сразив врага и наказав кичливость,

Окажем вместе с тем им должну справедливость;

Познаем, что спаслись мы благостью небес,

Прольем раскаянья потоки горьких слез;

Что подражания слепого устыдимся,

К обычьям, к языку родному обратимся.

Но что ж, увы, но что ж везде мой видит взор?

И в самом торжестве я вижу наш позор!

Рукою победя, мы рабствуем умами,

Клянем французов мы французскими словами…»

Зато охранка проявляла бдительность во всем, что печаталось по-русски. Богатые элиты с удовольствием терпят предателей в своей среде, но никогда не дадут свободу черни.

Аксаков проработал в цензуре недолго. Уже спустя год, в 1828, Николай I разогнал весь Московский комитет, ввел новый устав и поставил всю цензорскую работу под строжайший свой контроль.

Аксакова уволили. В 1830 в «Московском вестнике» появился анонимный фельетон «Рекомендация министра». Царь был возмущен. Цензора, пропустившего стихи, арестовали. Редактор журнала М.Погодин отказался назвать имя автор, и ему тоже грозил арест. Тогда Аксаков пришел в полицию и сам раскрыл свое авторство. Князю Шаховскому пришлось лично заступиться за друга, чтобы Бенкендорф не выслал его из Москвы. Заступничество помогло. Аксакова не только не наказали – его даже вновь взяли на службу в цензуру.

И он работал вполне добросовестно, надзирая за работой журналов «Русский зритель», «Телескоп», «Атеней», «Галатея», «Молва», «Московский телеграф». И в них же он публиковал собственные статьи, заметки, театральную и литературную критику. Но только под псевдонимами. У него было 22 псевдонима, а многие материалы выходили просто без подписи.

Интересный факт: до 20-х годов театральная критика в России не существовала. Потому что все актеры и работники театров считались людьми, находящимися на императорской службе. Критика их работы была бы прямой критикой лично императора. А какая может быть критика самодержца?

Но, видимо, конкуренция со стороны частных театров и увеличение их числа вообще привели к некоторым послаблениям в отношении данного жанра журналистики. И Аксаков стал одним из первых, кто создавал и продвигал его своей работой. Он много писал о театре. А при «Московском вестнике» учредил специальное «Драматическое добавление», и был его главным редактором и автором. Как театральный критик, он был приверженцем реализма. Под его влиянием зарождалась и формировалась русская драматическая традиция, которая требовала избегать ненатуральности, завываний в декламации, достоверности в речи изображаемых характеров. Одним из первых Аксаков оценил мастерство М. С. Щепкина и П. С. Мочалова (попутно критикуя устаревшие ходульные приемы В. Каратыгина, любимого актера Николая I). В сфере литературы Аксаков стоял на почвеннических позициях и так же приветствовал реализм, который только-только начал зарождаться в русской литературной среде.

Аксаков первым высоко оценил творчество Пушкина. Оспаривая мнение Николая Полевого, который вместе с реакционными критиками занимался травлей поэта, Сергей Тимофеевич, напротив, считал Пушкина лучшим, великим художником России. Как и Писарев, Аксаков критиковал романтические выдумки Фаддея Булгарина, хвалил Загоскина, отмечал большой вклад в театральное искусство Шаховского.

Как цензор, Аксаков поступал, опираясь на нелицеприятные суждения собственной совести, не склоняясь ни в либеральную сторону, ни на сторону властей, когда считал их неправыми.

«Моих поступков правоты

Не запятнает власть земная…»

Так писал он в стихах, объясняя свое отношение к делу. И там же бесстрастно указывал: «Не ангел царь, а человек».

Хотя работа цензора сама по себе провоцирует конфликты, он терпеливо старался разрешать возникающие трения, но если был уверен в своей правоте, то вступал в споры даже с друзьями. Так, он не пустил в печать трагедию «Марфа Посадница» М.Погодина, полагая ее публикацию несвоевременной в связи с текущим политическим моментом. При этом продолжал получать выговоры от начальства за статьи, которые пропускал в подшефных изданиях и которые не нравились властям. Журнал «Европеец» был закрыт за одну пропущенную Аксаковым статью. Объяснительные записки Бенкендорфу не помогли. Прихлопнула карьеру Аксакова-цензора сатирическая баллада «12 спящих будочников» В. Проташинского, опубликованная под именем Е. Фитюлькина. Когда и где власти любят сатиру? Царь Николай был разгневан, и Аксакова снова выгнали из цензоров – не прошло и двух лет.

