Автор — Карла Косте, урождённая Брандес-Альтхоф (26. 11. 1894 — 07. 1973)
Перевод — Евгений А. Стюарт (Eugene A. Stewart, Esq.)
Когда я ходила в школу, у нас случались очень жаркие дни. Если термометр показывал +25°в тени, то можно было смело возвращаться домой. Я же хотела остаться, так как мне очень нравилась школа, а вот в городе для меня не было хоть каких-нибудь, да вообще никаких, интересов.
Таким образом, с мчавшимися вперёд своих ног мыслями, я шла через Альтер Маркт, огибала Замковый пруд и Орденский замок, проходила мимо «Зелёной кошки», и вверх по Кошачьей горке с её кошмарной мостовой. Солнце палило неимоверно, но вот уже и «Маленькая вилла». Однако сегодня у меня на неё нет времени, поскольку впереди показалась «Большая вилла» (Вилла Брандесов — Е.С.). Тут была городская окраина, с её деревенским воздухом, где пахло сеном и домом.
Как я сегодня вспоминаю, главным преимуществом «Большой виллы» было её расположение с великолепным видом на речную долину и широкие луга. Во всём остальном она была совершенно странной. Большое двухэтажное здание в стиле девяностых годов (XIX-го века — Е.С.), с высокой луковичной башней и невероятным количеством фронтонов, эркеров, балконов и балкончиков, карнизов и колонн. Впрочем, каждый с детства знает: чем запутаннее и непонятнее дом, тем интереснее играть там в прятки и казаки-разбойники. «Большая вилла» действительно сказочно для этого подходила и, что очень важно, нам там разрешалось всё.
Так вот, когда наступали жаркие деньки, я всегда отправлялась именно в «Большую виллу», потому как там, в окне большой прохладной залы я могла видеть милое старое лицо бабули, как мы ласково называли маму моего отца. Она улыбалась мне и махала рукой, а я неистово махала ей в ответ обеими руками и мчалась по двору к входной двери с развевающимися косичками и громыхая школьным ранцем. Мне никогда не приходилось звонить в звонок, потому что Фриц, старый слуга бабули, всегда был на месте. Я небрежно отдавала ему свой ранец и со всех ног бежала в холл.
Там, у окна, в своём кресле с подголовником, сидела бабуля. На ней неизменно было чёрное платье с брошью из римской мозаики, белая кружевная шляпка (днём чёрный кружевной чепец) с широкими тёмно-фиолетовыми лентами, завязанными бантом под подбородком. Тяжёлые белоснежные косы были сплетены на затылке восьмёркой. Однако я видела лишь большие чёрные глаза на её милом старом лице, сиявшем добротой и радостью. Вокруг бабули всегда разливались жизнерадостность и теплота. Это была та самая радость, которой уже практически не встретишь, которая не имеет ничего общего с обычным весельем. Это даже не счастье, а естественное выражение глубокого доверия к Богу и нежной любви к человечеству. Каждый ребёнок ощущал теплоту, которую излучала эта жизнерадостность, и чудесную уравновешенность бабушки, и мы всеми своими детскими сердцами тянулись к ней.
Едва я сооружала себе из различных подушек ложе у её ног — а ни у кого не было столько подушек, как у бабули, которая позволяла делать с ними всё что приходило нам в голову — как входил Фриц и приносил мне малиновый лимонад. Нигде больше не было так сладко и хорошо, как здесь, и мне даже разрешалось самой принести серебряные баночки с леденцами и печеньем, хотя я и не была избалована сладостями. Из печенья я выкладывала различные имена прямо на цветном мозаичном полу зала, а затем съедала их. Такое я делала только у бабули, тогда как наша фрейлейн впала бы от подобного в шоковое состояние. В процессе я рассказывала ей о школе и своих младших братьях и сёстрах. Бабуля же смотрела в окно, а Фриц, на всякий случай, сторожил у ворот сада, чтобы мимо не проехал экипаж, который должен был забрать меня из школы. Но я не думаю, что это действительно было так уж необходимо, потому как наш старый кучер, проезжая мимо, всегда здоровался с бабушкой, а в жаркие летние дни точно знал, где меня искать.
Когда родители куда-то отлучались, бабуля приезжала к нам погостить, и тогда весь дом наполнялся радостью и смехом. Бабуля проводила всё своё время в детской комнате, всегда находя для нас время и могла по сто раз пересказывать одну и ту же сказку.
Для меня всегда было большой радостью, когда болели мои младшие братья и сёстры, потому как тогда мы с братом могли отправиться в «Большую виллу» без сопровождения нашей фрейлейн. Там для нас наступал настоящий рай. Мама иногда качала головой и говорила — Бабушкам и дедушкам позволяется баловать, а родители должны воспитывать.
Она была готова ко всему, когда приходила нас проведать у бабушки, но однажды даже у неё пропал дар речи. В тот раз она вошла в садовый зал без предупреждения. Посередине комнаты, на стуле, сидела бабуля, а мы в это время цветными мелками уже успели разрисовать паркетный пол и уже приступили творить свои художества на бабушкиной широкой дамасской юбке.
Мы очень любили, когда наступали вечерние сумерки. Летними вечерами мы сиживали с бабулей на большом балконе, откуда открывался чудесный вид на долину Прегеля. Солнце садилось, широкое бескрайнее небо полыхало красным огнём, золотившим своим светом окрестные луга. И прямо посреди заката тёк Прегель, прокладывая свой путь к маленькому Христу и Богу.
От реки поднимался туман. Бабуля рассказывала нам о живших в этом тумане феях, которые в своих белых вуалях уносят убегающих в него детей. Также она рассказывала и о водяном духе, игравшем на своей флейте, под которую танцевали феи. А ещё она рассказывала о маленьких гномах, сидевших на большом и шатком валуне в болоте, когда на небе всходила луна. Когда же темнело, то она тихо и протяжно заводила нашу любимую песенку: «Взошла луна, ясно мерцают на небе золотые звёзды. Лес чёрен и безмолвен, а с лугов поднимается белый туман». После этого мы ложились спать, одаренные на сон грядущий бабушкиным поцелуем.
Такой была наша бабуля, и когда она умерла, это стало первым большим потрясением моего солнечного детства. В ту пору мне было двенадцать лет. Две старых белоснежных пони везли гроб своей хозяйки от виллы по Липовой аллее к господскому дому. Мы следовали за ними, будто маленькие чёрные точки, совершенно растерянные, а все люди из имения и города стояли вдоль дороги, бросая под ноги последние осенние цветы и плакали.
Её упокоили в нашей маленькой часовне с видом на всё поместье. Городские церковные колокола благословили её могилу, а на чёрном кресте была начертана надпись — Любовь никогда не перестаёт.
Автор — Карла Косте, урождённая Брандес-Альтхоф (26. 11. 1894 — 07. 1973)
Перевод — Евгений А. Стюарт (Eugene A. Stewart, Esq.)
При перепечатке или копировании материала ссылка на данную страницу обязательна. С уважением, Е. А. Стюарт
Перу Карлы Косте также принадлежит прекрасные воспоминания и о Маленькой вилле, что когда-то стояла на Кошачьей горке (на Шлоссштрассе) — Сказка про Маленькую виллу