Вика хрупкая, сердобольная, внимательная. Хотя бы тот факт, что она не бросила нас с малой, характеризует ее как очень эмпатичного, сопереживающего человека. Но для нее это, скорее, минус. В медицине чувства мешают, а порой могут привести пациента к смерти. Как случилось в моем случае…
- Ты можешь остаться до утра.
- Нет, - чеканит коротко и твердо. Простреливает меня недовольным взглядом, будто я что-то неприличное предложил. – Я и так у вас задержалась, - важно прокручивает изящные часики на тонком запястье.
- Ладно, как скажешь, - капитулирую, освобождая путь к двери.
В узком проходе между детской кроваткой и пеленальным столом вдвоем не протолкнуться. После огромного дома с мансардой эта квартира кажется мне тесной, душной коробкой, в которой я ночую, как бомж. Причем я выбрал самую большую площадь, однако все равно нам с Алиской неуютно. Надо хотя бы сделать перестановку, чтобы оптимизировать пространство, но руки не доходят. Я даже вещи не все разобрал после переезда.
В какой-то момент мы с Викой оказываемся четко напротив. Лицом к лицу. Она по-девичьи теряется, а я усмехаюсь и невесомо касаюсь ее талии, чтобы оттеснить к двери. Стоит нам разойтись, как Алиска заходится в диком вопле.
Машинально разворачиваюсь к кроватке, но Богданова опережает меня. Моргнуть не успеваю, как вижу малышку на ее руках. Крик становится все тише, а постепенно переходит в жалобное мяуканье.
- Тш-ш, - Вика ласково успокаивает Алиску, прижимаясь губами к ее макушке, рядом с бьющимся родничком.
Неосознанно зацикливаюсь на образе матери с ребенком. Окаменелое сердце дергается за ребрами, но я усмиряю его, загоняя обратно под замок. Вычеркиваю из памяти приятную, но чужую картинку. У нас никогда не будет полной семьи.
- Ты принимаешь пациентов чересчур близко к сердцу, - отмечаю с легким укором. - Жалость погубит тебя, доктор.
- Зато мое равнодушие погубило бы вас, - фыркает она, прижимая мурлычущий комочек к себе. Алиска не теряет времени зря и активно слюнявит ей блузку, постукивая кулачком по ложбинке груди. - Сейчас бы вы не мне грубили, а объяснялись с полицией и опекой, вызванными с легкой руки вашей соседки.
- Она старая коза, с первого дня нас невзлюбила, - гневно выплевываю.
Вика приоткрывает рот, чтобы возразить мне, но так и не произносит ни звука, потому что притихшая дочка неожиданно срыгивает, выпуская на безупречный костюм нашего педиатра чуть ли не половину объема своего кормления.
- За это тоже извини, давай дочку мне, - вздыхаю, поднимая руки к Алиске. Провожу пальцами по маленькой спинке, спотыкаюсь о Викину кисть, невозмутимо перекладываю ладонь на детскую попу, придерживая ее.
- Часто у вас такое бывает? - хмурится Богданова, рассматривая дочку и потеки смеси на своей некогда идеальной одежде. Не проявляет ни грамма брезгливости. Скорее, оценивает ущерб с медицинской точки зрения и мысленно перебирает диагнозы.
- Обычное дело, - все-таки забираю кроху. - С рождения футболки мне метит.
- Гордей, скажу честно, меня это настораживает, - мрачно сводит брови.
- Виктория, еще одно слово – и придется спасать меня от инфаркта, - нервно ухмыляюсь, опуская дочку на столик, чтобы сменить распашонку. Нам пора бы одноразовые использовать, потому что в ванной уже собралась целая гора грязной детской одежды.
- Нет уж, увольте, возмущенные и хронически недовольные отцы в мою сферу обязанностей не входят, - ехидно хмыкает Вика, осторожно снимая с плеч испачканный пиджак. Двумя пальцами оттягивает мокрую ткань блузки, облепившую верх ее груди. - Для начала давайте попробуем сменить смесь. Когда выздоровеете, сдадим несколько анализов, а дальше посмотрим. Будем контролировать набор веса, график кормлений и ваше самочувствие. Не беспокойтесь, наладим работу желудочка.
Подходит к Алиске, слабо отталкивает меня плечом от собственной дочери, склоняется над ней и ощупывает голый животик. Послушно отхожу, чтобы найти в шкафу последнюю чистую футболку. Мне их тоже катастрофически не хватает, но эту… я подаю опешившей Вике.
