В октябре 2024 года исполняется 210 лет со дня рождения Михаила Юрьевича Лермонтова. Эту дату отмечает вся мировая общественность, молитвенно отмечают поминальный год русские православные люди. Художественное наследие М. Ю. Лермонтова уникально. В неполные тринадцать лет творческой деятельности (1828–1841) им было сделано так много, что не укладывается в один век. В то же время наш российский гений – явление типологическое, ставшее национальным самосознанием российской духовной культуры. Творчество писателя не вкладывается в узкие рамки одного менее чем полувека, в котором он жил: в стихах его есть упоминание доисторических лет, есть описания времен язычества, – все это в ранний период написания стихов. Здесь среди заведомо слабых стихов встречаются шедевры. По содержанию творчество Лермонтова взросло с самого начала. Серьезность тем и проблем изумляет исследователей.
Содеянное поэтом и прозаиком Лермонтовым по-прежнему актуально для мыслящего русского общества. При жизни самого писателя выходили две его книги: роман «Герой нашего времени» и небольшой сборник стихов. К 210-летию со дня рождения писателя интерес к изучению его наследия не только не затухал – напротив, возрастал: появлялись новые издания его сочинений, книги и статьи о его прозе и поэзии.
Что такое для нас, пензенцев, Лермонтов? Пожалуй, сразу и не объяснишь то ощущение гордости, которое охватывает нас, едва бросаешь взгляд на выразительное лицо с задумчивыми темными глазами, властно вбирающими в себя одновременно порыв мятежной бури, демонический дух отрицания, проникновенно нежную любовь к проселочным дорогам, «дымок спаленной жнивы», «говор русского мужичка». Во внешнем облике угадываются твердость и решимость.
Это – Лермонтов! Это наш Лермонтов! Во все времена года: весной и летом, осенью и зимой, в любую погоду приезжают люди в Тарханы, где прошла большая часть его жизни. Здесь, в комнатах бабушкиного дома, кажется, притаился ХIХ век со своей размеренной неторопливой жизнью; все так же, как и при жизни темноглазого Мишеля: на ветхом рояле лежит, скрывая печальные думы, платок матери поэта, Марии Михайловны, и по нему беззаботно гуляет дурашливый солнечный зайчик. Люди едут в Тарханы, чтобы еще раз посмотреть на посаженный поэтом дуб, полюбоваться прудами и аллеями, вдохновившими юношу своей исконно русской красотой; едут поклониться благородной музе великолепного мастера. Пребывание Лермонтова в Тарханах имело огромное влияние на формирование его характера как личности.
«Есть место, где я буду отдыхать» – предугадал Лермонтов. В последнем письме Е. А. Арсеньевой он писал: «Прощайте, милая бабушка, будьте здоровы и уверены, что бог вас вознаградит за ваши печали».
Долго будет плакать бабушка, прочитав последнее письмо Мишеньки, и долго печалиться, узнав об убийстве внука. Все сделает, чтобы сохранить память о нем. Сердце ее не согласится с погребением тела Михаила Юрьевича на далеком Кавказе. Она добьется разрешения на перевоз праха внука из Пятигорска в Тарханы. Предписание министра внутренних дел о разрешении перевезти тело убиенного из Пятигорска в Тарханы было оформлено 21 января 1842 года за номером 481.
«Господину Пензенскому Гражданскому Губернатору.
Государь император, снисходя на просьбу Помещицы Елизаветы Алексеевны Арсеньевой, урожденной Столыпиной, изъявил Высочайшее соизволение на перевоз из Пятигорска тела умершего там в июле месяце прошедшего года внука ее Михаила Лермонтова, Пензенской губернии Чембарского уезда в принадлежащее ей село Тарханы, для погребения на фамильном кладбище, с тем чтобы помянутое тело закупорено было в свинцовом и засмоленном гробе и с соблюдением всех предосторожностей, употребляемых на сей предмет…».