Журналистские заработки не давали достаточно дохода семье, и Аксаков снова был вынужден искать место. В 1833 году ему удалось получить должность инспектора Константиновского землемерного училища. Здесь он показал себя с наилучшей стороны как организатор, попечитель и педагог. Под его руководством землемерное училище уже спустя два года, в 1835 стало Константиновским межевым институтом.

Аксаков стал его директором и приложил множество усилий, чтобы его студенты были благоустроены самым лучшим образом, обеспечены лучшим питанием, и главное – получили лучших учителей. Он строил новые здания, аудитории и жилье для воспитанников; заботился о том, чтобы преподавание велось качественно; хотя наем сотрудников должен был проходить контроль государственного попечителя Ивана Пейкеля, Аксаков хлопотал обо всех назначениях, жаловался начальству на учителя алгебры, который объяснял свой предмет невнятно и туманно, позаботился о назначении учителем словесности Белинского (семья Аксаковых поддерживала его материально, кроме того Аксаков помог издать его книгу «Основания русской грамматики» в 1837 году). В директорство Аксакова институтскими преподавателями были лучшие российские умы того времени: философ и критик Виссарион Белинский, математик Павел Щепкин, художник Николай Синявский и др.

Сергей Тимофеевич Аксаков может по праву считаться отцом-основателем высшей школы геодезии в России. Не будучи специалистом в этой науке, он сделал все, чтобы поставить учебный процесс вверенного ему института на прочный фундамент. Это высшее учебное заведение существует и по сей день. При Московском государственном университете геодезии и картографии (МИИГАИК) есть музей, в котором бережно хранят память о своем первом директоре.

Однако напряженная работа и бесконечные споры и конфликты с начальством подорвали силы С.Т. Аксакова. В 1838 году он был вынужден оставить службу.

Абрамцево

За год до того, в 1837, умер его отец, и Сергей Тимофеевич, получив крупное наследство, обрел, наконец, финансовую свободу. Все время, проведенное в трудах на государственной службе, он мечтал о двух вещах: заняться, наконец, писательством и устроить дом недалеко от Москвы, но вольно, на природе, где хватило бы места всему его многочисленному семейству.

И такой дом ему удалось обрести: в 1843 году он купил поместье Амбрамцево, расположенное на берегах реки Вори.

Сергей Тимофеевич был счастлив тому, как исполнилось его заветное желание. Он даже написал стихотворение, в котором радостно перечислял все необыкновенные достоинства своего нового дома.

«Вот, наконец, за все терпенье

Судьба вознаградила нас:

Мы, наконец, нашли именье

По вкусу нашему, как раз.

Прекрасно местоположенье,

Гора над быстрою рекой,

….

На Воре нет совсем воров,

Там есть весь обиход домашний

И белых множество грибов.

Разнообразная природа,

Уединенный уголок!

Конечно, много нет дохода,

Да здесь не о доходах толк.

Зато там уженье привольно

Язей, плотвы и окуней,

И раков водится довольно,

Налимов, щук и головлей».

За все годы своего директорства он не написал ни одной статьи, ни одной литературной строчки. Зато теперь, удалясь, наконец, на покой, в своем любимом Абрамцеве он посвятил все оставшееся ему время жизни литературе. Здесь он написал свои первые книги и знаменитый Аленький цветочек вырос именно здесь.

В культурной истории России Абрамцево занимает весьма важное место, и такое значение оно получило впервые именно при Аксакове. И не только благодаря его собственному творчеству. Аксаков дружил с Гоголем. Николай Васильевич подолгу жил и работал в Амбрамцево, он здесь писал второй том «Мертвых душ», который, однако, так и не был опубликован, потому что автор уничтожил большую часть рукописи.