- Иди в душ, в таком виде я тебя к младенцу не подпущу, - возвращаю ее же фразу и вижу, как мягкая улыбка трогает пухлые, напряженно поджатые губы. – Антисанитария, - с упоением отчитываю молодого врача, отомстив ей за наш недавний разговор. Теперь мы меняемся местами.
- Если можно, я застираю у вас блузку? – смущенно спрашивает вместо того, чтобы спорить и сопротивляться. Мне импонирует ее уравновешенность и мудрость.
- Да, и повесь на змеевик, если найдешь там место. За ночь высохнет, - инструктирую деловито и возвращаю дочку в кроватку, предварительно сменив ей подгузник. За эти недели я так привык, что ребенок постоянно или ест, или писает, что делаю все необходимое на автомате.
Пока Вика скрывается в душе, я расстилаю для нее постель в отдельной комнате. Здесь никто еще не ночевал, ведь сам я сплю на диване в детской. Не могу ни на шаг отойти от Алисы. Каждый день пролетает как в тумане, и только сегодняшний неожиданно заиграл светлыми красками благодаря неопытному, но очень трудолюбивому врачу с обостренным чувством ответственности.
- Послушайте, Гордей, я не…
Реагирую на скромный мелодичный голос и, импульсивно стиснув пальцы на комплекте постельного белья, оборачиваюсь. Вика нерешительно мнется на пороге. В моей футболке, длинные края которой повязаны узлом на осиной талии. Юбку она решила оставить, видимо, чтобы не щеголять по дому полуобнаженной. Хотя меня это ничуть бы не затронуло – мужик во мне умер и похоронен под гранитной плитой.
- Ты обещала утром к нам заехать, помнишь? – строго произношу и выпрямляюсь, чтобы не смущать ее. Небрежно бросаю одеяло на кровать. - А до рассвета осталось… часа четыре, - указываю на настенные часы. – Если хочешь, позвоню Богданову и отчитаюсь, что его дочь в безопасности.
- Может, хватить акцентировать внимание на моем возрасте? - грозно произносит она, и в эту секунду ее лицо озаряется проблеском молнии. Взгляд мечется в окно, за которым бушует стихия, на дне черных зрачков вспыхивает страх. Маленькая девочка боится грозы, но усиленно прячет свою слабость. – Я останусь исключительно для того, чтобы вы в лихорадке не проспали свою дочь.
- Принято, - подавляю смешок, который провоцирует у меня ее чересчур серьезный, боевой вид. Юная совсем, горячая, дерзкая. Характер как каленое железо. Она станет хорошим врачом. – Спокойной ночи, - огибаю ее по широкой траектории, стараясь больше не касаться, и оставляю одну в комнате.
- И вам, - чуть слышно доносится мне в спину.
Спустя полтора часа я кормлю Алиску, четко по расписанию, которое составила Вика. Стараюсь не шуметь, чтобы не разбудить ненароком плененного нами врача. На доли секунды останавливаюсь у ее закрытой двери по пути на кухню. Прислушиваюсь к звукам и шорохам внутри комнаты. Богдановой не спится, однако все равно я решаю ее не тревожить – пусть отдохнет от моей душной компании.
Закончив все дела и убедившись, что дочка мирно сопит в коконе, я собираюсь вздремнуть. Совсем недолго, не более получаса… Но как только голова касается подушки, меня отрубает так, будто кто-то выключил тумблер.
- Гордей, - сиплый шепот будоражит слух, а рваное дыхание едва уловимо обдает щеку. – Надо вставать, Гордей Витальевич, - летит мне в лицо строже и громче.
Запах легких женских духов вперемешку со стойким лекарственным флером, от которого медикам не избавиться, пробуждает профессиональные ассоциации. Ночное дежурство в клинике, пара часов отдыха после сложной операции, медсестра на посту…
- Подготовь пока пациента к осмотру, я сейчас приду в приемную, - чеканю жестко, накрывая лоб ладонью. Зажмуриваюсь от яркого света, бьющего по сомкнутым векам. Неужели уже утро? Я только лег…
- Боюсь, нашей маленькой пациентке нужен папочка, - доносится мягко и по-доброму.
Такая особенная манера речи, с резкими перепадами от суровых ноток до ласковых, свойственна только одному человеку…
- Хм, Виктория, - лениво приподнимаюсь на локте и часто моргаю, фокусируя поплывшее зрение на девушке, что присела возле моего дивана.