Теперь можно было изъявлять «Высочайшее соизволение», однако последующий бег времени показал, что фактически умерший Лермонтов стал не менее опасным, чем живой. Его биография продолжалась. В конечном счете, главным судьей выступает время. Бабушка будет вознаграждена за свои печали на этом и на том свете, а мы останемся благодарными ей за любовь к Михаилу Юрьевичу.
Пробуждалась природа. По бугоркам во всю петушилась своими желтыми головками мать-и-мачеха, потеплели облака, плывущие в сторону родного села. Вот-вот будут лопаться первые почки на деревьях. Когда подвода из далекого Пятигорска подъезжала к Тарханам, уже отзвенели ручьи по оврагам, заметно полноводнее стала Марарайка, освободившаяся от льда, пруды на барской усадьбе похорошели. Вот-вот защебечут приветливо листочки, возвещая миру о своем рождении, с радостным возгласом обратятся к работяге светилу пробудившимся возгласом: здравствуй, солнышко, мы снова живем. А родные Тарханы в глубокой печали. С нескрываемой грустью встречали сельчане, скинувшие зимние тулупы, гроб поэта; крестьянские избы застыли в низком поклоне под тяжестью скорбного неба; отстранила на время веселое пасхальное настроение нагрянувшая печаль, показывая подводам уже просохшую дорогу к церкви.
Привезли его сюда 21 апреля 1842 года, на пасхальной неделе. Старожилы не припомнят большей печали, чем тот траурный день. Долгожданная, праздничная, высокоторжественная церковная служба должна идти, а местные священники Теплов Феодосий Михайлович и Троицкий Петр Григорьевич отказались вести ее. Неслыханное дело! Как можно! «За неслужение благодарных молебствий на Пасху получили выговор, и обязаны они подпискою впредь производить положенные молебствия по гибели не упустительно». Так уже и после смерти опальный поручик не давал властям покоя.
Двое суток гроб простоял в церкви Михаила Архангела, освещенной еще при жизни Лермонтова в его честь. Гроб стоял, чтобы дать возможность народу проститься с Михаилом Юрьевичем. Наконец-то неуспокоенная душа поэта приблизилась к вечному покою. «23 апреля 1842 года состоялась панихида погребения в присутствии огромного числа людей. Много было слез и мысленных пожеланий спокойствия в Царствие Небесном рабу Божиему Михаилу. Прощающимся с покойником было необычно волнительно, а потому и жутковато видеть свинцовый ящик более двух метров в длину и более метра в ширину, покрытый черным бархатом. Неземная аура ощущалась здесь, бессмертный дух, о котором писал поэт при жизни, витал в церкви. Острее всех его присутствие чувствовала согбенно стоящая в траурном одеянии бабушка, поддерживаемая родственниками. Как живой, легко спустился к ней внучек. Целуя ее руки, он виновато обратился к ней:
– Прости, бабушка. Прости за причиненное горе. Участь моя была уготована. Я ничего не мог переделать в моей судьбе.
– Стоит ли об этом, мой родненький? – одними выплаканными глазами спросила Арсеньева. – Не надо так корить себя. Ответь лишь: хорошо тебе здесь?
Лермонтов преклонил колени, опустил голову, дотронувшись подбородком до воротничка белоснежной рубашки.
– Спасибо, бабушка. Мне здесь хо-ро-шо, – растягивая слово «хорошо», проговорил внучек, плавно поднимаясь над прихожанами.
Не сомневалась бабушка, не сомневались сельчане, что Господь простит все прегрешения поэта вольная и невольная и дарует ему Царствие Небесное.