Гоголь читает отрывки из "Мертвых душ" в доме Аксаковых

Уже после смерти Аксакова в 1859 году опустевшее без хозяина Абрамцево купил известный меценат Савва Мамонтов. При нем имение обрело новую жизнь, но уже с художественным, а не литературным уклоном. В Абрамцево жили и работали Михаил Врубель, братья Васнецовы, Илья Репин, Василий Поленов.

«Девочка с персиками» Валентина Серова появилась здесь: это портрет Веры Мамонтовой. На картине «Видение отроку Варфоломею» Михаила Нестерова изображен берег Вори. Знаменитая «Аленушка» Васнецова сидит на берегу абрамцевского пруда – там, где до этого Аксаков и Гоголь вместе ходили собирать грибы, а спустя годы Арсений Тарковский снимал эпизоды к своему фильму «Солярис».

Но это было потом. А пока, в начале 40-х годов 19 века, в Амбрамцево живет и творит Сергей Тимофеевич Аксаков. Беспокоит его только сильно пошатнувшееся здоровье. Он почти потерял зрение и его литературные труды требовали помощи дочери: он диктовал Вере свои сочинения.

Так появились на свет все его книги.

Жанровая проза Аксакова

На Западе литература для охотников – всевозможные руководства, пособия, справочники существовали со времен Римской республики. Особенно много их было в Англии и во Франции. Охота была главным развлечением знати, и, соответственно, для них и писали все эти книги о самых разных способах охоты, о повадках зверей, о стрельбе и т.п. В России первая охотничья книга «Урядник сокольничьего пути» (сокращенное название) была написана в 1656 году царем Алексеем Михайловичем и, по сути, представляла она собой распоряжение царя по хозяйству своему слуге, сокольнику Леонтию Григорову, разъясняющее, как вести царскую соколиную охоту правильно в смысле царского этикета и порядка. А не то будет этот Леонтий наказан так же, как провинившийся прежде него сокольник Борис Бабин.

Наверняка имелись в России переводные английские книги о псовой охоте, о породах собак, о лошадях и выездке, засадной охоте на лесных зверей и т.п.

Но, как верно заметил Сергей Тимофеевич Аксаков, в каждой местности свои порядки – свои звери, рыбы, грибы и у всего этого свои характеры, повадки и приемы. Следовательно, зарубежными пособиями русскому охотнику не обойтись.

Он задумал написать книгу для всякого русского человека, которому интересно и приятно охотничье занятие.

И первая книга, с которой он вошел в русскую литературу, стали «Записки об уженье рыбы» собрание очерков о рыболовстве. Что именно они представляют собой, написанные «по воспоминаниям, для удовольствия себе и пользы другим», можно понять из названий глав:

Происхождение удочки
Удилище
Ле́са
Наплавок
Грузило
Крючок
Поводок
Устройство удочки
Насадка
О выборе места
Прикормка
Об уменье удить

Завершает книгу часть, названная «О рыбах вообще», в которой 25 глав, каждая из которых посвящена описанию повадок и приемов лова какой-либо рыбе, из числа самых распространенных в русских реках и водоемах.

Книга Аксакова, написанная простым, ясным слогом, внятно и доходчиво объясняет все приемы и методы рыбалки. А главное – в целом защищает этот вид охоты, который многие в тогдашней дворянской Руси считали делом либо низменным, либо смешным и пустяковым. Аксаков – большой любитель рыбалки – напротив, призывал с уважением отнестись к этому занятию и любить природу не как декорацию, а чувствовать ее и причащаться ею, освобождаясь от всего наносного и фальшивого, что дает человеческая жизнь.

«Чувство природы врожденно нам, от грубого дикаря до самого образованного человека. Противоестественное воспитание, насильственные понятия, ложное направление, ложная жизнь — все это вместе стремится заглушить мощный голос природы и часто заглушает или дает искаженное развитие этому чувству».