Встречаемся взглядами, и она тут же разрывает мимолетный зрительный контакт. Подскакивает на ноги, одергивает юбку и поправляет лацканы пиджака, на темной ткани которого чуть заметны светлые разводы. На память от Алиски.
- Мне пора на работу, - сообщает так, будто мы живем вместе. И она сейчас уйдет, чтобы вернуться вечером, приготовить ужин, покормить ребенка… На мгновение я замыкаюсь в себе, забывая, кто в этой квартире хозяин.
- Хорошего дня, - отвечаю, как муж со стажем. И яростно растираю руками заспанное лицо, пытаясь взбодриться.
Нехотя занимаю положение сидя, откинувшись на спинку дивана. Выглядываю из-за утонченной фигуры Вики на детскую кроватку в поисках дочки. Кажется, я проспал кормление.
Черт! Отец года!
Почему дочка такая спокойная? Обычно она будит меня криком.
- Алиске я дала смесь и лекарства. Следующий прием через три часа, не забудьте. И следите за температурой, - командует Богданова, будто я совсем безнадежен. – Своей тоже, - добавляет тише, указывая на горсть таблеток для меня.
- Так, а я почему не проснулся? Я даже не слышал, как ты вошла в комнату, - удивленно протираю глаза.
- Вы были заняты тем, что во сне медсестер строили, - с лукавой ухмылкой издевается надо мной, но следом становится серьезнее. – Распишите себе задачи на день и обязательно ставьте будильник. Мужчине сложно привыкнуть к режиму ребенка и откликаться на его потребности, это нормально, ведь у вас элементарно нет материнского инстинкта и чуткости. Привычка обязательно выработается, но нужно время. И наймите няню, наконец, иначе загоните себя, - морщит аккуратный нос, недовольно окидывая меня, помятого и сонного, прищуренным взглядом.
- Не понимаю, ты сейчас раскритиковала меня или приободрила? – выгнув бровь, смотрю на нее исподлобья. Мне становится не по себе от ее пристального внимания – начинаю чувствовать себя совсем потерянным для общества элементом.
- Всего лишь констатировала факт, не следует воспринимать мои советы в штыки. Я вам не враг. В моих интересах, чтобы вы скорее выздоровели, а у меня было меньше работы, - снисходительно улыбается мне с высоты своего роста. – Я постирала детские вещи, а ваши только успела загрузить в машинку, развесите позже, когда прозвучит сигнал. Лекарства для Алиски оставила на кухонной столешнице, рядом с бутылочками и смесью, - делает паузу, чтобы добить меня своей заботой и поставить в неловкое положение. – На плите куриный бульон. Это для вас.
Нервно кашляю от неожиданности и легкого шока. Подаюсь вперед, облокотившись о колени и свесив кисти между широко расставленных ног. Понимаю, что должен поблагодарить Богданову, но мысли путаются в разрывающейся от мигрени голове, а слова острыми костьми застревают в горле.
Замираю, уставившись на нее, как баран. Наверное, в моих глазах бегущей строкой мелькает череда вопросов, но я не в силах озвучить ни одного. Так и хороню в себе искренние удивления.
Зачем ей все это? Могла бы не делать…
Легкий взмах длинных, изогнутых ресниц, шумный вздох – и Вика молча уходит, попрощавшись со мной коротким кивком.
- Я провожу, - растерянно говорю ей вслед.
- Не надо. Я захлопну дверь, - оборачивается на пороге, мило улыбнувшись. - Жду вас на приеме.
Некоторое время просто сижу, не шевелясь, и смотрю на пустой дверной проем. Ощущение, будто мне только что показали нечто важное, поманили перед носом - и тут же забрали.
Это была демоверсия домашнего уюта. Наверное, я заплатил бы за полную. Но Вика не нянька. Она не нанимается и не продается. Вряд ли вообще вернется после тяжелой вчерашней ночи. А жаль.
.
Я влюбилась в коллегу и отца своей маленькой подопечной, нарушила врачебную этику и личные принципы, а он… цинично отправил меня на аборт. Вскоре после этого я застала его в объятиях одной из сотрудниц. Я думала, что Гордею не нужен никто, кроме его умершей жены, а ему просто не нужна… я. За два крохотных сердечка, которые бьются под моим, и за свое собственное мне придется бороться в одиночку.
Ненужная мама. Сердце на двоих