Когда из жизни уходят талантливые люди, от них остается не только память, но и энергия духа, которая из поколения в поколение продолжает волновать потомков, вызывая в них чувство сопричастности. Как и многие россияне, ежегодно приезжаю в Тарханы в день поминовения. Как-то мы уже свыклись с тем, что на праздник «День поэзии» приезжают многотысячные экскурсии, в том числе и солидные гости из столицы. Сюда постоянно прилетает душа бабушки поэта, Елизаветы Алексеевны. Она слушает стихи внука и других поэтов, радуется за него, гордость появляется за внука. Появляются и сомнения о прошлых своих решениях и суждениях: «Видимо, тогда напрасно Мишу записала в юнкера». Впрочем, на все воля Божья. Как уж она молила Спаса Нерукотворного, слезами заливались ее глазыньки. Хоть и обиделась, помнится, на почитаемого ею Спаса, но, как показало время, не напрасно за него страдала и молилась все-таки не зря. Время, в конечном счете, все расставило по своим местам: Зло было наказано, а Добро восторжествовало. По воле Высшего Пророка известен стал внучек всем.
Притомились от праздничных речей тенистые аллеи, подернулись туманной дымкой пруды, над усадебной церквушкой зашептались загадочные звезды, особенно ярко разгорелась звездочка, повисшая над самим домом. Это та Звезда, к которой неоднократно обращался поэт. Михаил Юрьевич, как он любил это делать, присел на скамеечку возле дома и снова погрузился в нескончаемые раздумья. В комнатах же дома, где протекли его детские годы, так же, как и раньше, расставлена мебель; на столе лежат его личные вещи: дорожная шкатулка орехового дерева, печатка, черный жестяной портсигар, альбом с рисунками, на стене висит написанная им масляными красками картина «Кавказский вид возле селения Сиони».
Вещи обладают способностью не только нести определенную информацию, но и оставляют некую долю присутствия бывшего хозяина. По крайней мере, рассматриваемые лермонтовские личные вещи в залах музея «Тарханы», такое присутствие ощущаешь. В быстробегущей жизни мы обычно не придаем значения полученным подаркам, скажем, хранящимся в семьях и передаваемым из поколения в поколение, а они несут свои (в основном) положительные заряды, невидимо помогая детям и внукам. С их помощью прочнее осуществляется связь времен.
Весна. Распускались первые почки на деревьях и кустарниках. Пройдя стройные ряды яблоневого сада, очутился недалеко от пасеки, вбежавшей на некоторое возвышение, от холма далеко-далеко просматривалась в сиреневой дымке окрестность. По бугоркам весело щетинилась зелеными шапочками трава, желтыми пушинками раскинулась по склонам мать-и-мачеха, коврики которых пробивала разноцветными островками медуница. И над этим царством возрождающейся жизни, охраняемой редкими курчавыми облаками, по-хозяйски заботливо кружились трудолюбивые пчелы. Казалось, тарханский воздух какой-то особенный, настоянный на медовых испарениях, он волшебно дурманил сознание, даря душевным порывом некую невесомость. Так и хотелось легкокрылой бабочкой полететь над сочными зелеными полянками, заплутаться в ветвях деревьев, склоненных над синей гладью прудов, подарить радужное настроение сидящему на скамейке перед домом Михаилу Юрьевичу, сказать ему спасибо за предоставленную встречу с прекрасным.
Настоящее чудо ожидало в нижней части барской усадьбы, под крутым склоном у берега пруда: на месте поверженного могучего дуба, некогда посаженного Лермонтовым, любопытно глядело на меня его юное дитя – молоденький дубок, что-то нашептывавший еще неокрепшими листочками. Прислушавшись к их ритмичному шелесту, догадался: он, пригретый солнечными лучами и заботами работников лермонтовской усадьбы, читал стихи. Да, подумалось тогда, поэзия с природой всегда живут в непрерывном ладу, они вечны и щедро дарят людям свои творческие чудеса.
С колокольни сельского храма Михаила Архистратига послышались малиновые звоны колокола. Не знаю, почему мне захотелось поздравить рвущийся к жизни дубок – это юное зеленое создание – с днем рождения, а слава благодарности за разбуженные счастливые мгновения направить тому, кто предугадал и добился своим талантом бессмертия.
Г.Е. Горланов, профессор кафедры «Литература и методика преподавания литература» Пензенского государственного университета