Но стоит человеку прийти на зеленые речные берега, и…

«…улягутся мнимые страсти, утихнут мнимые бури, рассыплются самолюбивые мечты, разлетятся несбыточные надежды! Природа вступит в вечные права свои, вы услышите ее голос, заглушенный на время суетней, хлопотней, смехом, криком и всею пошлостью человеческой речи! Вместе с благовонным, свободным, освежительным воздухом вдохнете вы в себя безмятежность мысли, кротость чувства, снисхождение к другим и даже к самому себе. Неприметно, мало-помалу, рассеется это недовольство собою, эта презрительная недоверчивость к собственным силам, твердости воли и чистоте помышлений — эта эпидемия нашего века, эта черная немочь души, чуждая здоровой натуре русского человека, но заглядывающая и к нам за грехи наши…»

«Записки об уженье рыбы» вышли в свет в 1847 году. В российском обществе ее приняли с восторгом; критики увидели в ней нечто совершенно новое, и так это и было – это была первая в России жанровая книга о русской природе, живописная, но абсолютно реалистическая. Со школьных лет мы все знаем о тургеневских «Записках охотника», но в тот год, когда Аксаков выпустил свою книгу, Иван Сергеевич писал лишь первые свои рассказы, публикуя их понемногу в журналах, а полностью книга собралась лишь на пять лет позднее. Аксакова можно смело считать первым русским писателем-натуралистом. Гораздо позднее открытое им поприще, помимо Тургенева и Толстова, расширит и продолжит зоолог Леонид Павлович Сабанеев; здесь будут блистать такие имена, как В.К. Арсеньев, Н.М.Пржевальский, М.М. Пришвин, К.Г. Паустовский, В.В.Бианки, И.И. Акимушкин. Началу всему этому положил Аксаков. А книга его и по сей не устарела – если кому-то хочется узнать секреты рыбной ловли, берите и читайте. Услышьте этот спокойный тихий голос, говорящий нам из глубины 19 столетия вечные, непреходящие истины о любви к жизни, к природе и родной стране.

Книга оказалась так популярна, что писатель при жизни сделал три ее издания, дополняя и добавляя каждое. Последняя, четвертая редакция, подготовленная Аксаковым, вышла уже после его смерти.

Вдохновленный теплым приемом первой книги, Аксаков написал еще одну – «Записки ружейного охотника Оренбургской губернии». Она вышла в 1852 году и весь тираж был мгновенно раскуплен. Тургенев, Гоголь, Чернышевский – все отзывались о ней с восторгом. Выразительность и реалистичность описаний Аксакова делали его персонажей – зверей и птиц такими живыми, какими Гоголь «хотел видеть своих героев» (именно так Николай Васильевич написал об Аксакову в своем письме). Критики подчеркивали, с каким мастерством и знанием дела автор писал о своем предмете и говорили, что ничего подобного не было еще не только в русской, но и в западной литературе. Писать о животных, как о живых существах со своим характером и привычками, с таким внутренним пониманием и любовью – этого нигде и никто до Аксакова еще не делал.

Удивительно, но второе издание книги в 1853 году внезапно было запрещено цензурой. С огромным трудом удалось преодолеть наложенный властями запрет, зато издание ежегодного альманаха, который Аксаков хотел выпускать для охотников, запретили бесповоротно.

Дело в том, что помимо рассказов о природе, Аксаков занялся мемуаристикой. Все три года, пока он работал над охотничьей книгой, он не оставлял и своих трудов по созданию книги воспоминаний «Семейная хроника». Отрывок из нее его сын Иван намеревался включить в свой сборник очерков. Царю этот текст страшно не понравился – сборник запретили весь целиком, а Ивану Аксакову запретили был «где бы то ни было редактором» вообще.

На этом фоне и охотничий альманах запретили выпускать: лично начальник Третьего отделения Дубельт принял решение, что охотничьих историй в России не нужно печатать. Власть вела себя по отношению ко всему семейству Аксаковых мстительно и мелко, противодействуя живому начинанию без всякого смысла.

Рассказы, подготовленные Аксаковым для запрещенного охотничьего альманаха, были выпущены лишь в 1855 году в виде отдельного сборника с названием «Рассказы и воспоминания охотника о разных охотах».

Тема природы была любимой темой писателя, и он не оставлял никогда: , время от времени в журналах появлялись его заметки, рассказы и очерки об охоте, рыбной ловле, о собирании грибов.

Запрет альманаха привел к тому, что Аксаков стал уделять больше внимания работе над мемуарами. Он публиковал отрывки из своих хроник в журналах, но и тут столкнулся с цензурными ограничениями. Хотя, как признавался он сам, куда больше, чем цензоров, его пугала будущая оценка его текстов соседями, друзьями и родственниками.

Аксаков вовсе не собирался кого-то обличать и призывать к бунту против крепостного права: этого пафоса в его книгах нет. Но будучи честным писателем-реалистом, он не заглаживал и не приукрашивал никакие отвратительные стороны помещичьего быта, и это было отмечено всеми прогрессивными критиками.

Правдивость Аксакова и выразительная реалистичность его пера, вне всякого сомнения, могли привести к конфликтам, сделав встречу выведенных им на литературные страницы персонажей со своими прототипами очень неприятной.

Так оно и случилось. Не смотря на измененные имена и сочиненную географию, все всё поняли, все себя узнали.

Но Аксаков не желал ссоры с родней. В итоге повесть «Наташа», которую он хотел посвятить своей любимой сестре Наде, была отложена в долгий ящик, да так и не закончена.

Мемуары «Семейной хроники» опирались на воспоминания родни, рассказы старших членов семьи, родовые предания и легенды. «Воспоминания» Аксаков писал уже о себе, своей юности, учебе в институте, о людях, с которыми он встречался и которых знал лично. А заключила трилогию мемуарной прозы книга, с которой я начала эту статью: чудесная книга о детстве «Детские годы Багрова-внука». Интересно, как выстроил мемуарную работу Аксаков – начал не с себя и своего детства, а подступал к теме издалека, начав с времен незапамятных, до своего рождения, затем описал то, что помнил наиболее четко, и только после стал открывать самые глубокие слои собственной памяти.

Очевидно, книга эта была ему особенно дорога. Он называл мысли о ней «заветной думой».

«Я желаю написать такую книгу для детей, какой не бывало в литературе. Я принимался много раз и бросал. Мысль есть, а исполнение выходит недостойно мысли... Тайна в том, что книга должна быть написана, не подделываясь к детскому возрасту, а как будто для взрослых и чтоб не только не было нравоучения (всего этого дети не любят), но даже намека на нравственное впечатление и чтоб исполнение было художественно в высшей степени.»

В этой детской книге Аксаков и поместил свой заветный Аленький цветок – особенное сокровище, сказку, с которой познакомился в ранние годы. Эти записки о детских годах сразу выпустили отдельной книгой в 1858 году. Мемуарная трилогия Аксакова стала заметным событием в русской литературе. По сути, это была новая форма русского романа – семейная сага, искренняя, поэтичная, правдивая. Лирично повествуя о событиях жизни отдельного человека и отдельной семьи, трилогия Аксакова фиксировала историю Отечества, рисовала политические и социальные картины, атмосферу и характеры.

Последней работой Аксакова в жанре мемуаров должны были стать воспоминания писателя о Николае Гоголя, огромное значение которого для русской литературы Сергей Тимофеевич осознавал с самого начала знакомства с ним. Он очень любил Гоголя, высоко ставил его дар реализма, дружил с ним. Но смерть друга так его потрясла, что он не сразу сумел взяться за записки о нем. В итоге первые очерки и материалы к книге о Гоголе стали появляться не раньше 1852-1853 года, когда Аксакову довелось прочитать «Записки о жизни Н. В. Гоголя», написанные П. А. Кулишом. В результате книга о Гоголе, так и не была, по сути, закончена.

Аксаковскую «Историю моего знакомства с Гоголем» опубликовали только в 1890 году.

Книга о Гоголе в серии "Литературные памятники"

Сергей Тимофеевич Аксаков умер 30 апреля 1859 года в возрасте 67 лет, оставив нам свою негромкую прозу о русских людях и русской природе, написанную превосходным русским языком. И это - наше заветное.